– Он должен спеть песню.
Яна надеялась, что в свое время держалась с таким же хладнокровием и самообладанием, как сейчас Диего. Юноша не плюхнулся, а грациозно присел на стул и сложил руки на коленях.
Я появился здесь недавно, и была буря.
Буря была в моем сердце, в уме и в душе.
Я попал в бурю вместе с Лавиллой.
Она спасла меня, когда перевернулись сани.
Она спасла меня, согрев жаром своего сердца.
Она спасла и моего отца – своей мудростью.
Она спасла меня, чтобы я увидел пещеру,
Которой, как все говорят, я не видел.
Последние слова юноша сказал с горькой иронией. У него оказался на удивление сильный, звонкий тенор, хотя Яна подозревала, что парню никогда раньше не приходилось петь перед публикой.
И все же я видел пещеру, и видел воду,
И видел узоры из воды и ветра.
Я видел – снег сверкал, как россыпь алмазов.
Я видел – ветры кивали мне, воды пели,
А лед отвечал им, и снег смеялся.
Я видел зверей в воде и на суше,
И они тоже смеялись и пели.
Они были добры ко мне,
И отвечали на все мои вопросы,
Но я не знаю, о чем я их спрашивал,
И не знаю, что они мне отвечали.
Я знаю пещеру, и ветви, и поющие воды,
Говорящие льды и смеющийся снег -
И вы тоже их знаете. Выслушайте мою песню -
И поверьте мне. Потому что я видел
То же, что видели вы.
И я изменился. Слушайте мою песню. Верьте мне!
Допев песню до конца, Диего вскинул голову и протянул вперед раскрытые ладони, прося, чтобы ему ответили.
Это началось как негромкий, неразборчивый говор, который становился все громче, по мере того как все новые люди присоединяли свои голоса к хору отвечающих, по мере того как все больше людей начали ритмично постукивать ногами по полу. Грохот становился все громче и достиг такой силы, что Яне даже захотелось прикрыть уши руками. Но если бы она так сделала, то не расслышала бы ответа:
– Мы верим! Мы верим! Мы верим!
И Яна вскочила и крикнула вместе со всеми:
– Мы верим!
Потому что она не сомневалась, что мальчик говорил правду. Вдруг люди по всему залу поднялись и устремились к Диего. Банни стояла рядом с ним на возвышении для певцов и крепко обнимала его за плечи. И Диего вскрикнул – с тем же чувством невероятного облегчения, которое незадолго до этого пережила Яна.
Вероятно, песни в инуитской манере специально рассчитаны на такой эффект.
Яна все еще была во власти чувств, навеянных песней Диего Метаксоса, когда совершенно неожиданно, у самого ее уха раздался голос, и это был голос не Шона Шонгили.
– Это действительно очень трогательно... Это был голос Торкеля Фиске, который непонятно как оказался возле нее. Торкель легонько тронул Яну за плечо, чтобы она к нему не поворачивалась. Шона Шонгили рядом уже не было.
– Да, очень трогательно. Я так рад, что уговорил Джианкарло отпустить мальчика на эту вечеринку. Очевидно, ему крайне необходимо было найти выход своим эмоциям. Весьма любопытно, что поселяне согласились с мальчишкой – когда он в такой своеобразной поэтической манере принялся утверждать, что тот бессмысленный вздор, который несет в бреду его отец, – чистая правда.
– Возможно, это потому, Торкель, что местные поселяне более наблюдательны, чем люди Компании, – с плохо скрытой издевкой ответила Яна.
– Ну, эти поселяне тоже в какой-то мере люди Компании" Только, похоже, раньше Компания уделяла им недостаточно внимания.
– Звучит весьма зловеще, – как можно беспечнее сказала Яна.
– Наверное, потому, что в этом есть что-то пророческое? – продолжал Торкель, наклонившись к ее уху и вдыхая запах ее волос. – Надеюсь, никто не обратит внимания на то, что я сюда пришел. Собственно, я хотел только посмотреть своими глазами на эту замечательную вечеринку, которой и ты, и Диего почему-то придавали такое значение. Разреши пригласить тебя на танец – если, конечно, ты танцуешь?
– Вообще-то, честно говоря, меня вроде бы уже пригласили, – призналась Яна, высматривая в толпе Шона Шонгили. – И, кроме того, музыканты не играют, – ей вдруг стало неловко за свой наряд. Это, наверное, смотрится довольно смешно – самодельное платье, под ним – штаны от мундира, а на ногах – толстые носки вместо ботинок. Она сейчас похожа на пугало или, в лучшем случае, на персонаж какого-то средневекового романа. Яна стряхнула с плеч руки Торкеля и повернулась к нему лицом. – Слушай, Торкель, это очень здорово, что мы с тобой увиделись, и мне очень льстит твое внимание. При обычных обстоятельствах...
Даже не знаю, как бы я устояла перед искушением. Только, понимаешь...
– Ого! Даже так? – Глаза Торкеля улыбались, но губы насмешливо кривились – он явно был разочарован. – Выходит, я не единственный, кто ищет твоего расположения? Надеюсь, местные слишком нерасторопны и не успели ничего заметить. Впрочем, мое мнение об этом месте с каждой минутой становится все выше и выше.
Хвала богам, что Торкель так высоко себя ценит. Можно было не бояться, что она потеряет его дружеское расположение – и покровительство – даже после того, как отвергла его ухаживания. Она поцеловала его в щеку.
– Черт возьми!
Торкель приобнял ее за плечи и удержал поближе к себе, и этот дружеский поцелуй продлился несколько дольше, чем Яне хотелось.
– Признаться, я даже не рассчитывал на такой подарок, когда сюда шел.
И тут рядом с ними возникла Эйслинг и, протянув руки, тоже заключила Яну в объятия, под таким благовидным предлогом вызволив ее от Торкеля.
– Ах, Яна, я просто должна это сказать – у тебя получилась прекрасная песня, ты даже не представляешь, как много она значит для меня и для всех остальных!
– Спасибо, Эйслинг. И еще раз спасибо тебе за это великолепное платье.
Эйслинг засветилась от удовольствия.
– Я рада, что тебе понравилось. Ты в нем такая красавица! – Эйслинг внимательно глянула на Торкеля, и, как Яне показалось, в этом взгляде было больше недоверия и подозрительности, чем радушия.
– Эйслинг, познакомься, это капитан Торкель Фиске, мой старый друг. Мы когда-то вместе служили. Это он помог мне раздобыть материю на платье и устроил так, что Диего смог прийти сегодня на праздник.
– Это очень мило с вашей стороны, капитан, – сказала Эйслинг и протянула ладонь, чтобы пожать капитану руку. Но Торкель, верный своим привычкам, вместо рукопожатия поднял ладонь Эйслинг к губам и поцеловал.
Тут, откуда ни возьмись, рядом с ними возникла Шинид и, тоже протянув Торкелю руку, сказала:
– Эй, Яна! Скажи этому парню, что мы с Эйслинг все делим поровну – так что мне причитается то же, что и ей.
И снова Яне показалось, что за непринужденным и дружеским тоном Шинид кроется нечто большее – предостережение, на этот раз с примесью угрозы, причем вовсе не из-за того, что Торкель поцеловал руку ее Эйслинг. Яна решила, что Шинид, наверное, ревнует к Торкелю ее саму – из-за Шона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Яна надеялась, что в свое время держалась с таким же хладнокровием и самообладанием, как сейчас Диего. Юноша не плюхнулся, а грациозно присел на стул и сложил руки на коленях.
Я появился здесь недавно, и была буря.
Буря была в моем сердце, в уме и в душе.
Я попал в бурю вместе с Лавиллой.
Она спасла меня, когда перевернулись сани.
Она спасла меня, согрев жаром своего сердца.
Она спасла и моего отца – своей мудростью.
Она спасла меня, чтобы я увидел пещеру,
Которой, как все говорят, я не видел.
Последние слова юноша сказал с горькой иронией. У него оказался на удивление сильный, звонкий тенор, хотя Яна подозревала, что парню никогда раньше не приходилось петь перед публикой.
И все же я видел пещеру, и видел воду,
И видел узоры из воды и ветра.
Я видел – снег сверкал, как россыпь алмазов.
Я видел – ветры кивали мне, воды пели,
А лед отвечал им, и снег смеялся.
Я видел зверей в воде и на суше,
И они тоже смеялись и пели.
Они были добры ко мне,
И отвечали на все мои вопросы,
Но я не знаю, о чем я их спрашивал,
И не знаю, что они мне отвечали.
Я знаю пещеру, и ветви, и поющие воды,
Говорящие льды и смеющийся снег -
И вы тоже их знаете. Выслушайте мою песню -
И поверьте мне. Потому что я видел
То же, что видели вы.
И я изменился. Слушайте мою песню. Верьте мне!
Допев песню до конца, Диего вскинул голову и протянул вперед раскрытые ладони, прося, чтобы ему ответили.
Это началось как негромкий, неразборчивый говор, который становился все громче, по мере того как все новые люди присоединяли свои голоса к хору отвечающих, по мере того как все больше людей начали ритмично постукивать ногами по полу. Грохот становился все громче и достиг такой силы, что Яне даже захотелось прикрыть уши руками. Но если бы она так сделала, то не расслышала бы ответа:
– Мы верим! Мы верим! Мы верим!
И Яна вскочила и крикнула вместе со всеми:
– Мы верим!
Потому что она не сомневалась, что мальчик говорил правду. Вдруг люди по всему залу поднялись и устремились к Диего. Банни стояла рядом с ним на возвышении для певцов и крепко обнимала его за плечи. И Диего вскрикнул – с тем же чувством невероятного облегчения, которое незадолго до этого пережила Яна.
Вероятно, песни в инуитской манере специально рассчитаны на такой эффект.
Яна все еще была во власти чувств, навеянных песней Диего Метаксоса, когда совершенно неожиданно, у самого ее уха раздался голос, и это был голос не Шона Шонгили.
– Это действительно очень трогательно... Это был голос Торкеля Фиске, который непонятно как оказался возле нее. Торкель легонько тронул Яну за плечо, чтобы она к нему не поворачивалась. Шона Шонгили рядом уже не было.
– Да, очень трогательно. Я так рад, что уговорил Джианкарло отпустить мальчика на эту вечеринку. Очевидно, ему крайне необходимо было найти выход своим эмоциям. Весьма любопытно, что поселяне согласились с мальчишкой – когда он в такой своеобразной поэтической манере принялся утверждать, что тот бессмысленный вздор, который несет в бреду его отец, – чистая правда.
– Возможно, это потому, Торкель, что местные поселяне более наблюдательны, чем люди Компании, – с плохо скрытой издевкой ответила Яна.
– Ну, эти поселяне тоже в какой-то мере люди Компании" Только, похоже, раньше Компания уделяла им недостаточно внимания.
– Звучит весьма зловеще, – как можно беспечнее сказала Яна.
– Наверное, потому, что в этом есть что-то пророческое? – продолжал Торкель, наклонившись к ее уху и вдыхая запах ее волос. – Надеюсь, никто не обратит внимания на то, что я сюда пришел. Собственно, я хотел только посмотреть своими глазами на эту замечательную вечеринку, которой и ты, и Диего почему-то придавали такое значение. Разреши пригласить тебя на танец – если, конечно, ты танцуешь?
– Вообще-то, честно говоря, меня вроде бы уже пригласили, – призналась Яна, высматривая в толпе Шона Шонгили. – И, кроме того, музыканты не играют, – ей вдруг стало неловко за свой наряд. Это, наверное, смотрится довольно смешно – самодельное платье, под ним – штаны от мундира, а на ногах – толстые носки вместо ботинок. Она сейчас похожа на пугало или, в лучшем случае, на персонаж какого-то средневекового романа. Яна стряхнула с плеч руки Торкеля и повернулась к нему лицом. – Слушай, Торкель, это очень здорово, что мы с тобой увиделись, и мне очень льстит твое внимание. При обычных обстоятельствах...
Даже не знаю, как бы я устояла перед искушением. Только, понимаешь...
– Ого! Даже так? – Глаза Торкеля улыбались, но губы насмешливо кривились – он явно был разочарован. – Выходит, я не единственный, кто ищет твоего расположения? Надеюсь, местные слишком нерасторопны и не успели ничего заметить. Впрочем, мое мнение об этом месте с каждой минутой становится все выше и выше.
Хвала богам, что Торкель так высоко себя ценит. Можно было не бояться, что она потеряет его дружеское расположение – и покровительство – даже после того, как отвергла его ухаживания. Она поцеловала его в щеку.
– Черт возьми!
Торкель приобнял ее за плечи и удержал поближе к себе, и этот дружеский поцелуй продлился несколько дольше, чем Яне хотелось.
– Признаться, я даже не рассчитывал на такой подарок, когда сюда шел.
И тут рядом с ними возникла Эйслинг и, протянув руки, тоже заключила Яну в объятия, под таким благовидным предлогом вызволив ее от Торкеля.
– Ах, Яна, я просто должна это сказать – у тебя получилась прекрасная песня, ты даже не представляешь, как много она значит для меня и для всех остальных!
– Спасибо, Эйслинг. И еще раз спасибо тебе за это великолепное платье.
Эйслинг засветилась от удовольствия.
– Я рада, что тебе понравилось. Ты в нем такая красавица! – Эйслинг внимательно глянула на Торкеля, и, как Яне показалось, в этом взгляде было больше недоверия и подозрительности, чем радушия.
– Эйслинг, познакомься, это капитан Торкель Фиске, мой старый друг. Мы когда-то вместе служили. Это он помог мне раздобыть материю на платье и устроил так, что Диего смог прийти сегодня на праздник.
– Это очень мило с вашей стороны, капитан, – сказала Эйслинг и протянула ладонь, чтобы пожать капитану руку. Но Торкель, верный своим привычкам, вместо рукопожатия поднял ладонь Эйслинг к губам и поцеловал.
Тут, откуда ни возьмись, рядом с ними возникла Шинид и, тоже протянув Торкелю руку, сказала:
– Эй, Яна! Скажи этому парню, что мы с Эйслинг все делим поровну – так что мне причитается то же, что и ей.
И снова Яне показалось, что за непринужденным и дружеским тоном Шинид кроется нечто большее – предостережение, на этот раз с примесью угрозы, причем вовсе не из-за того, что Торкель поцеловал руку ее Эйслинг. Яна решила, что Шинид, наверное, ревнует к Торкелю ее саму – из-за Шона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102