Девушка, естественно, не заметила его, Филарет и Вил как бы тоже… Но Велимир готов был поклясться, что домж испугался, однако же не его, не Вила, не мог он его почуять, хотя… С другой стороны – Филарет-то вроде бы, как-то, где-то, чем-то – но принюхивается в его сторону, ощущает что-то. И это несмотря на усилия, с которыми Велимир позаботился о том, чтобы сверхъестественные возможности, живущие в нем, не перли наружу, не возмущали окружающее пространство, не привлекали любопытных, способных колдовать свое и ощущать чужое. Но, в таком разе, Филарет этот – больших способностей человечек. И то, что они очутились в кафе, стоящем на самой аномалии, (на Магистрали, на Ленте, как ее некоторые называют…), – это выбор Филарета, и выходит, что выбор действительно не случайный. Всякая нечистая мелочь сторонится такого рода мест, лихих и омутных, ибо ничего из ничего не берется и время от времени колдовская шантрапа вязнет в подобной магистрали, как муха на липучке, и пропадает уже навсегда, и аномалия становится чуточку мощнее, чтобы отдать частичку своей мощи тем, кто в силе, кто жаден и способен отколупнуть, отхлебнуть, вытянуть из Ленты, вместо того, чтобы поддаться ей, или даже из самого Клубочка на Елагином.
Домж, только что мелькнувший, – это совсем уже пропащий, опустившийся домж, шастает здесь от полной потери страха: все равно либо свои сожрут, либо попадет на Ленту и сгинет окончательно – что всего вероятнее, ибо «коллеги» его, более крепкие и удачливые, но все-таки слабосильные, опасаются здесь, по рядом с Лентой, болтаться без особой нужды.
Филарет грозным басом принялся командовать в пустом кафе, самолично выбрал место посадки, чтобы как можно дальше от входной двери и возможной толчеи, если вдруг посетители нагрянут, две девчушки-официантки радостно заметались по полутемному зальчику, второму, дальнему от стойки. Света отвергла пепельницу, но попросила сока из свежеотжатых фруктов – сока такого, естественно, здесь не нашлось, и Велимир уговорил ее распить на двоих бутылочку «коки». И тут же заказал нарзан. «Вот, братцы, воистину экологически идеальный напиток: чистейшая питерская водопроводная подсеребренная вода и каустическая – шучу – питьевая сода с пузырьками. Ничего кроме здоровья. Это вам не паленый грузинский нарзан, неизвестно из каких гор выкачанный».
– При чем тут грузинский «нарзан»? В Грузии «боржоми», а «нарзан»… – Филарет посмотрел бутылку на цвет и на свет, посчитал полоски с клеем, понюхал металлическую пробку. – А «нарзан» наш, российский, хотя тоже на Кавказе прописан. В остальном Велимир прав: безвредная сода с питерскими водяными пузыриками. Так, господа хорошие. Пока мы все трезвые и пока я не забыл – вот вам по визитке. В ней единственный для вас необходимый реквизит – номер моей трубки. Вот он. Запомнить намертво. Надо будет и для вас такие же достать. Сударыня, пепельницу можете убрать, но проследите, чтобы зелень была свежая и упругая, как молодая русалка!
«Можно было бы поэкспериментировать с составом солей… Но не сейчас, не поймут-с».
– Ой, да как хотят, так и дурят… И никакой экологии, одна химия. – Это Светка авторитетно поддержала Вила, но и от нарзана не отказалась. И Филу предложили из вежливости соды с пузырьками, либо коки без соды, на выбор, но тот решил, что предстоящая отечественная водка сочетается только с отечественным пивом, а плебейские напитки пусть пьют маркизы обоего пола, родства не помнящие.
Маркизы обоего пола тоже были отнюдь не против водки и две рюмки пили вровень с хлебосольным новоначальником, однако дальше Света упрямо прижала пальчики к вискам, затрясла порозовевшими щечками и отказалась наотрез и от водки, и от коньяка, и от вин, легких, крепленых, белых, красных, шипучих – любых.
– Мальчики, вы пейте, пейте на здоровье, а мне нельзя, у меня будет головка бо-бо и мешки под глазами. Сто граммов я честно выпила. Скажи, Филя, выпила ведь?
– До последней капельки! Даже подлизнула, насколько я углядел!
– Я тебя обожаю! Разреши, я тебя поцелую в щечку…
Вил и Филя уже дуэтом тяпнули по рюмахе, да по второй… И так они заразительно крякали, да отфыркивались, да занюхивали, да закусывали, что пятую и шестую рюмки пили опять вместе, втроем и вровень, не то чтобы совсем уж вровень – Света «половинила», но – втроем.
– А меня??? – Велимир икнул и поспешил отхлебнуть нарзан, чтобы икота не успела взяться за него всерьез. – Меня поцеловать?
– А тебя обязательно, хоть ты и негодяй. Только погоди, прожую…
– Света, а почему он негодяй? Нам не нужны никакие негодяи. В нашем маленьком коллективе все должно быть прекрасно: атмосфера, зарплата, женщины и начальник.
– Нет, Виля хороший. Это я, эт…
– Ну и?… Ничем не порчу афоризма, ибо не оп…падаю ни в одну из'… вышеперечисленных категорий. Да, я не'женщина и не зарплата. И горжусь этим. А почему, собственно, в щечку, когда у меня есть губы??? Смотри, какие линии рта, сколько в них силы и му-у-ужества…
– А в губы никого, а любимого одного! Пусти! Ой, мамочки!… Так нечестно!…
– Вот это праильна, Светлана! Вот это тост! А ну!…
– Все. Мальчики, нет, я больше не могу, честно-пречестно! А где… Мне надо носик попудрить?… – Света почему-то хихикнула.
– А вон туалет. Только там крышка, в смысле хомут для сидения, держится на честном слове и не первой пользовательской свежести. Мокрая. Аккуратнее пудрись.
– Тьфу на тебя! Вил, ну почему ты такой дурной? Филечка, скажи ему, чтобы он не пошлил…
– Вил. Не пошли. Это тост, типа.
– Принимается! Тост – не хуже моего. За это – по полной!… Опять кончилась. Берем третью, срочно, пока две их сестренки из сердца не выветрились… Они, типа, ветреницы! Врубаешься, а?
Филарет подпер могучими ладонями обширный свой подбородок, подумал пару секунд и захохотал, доказывая, что врубился.
– Что-нибудь еще желаете?
– Еще одну такую же. Вот такую, вот. А то мой друг утверждает, что подружки по ней скучают…
– Салатика мясного не желаете? На закусочку? Или горячего?
– Вил, мы желаем салатика?… Желаем. На – закусочку, но под – водочку! – И Филарет опять, словно Мефистофель, засмеялся оперным басом. – Никаких графинов, мне нравится наблюдать за акцизными лентами, за их поведением во время открутки… откручивания… Пусть будут, говоря по-русски. Из горяченького еще два мяса по-французски, зелени побольше.
Принесли третью, прямо в бутылке с акцизной лентой, и одновременно горячее.
Филарет сам отвинтил пробку, щедро плеснул в одну рюмку, вровень с нею в другую – обе мгновенно запотели. Велимир, хоть и на пьяном глазу, готов был поклясться, что бутылка, которая и ранее была не вполне теплой, из холодильника все-таки, за те секунды, что побыла в ладони у Филарета – потеряла в температуре градусов десять-пятнадцать, а алкогольных градусов… по крайней мере не утратила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97