Царствие небесное!
Похороны Юли назначили на вторник в полдень. Оплатив счет в конторе ритуальных услуг, Петр и Михаил Юрьевич отправились к безутешным Яневичам — надо вместе решить оставшиеся вопросы. К тяжелому горю Петра добавлялось еще неизъяснимое чувство стыда, — словно он виноват, что случайно остался жив… Разговаривать с родителями Юли, видеться с ними — особенно трудно.
Когда появились в квартире на Зубовской и заглянули в спальню. Раиса Васильевна при виде Петра вновь бурно зарыдала; небритый заплаканный Яневич сделал им знак рукой, — мол, выйдите пока. Мрачно потупившись, отец и сын удалились в гостиную; немного успокоив жену, к ним присоединился Лев Ефимович.
— Вы уж извините, — пробормотал он охрипшим голосом. — Происшедшее нас подкосило. Сам никак не могу взять себя в руки… Чего же ждать от несчастной, больной матери?
Ни Петр, ни Михаил Юрьевич не нашли слов утешения; Яневич сделал над собой усилие, спросил:
— С похоронами все устроено? На Ваганьковском? Когда? Нет, простите, не могу! — И не выдержал, зарыдал, безвольно опустив голову на руки.
Юсуповы молча ему сопереживали; овладев собой, Лев Ефимович благодарно сказал, утирая мокрым платком глаза:
— Спасибо, друзья! Не знаю, что бы мы сейчас делали без вас… Я совершенно разбит, уничтожен!..
— Понимаем, делаем все, что необходимо. Вам ни о чем не надо беспокоиться, — ласково промолвил Михаил Юрьевич. — Твоя задача, дорогой Лев Ефимович, — проявить стойкость самому и помочь выдержать этот ужасный удар судьбы жене.
— Я тоже убит наповал, до сих пор не могу поверить, что это не страшный сон… — прошептал Петр. — Уж слишком все жестоко, несправедливо… Меня должны хоронить, а не Юленьку!
— Не нужно лишних слов, сын! — строго посмотрел на него Михаил Юрьевич. — Юленьку не вернуть. Такова, видно, ее доля, не нам спорить с судьбой.
Повернулся к Яневичу, положил ему руку на плечо.
— Мужайся, дружище! Очень тяжело, но нужно выдержать. — И слегка встряхнул безутешного отца. — Тебе сейчас нужно позаботиться о жене.
Сделал знак сыну, поднялся, попрощался.
— Будьте готовы во вторник, к одиннадцати; оповестите всех родственников, кто будет участвовать в похоронах. За вами сюда заедет автобус. В полдень на кладбище отпевание.
— Родственников немного… Мы уже дали отбой. С Анфисой наберется человек восемь, — отозвался не поднимая головы Яневич.
— Ничего, мест в автобусе всем хватит. А для поминок Петя снял близлежащее кафе. Все как полагается.
Руководство «Цветмета» обедало в отдельном зале при заводской столовой. Петр уже заканчивал с едой, когда к нему подошел худощавый человек в мешковатом, дешевом костюме. Генеральный директор с трудом узнал следователя Лаврентьева — он вел дело об убийстве Юли: до этого видел его только в милицейской форме. Тот поздоровался, подсел к его столику.
— Мне сказали о вашем прибытии, — кивнул ему Петр. — Удалось что-нибудь выяснить?
— Версия мести конкурентов не подтверждается. Никому не известно, чтобы конкуренты что-то замышляли, — с кислым видом сообщил следователь. — Лещук утверждает, что пошел на убийство из личной ненависти. Но он лжет.
— Почему вы так думаете? Он уже нападал на меня раньше и ранил ножом.
— Да, он сам об этом говорил, и, конечно, личные мотивы у него присутствовали, — признал Лаврентьев. — Но мы обнаружили у него крупную сумму в валюте — это свидетельствует, что заказ был.
Петра это не убедило.
— Деньги он мог скопить от торговли наркотиками.
— Вряд ли мог что-то скопить, этот отпетый наркоман, — возразил следователь. — Я убежден, что заказчик был, и мы скоро его установим!
— Это каким же образом? Думаете, убийца признается?
— Вот именно! — строго взглянул на него Лаврентьев. — У Лещука уже началась ломка. А мы его избавим от этих мук, только когда скажет правду.
— Ну назовет он кого-то, чтобы получить свою наркоту. — Петр скептически сжал губы. — Надо же еще доказать, что это не оговор?
— На деньгах сохранились «пальчики», — усмехнулся следователь. — Они-то и помогут выяснить истину.
На этом разговор закончился и, попрощавшись, Лаврентьев отправился к себе на Петровку, убийцу содержали в камере предварительного заключения МУРа. Прибыв на место, следователь убедился, что не ошибся в расчетах: Альберт Лещук бьется в истерике, требует инъекции наркотика.
Когда в камеру к нему вошел Лаврентьев, он уже обессилел, — пуская изо рта пену, распластался на грязном полу. Завидев вошедшего, снова взвыл; тот сразу пресек новый приступ истерики, пнув его легонько ногой.
— А ну, вставай! Нечего тут концерты устраивать, не у мамки в гостях! Хочешь получить дозу — говори: кто тебе заплатил? Будешь запираться — подыхай как собака!
«Хрен тебе, хитрый мент! Знаю, что мне будет за групповой сговор. — Даже испытывая муки, Алик трезво соображал. — Уж лучше буду косить под личную вражду. Не выдержат — сжалятся!»
— Говорю — стрелял из ненависти! — истерично выкрикнул он. — Он мне жизнь поломал! Это из-за него я наркоманом стал… Помогите, не дайте умереть!
— К жалости взываешь? Да за то, что беременную женщину убил, казнить тебя мало! — Лаврентьев в сердцах пнул его снова, уже почувствительнее. — Хватит валяться! Показания давать все же придется.
Движимый нестерпимым желанием получить вожделенный укол, Лещук с трудом поднялся с пола, — он весь трясся.
— Вы же знаете — баба пострадала случайно, — пробормотал он. — Стрелял я в Петьку Юсупова.
— А откуда у тебя ствол и патроны? Заказчик дал? Кто он? — грозно подступил к нему следователь. — Отвечай! Тогда вызову медсестру!
— Я же говорил — на базаре купил, — отводя глаза, держался своего Алик.
— Ну, подыхай тогда! — резко проговорил Лаврентьев, поворачиваясь, чтобы уйти. — Нет тебе никакой помощи, раз лжешь! Мы уже знаем, чей это ствол.
— Погодите! — поверив ему, что уходит, в отчаянии крикнул Лещук. — Ладно, скажу, как все было…
«Все равно теперь узнают про Кирилла, раз обнаружили, что пистолет принадлежал его отцу…» Алик лихорадочно соображал, в какой мере имеет смысл открывать правду.
Сделав шаг в сторону двери, Лаврентьев с деланной неохотой остановился.
— Только не вздумай снова морочить мне голову! — строго предупредил он. — Уйду и сегодня уже не вернусь! И без тебя много дел.
«Придется выложить все начистоту… Теперь и сами докопаются, — мрачно думал Алик. — Нужно только договориться, чтоб кололи…»
— Скажу вам правду, хоть и тяжело мне выдавать друга, — с надрывом выдавил он и взмолился: — Только обещайте оказывать мне медицинскую помощь и срочно сделать укол!
— Будет тебе помощь! Но повторяю: только если выложишь все как есть. Говори, не тяни резину!
— Юсупова заказал мой друг Кирилл Слепнев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Похороны Юли назначили на вторник в полдень. Оплатив счет в конторе ритуальных услуг, Петр и Михаил Юрьевич отправились к безутешным Яневичам — надо вместе решить оставшиеся вопросы. К тяжелому горю Петра добавлялось еще неизъяснимое чувство стыда, — словно он виноват, что случайно остался жив… Разговаривать с родителями Юли, видеться с ними — особенно трудно.
Когда появились в квартире на Зубовской и заглянули в спальню. Раиса Васильевна при виде Петра вновь бурно зарыдала; небритый заплаканный Яневич сделал им знак рукой, — мол, выйдите пока. Мрачно потупившись, отец и сын удалились в гостиную; немного успокоив жену, к ним присоединился Лев Ефимович.
— Вы уж извините, — пробормотал он охрипшим голосом. — Происшедшее нас подкосило. Сам никак не могу взять себя в руки… Чего же ждать от несчастной, больной матери?
Ни Петр, ни Михаил Юрьевич не нашли слов утешения; Яневич сделал над собой усилие, спросил:
— С похоронами все устроено? На Ваганьковском? Когда? Нет, простите, не могу! — И не выдержал, зарыдал, безвольно опустив голову на руки.
Юсуповы молча ему сопереживали; овладев собой, Лев Ефимович благодарно сказал, утирая мокрым платком глаза:
— Спасибо, друзья! Не знаю, что бы мы сейчас делали без вас… Я совершенно разбит, уничтожен!..
— Понимаем, делаем все, что необходимо. Вам ни о чем не надо беспокоиться, — ласково промолвил Михаил Юрьевич. — Твоя задача, дорогой Лев Ефимович, — проявить стойкость самому и помочь выдержать этот ужасный удар судьбы жене.
— Я тоже убит наповал, до сих пор не могу поверить, что это не страшный сон… — прошептал Петр. — Уж слишком все жестоко, несправедливо… Меня должны хоронить, а не Юленьку!
— Не нужно лишних слов, сын! — строго посмотрел на него Михаил Юрьевич. — Юленьку не вернуть. Такова, видно, ее доля, не нам спорить с судьбой.
Повернулся к Яневичу, положил ему руку на плечо.
— Мужайся, дружище! Очень тяжело, но нужно выдержать. — И слегка встряхнул безутешного отца. — Тебе сейчас нужно позаботиться о жене.
Сделал знак сыну, поднялся, попрощался.
— Будьте готовы во вторник, к одиннадцати; оповестите всех родственников, кто будет участвовать в похоронах. За вами сюда заедет автобус. В полдень на кладбище отпевание.
— Родственников немного… Мы уже дали отбой. С Анфисой наберется человек восемь, — отозвался не поднимая головы Яневич.
— Ничего, мест в автобусе всем хватит. А для поминок Петя снял близлежащее кафе. Все как полагается.
Руководство «Цветмета» обедало в отдельном зале при заводской столовой. Петр уже заканчивал с едой, когда к нему подошел худощавый человек в мешковатом, дешевом костюме. Генеральный директор с трудом узнал следователя Лаврентьева — он вел дело об убийстве Юли: до этого видел его только в милицейской форме. Тот поздоровался, подсел к его столику.
— Мне сказали о вашем прибытии, — кивнул ему Петр. — Удалось что-нибудь выяснить?
— Версия мести конкурентов не подтверждается. Никому не известно, чтобы конкуренты что-то замышляли, — с кислым видом сообщил следователь. — Лещук утверждает, что пошел на убийство из личной ненависти. Но он лжет.
— Почему вы так думаете? Он уже нападал на меня раньше и ранил ножом.
— Да, он сам об этом говорил, и, конечно, личные мотивы у него присутствовали, — признал Лаврентьев. — Но мы обнаружили у него крупную сумму в валюте — это свидетельствует, что заказ был.
Петра это не убедило.
— Деньги он мог скопить от торговли наркотиками.
— Вряд ли мог что-то скопить, этот отпетый наркоман, — возразил следователь. — Я убежден, что заказчик был, и мы скоро его установим!
— Это каким же образом? Думаете, убийца признается?
— Вот именно! — строго взглянул на него Лаврентьев. — У Лещука уже началась ломка. А мы его избавим от этих мук, только когда скажет правду.
— Ну назовет он кого-то, чтобы получить свою наркоту. — Петр скептически сжал губы. — Надо же еще доказать, что это не оговор?
— На деньгах сохранились «пальчики», — усмехнулся следователь. — Они-то и помогут выяснить истину.
На этом разговор закончился и, попрощавшись, Лаврентьев отправился к себе на Петровку, убийцу содержали в камере предварительного заключения МУРа. Прибыв на место, следователь убедился, что не ошибся в расчетах: Альберт Лещук бьется в истерике, требует инъекции наркотика.
Когда в камеру к нему вошел Лаврентьев, он уже обессилел, — пуская изо рта пену, распластался на грязном полу. Завидев вошедшего, снова взвыл; тот сразу пресек новый приступ истерики, пнув его легонько ногой.
— А ну, вставай! Нечего тут концерты устраивать, не у мамки в гостях! Хочешь получить дозу — говори: кто тебе заплатил? Будешь запираться — подыхай как собака!
«Хрен тебе, хитрый мент! Знаю, что мне будет за групповой сговор. — Даже испытывая муки, Алик трезво соображал. — Уж лучше буду косить под личную вражду. Не выдержат — сжалятся!»
— Говорю — стрелял из ненависти! — истерично выкрикнул он. — Он мне жизнь поломал! Это из-за него я наркоманом стал… Помогите, не дайте умереть!
— К жалости взываешь? Да за то, что беременную женщину убил, казнить тебя мало! — Лаврентьев в сердцах пнул его снова, уже почувствительнее. — Хватит валяться! Показания давать все же придется.
Движимый нестерпимым желанием получить вожделенный укол, Лещук с трудом поднялся с пола, — он весь трясся.
— Вы же знаете — баба пострадала случайно, — пробормотал он. — Стрелял я в Петьку Юсупова.
— А откуда у тебя ствол и патроны? Заказчик дал? Кто он? — грозно подступил к нему следователь. — Отвечай! Тогда вызову медсестру!
— Я же говорил — на базаре купил, — отводя глаза, держался своего Алик.
— Ну, подыхай тогда! — резко проговорил Лаврентьев, поворачиваясь, чтобы уйти. — Нет тебе никакой помощи, раз лжешь! Мы уже знаем, чей это ствол.
— Погодите! — поверив ему, что уходит, в отчаянии крикнул Лещук. — Ладно, скажу, как все было…
«Все равно теперь узнают про Кирилла, раз обнаружили, что пистолет принадлежал его отцу…» Алик лихорадочно соображал, в какой мере имеет смысл открывать правду.
Сделав шаг в сторону двери, Лаврентьев с деланной неохотой остановился.
— Только не вздумай снова морочить мне голову! — строго предупредил он. — Уйду и сегодня уже не вернусь! И без тебя много дел.
«Придется выложить все начистоту… Теперь и сами докопаются, — мрачно думал Алик. — Нужно только договориться, чтоб кололи…»
— Скажу вам правду, хоть и тяжело мне выдавать друга, — с надрывом выдавил он и взмолился: — Только обещайте оказывать мне медицинскую помощь и срочно сделать укол!
— Будет тебе помощь! Но повторяю: только если выложишь все как есть. Говори, не тяни резину!
— Юсупова заказал мой друг Кирилл Слепнев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95