Конечно, эта мелкая непорядочность — пустяк по сравнению с предательством. Начался дождь, но Аллегра этого не знала, пока не вышла на улицу. Да и тогда почти не заметила, хотя была в одной футболке. Она прошла три квартала до своей машины и отправилась к родителям; ехала она два часа, дольше, чем обычно, потому что забыла взять деньги на проезд по мосту (и даже водительские права), пришлось остановиться на обочине, вылезти из машины и упрашивать. Ее пропустили, настолько убедительны безудержные слезы в практически голом виде.
Домой она добралась в четвертом часу утра, промокнув до нитки. Отец принес Аллегре кружку горячего молока; мать сразу уложила ее в постель. Три дня она вставала только в туалет. Коринн звонила несколько раз, но Аллегра отказывалась с ней говорить.
Как Коринн смеет записывать секреты Аллегры и отправлять в журналы для публикации?
Как Коринн смеет записывать их так плохо, что их никто не берет?
Если любовь не сложилась, Джейн Остен не виновата. Нельзя даже сказать, что она не предупреждала. Для ее героинь все заканчивалось удачно, но в каждой книге есть персонажи, не нашедшие счастья: в «Чувстве и чувствительности» — брэндоновская Элайза; в «Гордости и предубеждении» — Шарлотта Лукас, Лидия Беннет; в «Мэнсфилд-Парке» — Мария Бертрам. На этих женщин надо обращать внимание, но никто не обращает.
Аллегра изо всех сил старалась держать мнение Коринн при себе, но то и дело говорила ее словами. Коринн не собиралась хвалить такого автора, как Остен: столько писать о любви, когда на свете полно других вещей.
— У Остен все на поверхности, — заметила Аллегра. — Она не из тех писателей, кто использует образы. Образ вносит в текст несказанное. У Остен все сказано.
Пруди решительно замотала головой; волосы разметались по щекам.
— У Остен в половине слов есть ирония. Ирония выражает две вещи сразу.
Пруди еще не до конца сформулировала свою мысль. Она раскрыла ладони, словно книгу, и захлопнула. Аллегру этот жест озадачил, но она видела, что Пруди хочет поделиться каким-то глубоким убеждением.
— То, что говорится, плюс противоположное, которое говорится одновременно, — выкрикнула Пруди. С тщательно построенной манерностью пьяного. Ее манерность всегда казалась слегка искусственной, так что разница была едва заметна. Язык слегка заплетается, брызги слюны.
— Да, конечно. — Разумеется, Бернадетта не лучше Аллегры представляла, о чем твердит Пруди. Просто предпочла согласиться: это вежливее, чем возражать, даже если понятия не имеешь, о чем речь. — И по-моему, именно юмор заставляет нас читать ее книги двести лет спустя. По крайней мере, мне он наиболее близок. Думаю, в этом я не одинока. Если одинока, скажите.
— Людям нравится читать про любовь, — ответил Григг. — По крайней мере, женщинам. То есть — мне тоже. Я не говорю, что мне нет.
Сильвия вернулась в комнату и разворошила огонь. Искры, кружась, полетели в дымоход. Она доложила полено, прибив оставшиеся язычки пламени.
— Брэндон и Марианна, — сказала она. — Правда, в конце кажется, будто Марианну продали? И мать, и Элинор так на нее давили. Похоже, что она влюбилась в Брэндона, но лишь после того, как за него вышла. Он оказался таким положительным, что мать и Элинор решили его вознаградить.
— Вот именно, — ответила Пруди. — У Джейн так и задумано, чтобы мы заметили эту неувязку. Книга заканчивается свадьбой и тем, чего Остен о ней не говорит.
Сильвия села рядом с Аллегрой, вынудив Григга отодвинуться.
— Просто грустно получается. Марианна может быть эгоцентричной, да, но кому хочется, чтобы она остепенилась, успокоилась? Никому. Невозможно представить ее иной, чем она есть.
— Так ты хочешь, чтобы она была с Уиллоби? — спросила Аллегра.
— А ты нет? — ответила Сильвия. Она наклонилась к Пруди. — Пусть сегодня Джослин отвезет тебя домой. О машине не беспокойся. Утром Дэниел ее пригонит.
Все замолчали. Сильвия прикрыла рот рукой.
— Давай я, — сказала Аллегра. — Я пригоню твою машину.
Встав с кровати, всего через три дня после того, как выбежала из своей квартиры в одной футболке, Аллегра поехала в Вакавилльскую парашютную школу. Сначала ее отказались принять. Она явилась не по записи; правила ей известны. А если она вернулась из-за сломанной руки, претензии не к ним; Аллегра должна помнить, что подписала определенные условия. Поезжайте домой и хорошенько подумайте, сказали ей. Запишетесь и вернетесь, когда все взвесите.
Аллегра не отступала. Она много смеялась, чтобы скрыть свое истинное настроение. Заигрывала. Позволяла заигрывать мужчинам. Экстренный случай, сказала она и в конце концов уговорила Марко, своего бывшего инструктора, который, похоже, так и не понял ее ориентации (Аллегра говорила, и не раз, но сегодня он сбился с толку), на тандем. Тандем ей был не нужен; она хотела соло, но соло не получалось.
Аллегра надела дурацкий оранжевый костюм, и они поднялись в небо. Марко пристегнулся сзади, к ее плечам и бедрам. «Готова?» — спросил он и вытолкнул ее прежде, чем она успела ответить. В самолете, там, куда ставят руку перед прыжком, была наклейка — смайлик. Снизу было приписано маркером: «Расслабься».
Они неслись в воздухе. Ветер был резкий. Марко близко. Но она получила, что хотела. Синее небо вверху, бурые холмы внизу. Позади тянулись бесконечные университетские поля с ненатуральными томатами, кроличьими сычами, молочными коровами. Где-то на востоке обедали родители. Родители, которые любят ее. Марко дернул кольцо, Аллегра услышала, как раскрывается парашют, почувствовала рывок. Родители, которые любят ее, и ее братьев, и племянниц, и друг друга, и будут любить всегда.

Уважаемая мисс Остен!
К сожалению, мы вынуждены сообщить вам, что ваша работа не соответствует нашим потребностям в данный момент.

В 1797 году отец Джейн Остен отправил «Первые впечатления» лондонскому издателю Томасу Кэделлу. «Прекрасно сознавая всю важность того, чтобы первое Издание подобной работы вышло под почтенным именем, я обращаюсь к Вам», — писал он. Он спрашивал, сколько будет стоить публикация «на риск Автора» и на какой аванс рассчитывать, если рукопись понравится. Если нужно, он был готов заплатить сам.
Посылка сразу же вернулась, с надписью «Возвращено обратной почтой».
Книга вышла через шестнадцать лет. Название изменили на «Гордость и предубеждение».
В 1803 году лондонский издатель Ричард Кросби купил у Джейн Остен роман (позже озаглавленный «Нортенгерское аббатство») за десять фунтов. Он анонсировал его в брошюре, но так и не издал. Прошло шесть лет. Остен написала Кросби и предложила ему копию рукописи, если старая утеряна, при условии, что Кросби опубликует ее достаточно быстро. Иначе она обратится к другому издателю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60