Но вот тягостный для Йоко обед кончился. Все встали из-за стола. Тагава любезно, как истый джентльмен, отодвинул стул Йоко. Она поблагодарила его очаровательной улыбкой, продолжая следить за каждым движением Курати.
– Вам следовало бы выйти на палубу, – обратилась к Йоко госпожа Тагава. – Хоть там и свежо, зато как бодро себя чувствуешь! Я тоже выйду, только возьму шаль. – И госпожа Тагава направилась с мужем к своей каюте. Йоко тоже пошла к себе. Только теперь, вернувшись из просторной столовой, она заметила, как тесно и душно в каюте. Она вытащила из-под дивана старый чемодан – тот самый, на котором Кото вывел буквы «Й. К.», достала черное страусовое боа и, с наслаждением вдыхая его особый, европейский, аромат, укутала им шею. Поднявшись по узкому трапу, Йоко с трудом приоткрыла тяжелую дверь на палубу. Тугой порыв ветра чуть не отбросил Йоко назад, ее обдало резким холодом. Несколько иностранцев в теплых пальто энергично ходили взад и вперед, постукивая каблуками по палубе, обшитой тиковым деревом. Госпожи Тагава еще не было.
Йоко жадно вдыхала соленую прохладу, щеки ее порозовели, кожу покалывало, словно иголочками. Ни на кого не глядя, Йоко пересекла палубу и, облокотившись о поручни, стала любоваться огромным океаном, по которому одна за другой катились бесконечные волны.
Вдали, за разноцветными облаками, угас последний луч солнца, сгущающийся сумрак постепенно набрасывал на море тяжелые причудливые одежды. И только небо, все в снежных тучах, несмело споря с тьмой, светилось слабым фосфорическим светом, какого не увидишь в южных широтах. За волнами, в строгой последовательности то вздымавшимися, то обрывавшимися вниз, бесконечной чередой тянулись черные гребни новых волн. Судно бросало из стороны в сторону. Высоко над головой, описывая огромную дугу, раскачивались мигающие красные огни на мачтах. Йоко всем телом ощущала, как судно преодолевает сопротивление тяжелых масс воды. Она завороженно следила за непрестанно вырастающими впереди водяными горами, которые тут же превращались в водяные долины. Забравшись под густые волосы, холодил голову ветер. Вначале это было удивительно приятно. Но через некоторое время голова разболелась. И вдруг на смену бодрости, которую Йоко вновь обрела на пароходе, пришла слабость, подкравшись воровски, словно внезапный порыв ветра. В висках застучало, напала противная сонливость, как бывает у человека, обессиленного слезами, к горлу подступила тошнота. Йоко торопливо огляделась. На палубе уже никого не было, но она не могла заставить себя вернуться в каюту и, приложив руку ко лбу, закрыв глаза, прижалась лицом к поручням. Дурнота все усиливалась. Мучили позывы к рвоте, как бывало с ней во время беременности. Садако… Сейчас это воспоминание показалось Йоко особенно тягостным. И, словно пытаясь избавиться от него, она тряхнула головой, открыла глаза и попробовала сосредоточить внимание на игре волн. Но от этого голова закружилась еще сильнее, и Йоко, тяжело вздохнув, снова прижалась к борту. «Укачало, – поняла она, всем телом содрогаясь от приступа тошноты. – Надо, чтобы вырвало». И Йоко перегнулась через поручни… Потом все было как в кошмарном сне.
Спустя несколько секунд, показавшихся Йоко бесконечно длинными, она, разбитая, опустошенная, вытерла губы платком и беспомощно осмотрелась. Палуба была такой же пустынной, как океан. Ярко светившиеся иллюминаторы уже занавесили, вокруг царили темнота и безмолвие. Видя, что стесняться некого, Йоко снова перегнулась через поручни. Горячие слезы обожгли щеки. Туманные образы печального прошлого давили на сердце, будто упавший с высоты огромный камень. Постоянное душевное напряжение, не покидавшее ее с самого начала сознательной жизни, сейчас, казалось, ослабло, и горькие слезы принесли облегчение. Лоб у нее стал холодным, как у мертвеца. Йоко плакала, и в то же время ее неодолимо клонило ко сну. Вдруг глаза ее широко раскрылись, будто от страха, и ею снова овладела смутная печаль – печаль, облегчающая душу. Еще школьницей Йоко на людях никогда не давала волю слезам. Она была убеждена, что незатаенные слезы принижают человека до положения нищего, который молит о сострадании. Но сейчас она могла бы плакать при всех не стыдясь, ей даже хотелось, чтобы кто-нибудь увидел ее слезы. Она жаждала сочувствия и плакала, плакала, как ребенок.
На другом конце палубы послышались шаги. Шли как будто двое. И Йоко, до этой минуты готовая поплакать у кого-нибудь на груди, вся внутренне подобралась, торопливо смахнула слезы и хотела уже уйти в каюту, но не успела. Супруги Тагава были настолько отчетливо видны, что притвориться, будто не замечает их, Йоко не могла. Она едва успела вытереть слезы и поправить прическу, как чета Тагава подошла к ней.
– Ах, это вы? А мы немного задержались. Как долго вы стоите здесь? Вы не замерзли? Как самочувствие?
Госпожа Тагава говорила своим обычным снисходительным тоном, заглядывая в лицо Йоко. Супруги, как видно, догадались, что произошло с Йоко, и это было ей неприятно.
– Не знаю, мне почему-то стало плохо, наверно, потому, что давно не была на воздухе…
– Стошнило? Ах, как нехорошо!..
Тучный доктор Тагава согласно кивал головой. Он был в теплом пальто, его жена – в шерстяном костюме и меховой шапке, надвинутой до бровей. Изящная и стройная Йоко вполне могла сойти за их дочь.
– Не хотите ли прогуляться с нами? – предложил Тагава.
– Вам полезно размяться, немножко разгоните кровь, – добавила его супруга.
Пришлось принять приглашение. Йоко с тоской прислушивалась к стуку их каблуков и шарканью собственных комнатных туфель. Пароход по-прежнему сильно качало; нужно было все время удерживать равновесие, и Йоко с трудом подавляла досаду.
Доктор Тагава пытался использовать каждую паузу в разговоре с женой для того, чтобы вовлечь Йоко в беседу, но госпожа Тагава всякий раз спешила ответить за нее и тем самым лишить ее возможности сказать что-нибудь. Разговор не клеился, но Йоко это радовало, но крайней мере она могла подумать о своих делах.
Словно забыв о ней, супруги Тагава болтали о разных пустяках. В том состоянии душевного напряжения, в котором находилась Йоко, ее не интересовала их бессмысленная болтовня, она скорее раздражала, так как мешала сосредоточиться на своих мыслях. Но вдруг Йоко уловила слово «ревизор», произнесенное госпожой Тагава, и ей показалось, будто она наступила на иголку. Она стала прислушиваться к дальнейшему разговору со смутным беспокойством, которое никак не могла подавить в себе.
– Он, видно, человек бывалый, – промолвила госпожа Тагава.
– Пожалуй, да, – согласился муж.
– Говорят, мастер играть в рулетку.
– В самом деле?
Супруги умолкли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106