Она закончена точно в срок, но еще не отпечатана. – Он помахал теми самыми листами бумаги, отчего они зашуршали.
– Ах, жаваранак скажит, – сказал молодой человек с пишущей машинкой с очень простонародным акцентом, – шта эта дивный ельф в сей дом вашел.
– Я очень рад, – саркастически сказал Говард, – а теперь сделайте мне одолжение, убирайтесь. Вы же знали, что мы сегодня вернемся, – сказал он Реду, – поэтому не могу понять, почему не уложены ваши вещи и вы не готовы уйти.
– Всего минутное дело, – говорит Ред. – У всех у нас очень мало вещей.
Говард повернулся ко мне с грозовым лицом и сказал:
– Пойди вышвырни тех людей из передней комнаты.
– Это ведь не мое дело, – говорю я, – правда? Я хочу сказать, не я глава семьи, правда?
– Обнаженные в моей передней комнате, – сказал Говард.
И тут я увидела, что он, наверно, стесняется. Поэтому пошла, немножечко хихикая про себя, посмотреть, что смогу сделать.
В передней комнате тот самый бородатый молодой человек сидел перед электрическим камином с обоими включенными поленьями, ел что-то с виду похожее на теплые домашние ириски, а рядом с ним очень смуглая неопрятная девушка, одетая полностью, тоже ела ириски. На полу лежал другой молодой человек, плашмя на спине, заложив руки за голову, и курил, глядя в потолок, как будто в облака. Когда я вошла, он перекатил голову, чтоб посмотреть на меня, все так же лежа на полу, и его голос с пола сказал:
– Вы кто?
– Я тут живу, – говорю я. – Это мой дом. А вы все уходите сейчас же. – В углу я увидела типа мольберта с картиной на нем, по-моему, наполовину законченной, хоть она не особенно походила на те картины, которые мне нравились. Наверно, эта картина была современная.
– Ох, боже, – сказал молодой бородач с полным ртом ирисок, облизывая пальцы. – А ведь мы только-только устроились хорошенько. Ох, ладно. – И поднялся с Дивана, где сидел вместе с той самой девушкой, стал зевать и потягиваться. Что касается девушки, она просто на меня смотрела очень внимательно, как бы задумавшись. Не показалась мне очень эффектной.
Я услышала из гостиной громкий шум, крики, какие-то удары, и поэтому снова пошла туда. Говард, Ред и другой мужчина как бы спорили, Говард кричал:
– Я не хочу больше внешнего мира, поэтому убирайтесь все вместе, или я вас убью. – Потом выхватил у того самого у другого мужчины машинку, – по-моему, Ред назвал его Хиггинсом, – и попробовал как бы выставить их из комнаты, используя как орудие пишущую машинку, которая была портативной. Потом завязалось типа борьбы за ту самую машинку, и Хиггинс говорил;
– Эта мая, атдай, сволачь, – а Ред как бы обращался к обоим, говоря:
– Ну ладно, полегче, зачем так-то ведь, правда?
Потом ту самую машинку немножко подергали, она упала на пол, видно было, это не пошло ей на пользу. Хиггинс начал кричать и ругаться, упал на колени перед своей машинкой, как бы перед раненым домашним животным. Потом тот самый Хиггинс встал в большой ярости и нанес сильный пинок прямо в экран ТВ, который не разбился по какой-то причине. Но на этот раз я разозлилась, видя, как незнакомец себе позволяет подобные вольности в нашем доме, и ударила Хиггинса по лицу. Тогда Хиггинс назвал меня неподобающим словом, тогда Говард на него прыгнул, повалил на пол и принялся колотить. К этому времени люди из другой комнаты пришли посмотреть, что творится, Ред крикнул им:
– Вон, вон, быстро, – и они просто исчезли, но сначала я кинулась к той самой маленькой черноволосой модели, или кто она была такая, и дернула ее за волосы. Она сильно взвизгнула, а потом попросту удрала. Хиггинс всхлипывал перед Говардом, лежа на животе на полу, обзывал Говарда проклятой сволочью. А Ред говорит:
– Это грязный и свинский поступок.
– Меня от вас от всех тошнит, – сказал Говард. – Так что не надо мне рассказывать, какой поступок грязный и свинский, а какой нет. Я только хочу увидеть, как вы выкатываетесь в парадную дверь, да поскорее. – Кстати, он все время, пока это все говорил, тяжело дышал. – Плевать, что та самая вещь не отпечатана. И так вполне годится. Больше спасибо, что сделали. – Говард сказал это так, словно на самом деле в виду не имел. – Наверно, еще денег хотите, вроде гонорара. – И вытащил из кармана фунты и доллары, настоящую кучу, и вывалил все на стол. Тот самый Хиггинс, который встал с пола, стоял, смотрел на деньги как бы в благоговейном страхе. А потом сказал:
– Ты маю машинку сламал, сволачъ.
Тогда Говард сказал:
– Ладно, купите другую, – и бросил на стол кучу пятифунтовых бумажек. – Только убирайтесь, больше я ничего не прошу. Оставьте меня и мою жену в покое.
– Ох, Говард, – говорю я, видя, как те двое сгребают деньги. И взглянула на Реда, и Ред взглянул на меня, как бы с пониманием и сочувствием. А потом Ред послал мне взгляд, который могу назвать только как бы предупреждающим, чего я вообще не поняла. А Ред говорит:
– Хорошо. Я только поднимусь, уложу свои немногие вещи, и Хиггинс тоже.
– Я схожу наверх, – говорю я, – посмотрю, все ли в порядке. Наверно, постельное белье надо сменить.
– Нечива, – говорит Хиггинс как бы насмешливо. – Сменити, кагда мы уйдем. Я ни дам, штоб слидили, как я вещи сабираю пирит тем, как миня вышвырнут.
– Ох, кретин, – говорит Ред, чуть не пнув Хиггинса.
Я все-таки пошла следом за ними наверх, но на самом деле все было немножко испорчено. Ред успел только шепнуть мне:
– Пойдем сейчас со мной. Лучше тебе уйти. Я ни капельки не доверяю этому человеку. Он сумасшедший, вот кто.
– Кто, Говард? – шепчу я в ответ. – Ох, ерунда.
Тут Говард стал подниматься в ванную, в ванной начался другой небольшой скандал, так как там был другой мужчина, Кросби в самом деле сидел голый в ванне, полной горячей воды, и писал на какой-то дощечке, положенной поперек ванны. Я просунула голову в дверь и больше ничего не увидела. Ну, возникло еще немножко проблем, но Говард, наконец, всех выставил, а Ред все пытался давать мне те самые странные предупреждения, а я по-прежнему не понимала. В доме немножечко был беспорядок, однако никаких признаков диких пирушек, ничего подобного. Просто дом нуждался в хорошей уборке по-настоящему, да простыни были грязные. Я говорю Говарду:
– Завтра я должна как следует пройтись по дому.
– Завтра, – сказал Говард, – твой день рождения. Ты не должна ничего делать в свой день рождения. Кстати, ты вообще не должна больше работать.
– Я почти забыла, – говорю я, пока мы меняли простыни на своих постелях, где, кажется, спали три человека. – Что ты собираешься мне подарить на день рождения? – говорю я, на самом деле не имея этого в виду, так как ничего не хотела. Но Говард сказал:
– Самый лучший в мире подарок. Увидишь. – И с такой любовью улыбнулся.
Глава 21
Как ни странно, кухня была вполне чистая, кроме пары сгоревших кастрюль, да нейлоновый «ежик» для чистки посуды был весь забит всякой дрянью, так что им больше нельзя было пользоваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
– Ах, жаваранак скажит, – сказал молодой человек с пишущей машинкой с очень простонародным акцентом, – шта эта дивный ельф в сей дом вашел.
– Я очень рад, – саркастически сказал Говард, – а теперь сделайте мне одолжение, убирайтесь. Вы же знали, что мы сегодня вернемся, – сказал он Реду, – поэтому не могу понять, почему не уложены ваши вещи и вы не готовы уйти.
– Всего минутное дело, – говорит Ред. – У всех у нас очень мало вещей.
Говард повернулся ко мне с грозовым лицом и сказал:
– Пойди вышвырни тех людей из передней комнаты.
– Это ведь не мое дело, – говорю я, – правда? Я хочу сказать, не я глава семьи, правда?
– Обнаженные в моей передней комнате, – сказал Говард.
И тут я увидела, что он, наверно, стесняется. Поэтому пошла, немножечко хихикая про себя, посмотреть, что смогу сделать.
В передней комнате тот самый бородатый молодой человек сидел перед электрическим камином с обоими включенными поленьями, ел что-то с виду похожее на теплые домашние ириски, а рядом с ним очень смуглая неопрятная девушка, одетая полностью, тоже ела ириски. На полу лежал другой молодой человек, плашмя на спине, заложив руки за голову, и курил, глядя в потолок, как будто в облака. Когда я вошла, он перекатил голову, чтоб посмотреть на меня, все так же лежа на полу, и его голос с пола сказал:
– Вы кто?
– Я тут живу, – говорю я. – Это мой дом. А вы все уходите сейчас же. – В углу я увидела типа мольберта с картиной на нем, по-моему, наполовину законченной, хоть она не особенно походила на те картины, которые мне нравились. Наверно, эта картина была современная.
– Ох, боже, – сказал молодой бородач с полным ртом ирисок, облизывая пальцы. – А ведь мы только-только устроились хорошенько. Ох, ладно. – И поднялся с Дивана, где сидел вместе с той самой девушкой, стал зевать и потягиваться. Что касается девушки, она просто на меня смотрела очень внимательно, как бы задумавшись. Не показалась мне очень эффектной.
Я услышала из гостиной громкий шум, крики, какие-то удары, и поэтому снова пошла туда. Говард, Ред и другой мужчина как бы спорили, Говард кричал:
– Я не хочу больше внешнего мира, поэтому убирайтесь все вместе, или я вас убью. – Потом выхватил у того самого у другого мужчины машинку, – по-моему, Ред назвал его Хиггинсом, – и попробовал как бы выставить их из комнаты, используя как орудие пишущую машинку, которая была портативной. Потом завязалось типа борьбы за ту самую машинку, и Хиггинс говорил;
– Эта мая, атдай, сволачь, – а Ред как бы обращался к обоим, говоря:
– Ну ладно, полегче, зачем так-то ведь, правда?
Потом ту самую машинку немножко подергали, она упала на пол, видно было, это не пошло ей на пользу. Хиггинс начал кричать и ругаться, упал на колени перед своей машинкой, как бы перед раненым домашним животным. Потом тот самый Хиггинс встал в большой ярости и нанес сильный пинок прямо в экран ТВ, который не разбился по какой-то причине. Но на этот раз я разозлилась, видя, как незнакомец себе позволяет подобные вольности в нашем доме, и ударила Хиггинса по лицу. Тогда Хиггинс назвал меня неподобающим словом, тогда Говард на него прыгнул, повалил на пол и принялся колотить. К этому времени люди из другой комнаты пришли посмотреть, что творится, Ред крикнул им:
– Вон, вон, быстро, – и они просто исчезли, но сначала я кинулась к той самой маленькой черноволосой модели, или кто она была такая, и дернула ее за волосы. Она сильно взвизгнула, а потом попросту удрала. Хиггинс всхлипывал перед Говардом, лежа на животе на полу, обзывал Говарда проклятой сволочью. А Ред говорит:
– Это грязный и свинский поступок.
– Меня от вас от всех тошнит, – сказал Говард. – Так что не надо мне рассказывать, какой поступок грязный и свинский, а какой нет. Я только хочу увидеть, как вы выкатываетесь в парадную дверь, да поскорее. – Кстати, он все время, пока это все говорил, тяжело дышал. – Плевать, что та самая вещь не отпечатана. И так вполне годится. Больше спасибо, что сделали. – Говард сказал это так, словно на самом деле в виду не имел. – Наверно, еще денег хотите, вроде гонорара. – И вытащил из кармана фунты и доллары, настоящую кучу, и вывалил все на стол. Тот самый Хиггинс, который встал с пола, стоял, смотрел на деньги как бы в благоговейном страхе. А потом сказал:
– Ты маю машинку сламал, сволачъ.
Тогда Говард сказал:
– Ладно, купите другую, – и бросил на стол кучу пятифунтовых бумажек. – Только убирайтесь, больше я ничего не прошу. Оставьте меня и мою жену в покое.
– Ох, Говард, – говорю я, видя, как те двое сгребают деньги. И взглянула на Реда, и Ред взглянул на меня, как бы с пониманием и сочувствием. А потом Ред послал мне взгляд, который могу назвать только как бы предупреждающим, чего я вообще не поняла. А Ред говорит:
– Хорошо. Я только поднимусь, уложу свои немногие вещи, и Хиггинс тоже.
– Я схожу наверх, – говорю я, – посмотрю, все ли в порядке. Наверно, постельное белье надо сменить.
– Нечива, – говорит Хиггинс как бы насмешливо. – Сменити, кагда мы уйдем. Я ни дам, штоб слидили, как я вещи сабираю пирит тем, как миня вышвырнут.
– Ох, кретин, – говорит Ред, чуть не пнув Хиггинса.
Я все-таки пошла следом за ними наверх, но на самом деле все было немножко испорчено. Ред успел только шепнуть мне:
– Пойдем сейчас со мной. Лучше тебе уйти. Я ни капельки не доверяю этому человеку. Он сумасшедший, вот кто.
– Кто, Говард? – шепчу я в ответ. – Ох, ерунда.
Тут Говард стал подниматься в ванную, в ванной начался другой небольшой скандал, так как там был другой мужчина, Кросби в самом деле сидел голый в ванне, полной горячей воды, и писал на какой-то дощечке, положенной поперек ванны. Я просунула голову в дверь и больше ничего не увидела. Ну, возникло еще немножко проблем, но Говард, наконец, всех выставил, а Ред все пытался давать мне те самые странные предупреждения, а я по-прежнему не понимала. В доме немножечко был беспорядок, однако никаких признаков диких пирушек, ничего подобного. Просто дом нуждался в хорошей уборке по-настоящему, да простыни были грязные. Я говорю Говарду:
– Завтра я должна как следует пройтись по дому.
– Завтра, – сказал Говард, – твой день рождения. Ты не должна ничего делать в свой день рождения. Кстати, ты вообще не должна больше работать.
– Я почти забыла, – говорю я, пока мы меняли простыни на своих постелях, где, кажется, спали три человека. – Что ты собираешься мне подарить на день рождения? – говорю я, на самом деле не имея этого в виду, так как ничего не хотела. Но Говард сказал:
– Самый лучший в мире подарок. Увидишь. – И с такой любовью улыбнулся.
Глава 21
Как ни странно, кухня была вполне чистая, кроме пары сгоревших кастрюль, да нейлоновый «ежик» для чистки посуды был весь забит всякой дрянью, так что им больше нельзя было пользоваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50