Я выбежала из комнаты.
– Молли, Молли, – позвала я. Она была в одной из комнат второго этажа и собиралась уйти. Теперь у неё появился друг.
– Поднимайся, – ответила она мне. Я поднялась по лестнице и просунула голову в её комнату. Она парила ноги в тазике с горячей водой.
– Вот пытаюсь избавиться от мозолей, – сказала она. Её комната была маленькой, пол закрывал линолеум.
– Молли, а где Мистер Джентльмен? – спросила я. Я горела нетерпением и не могла выспрашивать обиняками, хотя и собиралась это сделать.
– Загорает, – ответила она. Сердце моё замерло.
– Почему?
– У его жены не в порядке нервы; так что они отправились в круиз по Средиземному морю.
Я почувствовала одновременно досаду, ревность и почему-то срою вину. По крайней мере хорошо, что его не было здесь и он не был свидетелем нашего позора. Потому что он был очень строг в вопросах этикета и наше поведение могло его шокировать.
Глава тринадцатая
Я могла перейти в какую-нибудь другую монастырскую школу, потому что моя стипендия продолжала действовать, но мистер Бреннан решил отправить Бэйбу в Дублин учиться на коммерческие курсы, и я сказала, что тоже поеду в столицу. Я обещала моему отцу, что я постараюсь сдать экзамены для работы в государственных учреждениях, но на самом деле собиралась устроиться на работу в бакалейную лавку.
Я списалась по объявлению в газете, и человек по имени Томас Бёрнс обещал мне место помощника продавца. По моей просьбе Джек Холланд дал мне письменную рекомендацию, в которой написал, что я работала у него на практике и отлично справлялась со своими обязанностями. Рекомендация изобиловала превосходными степенями, цветистыми выражениями и была подписана: Джек Холланд, владелец магазина и торговец спиртным.
– Разумеется, Кэтлин, если ты когда-нибудь передумаешь… У женщины всегда есть это право, – сказал он, лизнув официального вида коричневый пакет и припечатав его для верности кулаком.
– Благодарю тебя, Джек, – ответила я, – я подумаю над этим.
Разумеется, это была ложь, но мне не хотелось его огорчать. Его мать по-прежнему умирала, и к ним два раза в неделю приходила социальная помощница, чтобы ухаживать за ней. Джек поднялся из-за прилавка и вытянул деревянный ящик для денег. Ящик рассохся и вышел лишь наполовину. Джек засунул руку поглубже, вытащил фунтовую бумажку и сложил её в маленький квадратик.
– Посмотришь на досуге, – сказал он, заталкивая квадратик за вырез моей блузки. Острый уголок царапнул мою кожу, но я была благодарна ему и позволила несколько раз пожать мне руку и погладить меня по волосам. Его ласка была очень неуклюжей.
Когда я вышла из его лавки, я купила в магазинчике О'Брайена отрез материи на блузку и передник и отправилась к портнихе, жившей на той же улице ближе к центру. Она открыла мне дверь со ртом, полным булавок, и смётанным платьем в руках.
– Заходи, – пригласила она меня.
Стол в её жилой комнате был накрыт к обеду. Три герани на подоконнике начинали цвести. Две из них были ярко-красными, а одна совершенно белой. Листья наполняли ароматом комнату и кухню.
– Пусть подрастают, – сказала она, выливая утреннюю заварку в цветочные горшки. Потом она ополоснула чайник и заварила свежий чай.
– И как это вам случилось быть не на занятиях, да ещё в это время года? – спросила она своим приторно-масляным голосом. Она жила одна и слыла в городе известной сплетницей. Когда незамужние девушки попадали в переплёт, она узнавала об этом ещё до того, как это становилось известно им самим. Служанка священника и она, сидя на солнышке, перемывали косточки всем и каждому.
– В монастырской школе карантин из-за эпидемии, – ответила я. Мы с Бэйбой договорились отвечать на подобные вопросы таким образом. Наши родители тоже не хотели, чтобы стало известно про наше исключение.
– Как это ужасно. И насколько это серьёзно? Кстати, девочки Джонсонов, которые живут в горах, почему-то не дома.
– Им повезло. Горцы не болеют этой болезнью, – соврала я. Она вопросительно приподняла бровь. Она сама была из семьи горцев и каждое второе воскресенье ездила на велосипеде проведать своего отца. На багажнике своего велосипеда она умудрялась привозить гостинцы – жестянки с фруктами и холодец из телячьих ножек.
– Прошу, – она протянула мне чашку чая и кусочек купленного в магазине кекса. Потом она сняла с меня мерку.
– У тебя уже растёт животик, – заметила она. Ей хотелось меня подколоть. В ответ на вопрос о фасоне, я показала ей открытку. Она не преминула взглянуть на надпись на обороте.
– Джентльмены уехали так внезапно, не правда ли? – сказала она.
– В самом деле? – ответила на это я.
Она записала мои размеры в блокнот, и вскоре после этого я покинула её мастерскую. Она не проводила меня, это должно было означать, что она недовольна мной. Она рассчитывала поболтать со мной о Джентльменах, Я решила надеяться на то, что в отместку за это она не испортит два моих отреза.
Стоял один из тех ясных ветреных дней, которые выпадают нам в этой части страны, дул чистый довольно крепкий ветер, по небу плыли облака. Свежий ветер, солнце и великолепная погода возродили во мне счастье просто жить. Ветер дул мне прямо в лицо, когда я поднималась по склону холма, ведя рядом с собой велосипед. Я оставила его во дворе дома Бреннанов и пошла по дороге навестить наш старый дом. В нём теперь жили французские монахини. Пять или шесть человек, под главенством хозяйки, опекавшей новообращённых. Молодые монахини приезжали сюда из своей резиденции в Лимерике, чтобы провести один год духовного совершенствования в нашем большом уединённом фермерском доме.
Старая калитка не использовалась и заросла лопухами. Монахини сделали новый вход с бетонными стойками по бокам и бетонной же аркой, опирающейся на стойки. Дорожка, ведущая от входа, которая была просто тропинкой с торчащими из неё камнями, стала теперь настоящей аллеей, посыпанной щебнем и укатанной паровым катком, по ней было приятно пройтись. Несколько старых деревьев около дома были срублены, а побелевшая от времени и непогоды дверь выкрашена в мягкий зелёный цвет. Занавески на окнах были другого цвета.
– Наша матушка ждёт вас, – сказала невысокая монахиня, которая открыла мне дверь.
Она бесшумно скользила по покрытому ковром полу. Комната, которая когда-то была нашей столовой, теперь выглядела очень странно. У меня было чувство, что я никогда раньше в ней не была. В том углу, где раньше ничего не стояло, появился письменный стол, на камине красовалась новая полка из махагонового дерева.
– Добро пожаловать, – сказала старшая монахиня. Она была француженкой и выглядела совсем не так сурово, как монахини нашего монастыря. Она позвонила в колокольчик и попросила появившуюся маленькую монахиню принести угощение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
– Молли, Молли, – позвала я. Она была в одной из комнат второго этажа и собиралась уйти. Теперь у неё появился друг.
– Поднимайся, – ответила она мне. Я поднялась по лестнице и просунула голову в её комнату. Она парила ноги в тазике с горячей водой.
– Вот пытаюсь избавиться от мозолей, – сказала она. Её комната была маленькой, пол закрывал линолеум.
– Молли, а где Мистер Джентльмен? – спросила я. Я горела нетерпением и не могла выспрашивать обиняками, хотя и собиралась это сделать.
– Загорает, – ответила она. Сердце моё замерло.
– Почему?
– У его жены не в порядке нервы; так что они отправились в круиз по Средиземному морю.
Я почувствовала одновременно досаду, ревность и почему-то срою вину. По крайней мере хорошо, что его не было здесь и он не был свидетелем нашего позора. Потому что он был очень строг в вопросах этикета и наше поведение могло его шокировать.
Глава тринадцатая
Я могла перейти в какую-нибудь другую монастырскую школу, потому что моя стипендия продолжала действовать, но мистер Бреннан решил отправить Бэйбу в Дублин учиться на коммерческие курсы, и я сказала, что тоже поеду в столицу. Я обещала моему отцу, что я постараюсь сдать экзамены для работы в государственных учреждениях, но на самом деле собиралась устроиться на работу в бакалейную лавку.
Я списалась по объявлению в газете, и человек по имени Томас Бёрнс обещал мне место помощника продавца. По моей просьбе Джек Холланд дал мне письменную рекомендацию, в которой написал, что я работала у него на практике и отлично справлялась со своими обязанностями. Рекомендация изобиловала превосходными степенями, цветистыми выражениями и была подписана: Джек Холланд, владелец магазина и торговец спиртным.
– Разумеется, Кэтлин, если ты когда-нибудь передумаешь… У женщины всегда есть это право, – сказал он, лизнув официального вида коричневый пакет и припечатав его для верности кулаком.
– Благодарю тебя, Джек, – ответила я, – я подумаю над этим.
Разумеется, это была ложь, но мне не хотелось его огорчать. Его мать по-прежнему умирала, и к ним два раза в неделю приходила социальная помощница, чтобы ухаживать за ней. Джек поднялся из-за прилавка и вытянул деревянный ящик для денег. Ящик рассохся и вышел лишь наполовину. Джек засунул руку поглубже, вытащил фунтовую бумажку и сложил её в маленький квадратик.
– Посмотришь на досуге, – сказал он, заталкивая квадратик за вырез моей блузки. Острый уголок царапнул мою кожу, но я была благодарна ему и позволила несколько раз пожать мне руку и погладить меня по волосам. Его ласка была очень неуклюжей.
Когда я вышла из его лавки, я купила в магазинчике О'Брайена отрез материи на блузку и передник и отправилась к портнихе, жившей на той же улице ближе к центру. Она открыла мне дверь со ртом, полным булавок, и смётанным платьем в руках.
– Заходи, – пригласила она меня.
Стол в её жилой комнате был накрыт к обеду. Три герани на подоконнике начинали цвести. Две из них были ярко-красными, а одна совершенно белой. Листья наполняли ароматом комнату и кухню.
– Пусть подрастают, – сказала она, выливая утреннюю заварку в цветочные горшки. Потом она ополоснула чайник и заварила свежий чай.
– И как это вам случилось быть не на занятиях, да ещё в это время года? – спросила она своим приторно-масляным голосом. Она жила одна и слыла в городе известной сплетницей. Когда незамужние девушки попадали в переплёт, она узнавала об этом ещё до того, как это становилось известно им самим. Служанка священника и она, сидя на солнышке, перемывали косточки всем и каждому.
– В монастырской школе карантин из-за эпидемии, – ответила я. Мы с Бэйбой договорились отвечать на подобные вопросы таким образом. Наши родители тоже не хотели, чтобы стало известно про наше исключение.
– Как это ужасно. И насколько это серьёзно? Кстати, девочки Джонсонов, которые живут в горах, почему-то не дома.
– Им повезло. Горцы не болеют этой болезнью, – соврала я. Она вопросительно приподняла бровь. Она сама была из семьи горцев и каждое второе воскресенье ездила на велосипеде проведать своего отца. На багажнике своего велосипеда она умудрялась привозить гостинцы – жестянки с фруктами и холодец из телячьих ножек.
– Прошу, – она протянула мне чашку чая и кусочек купленного в магазине кекса. Потом она сняла с меня мерку.
– У тебя уже растёт животик, – заметила она. Ей хотелось меня подколоть. В ответ на вопрос о фасоне, я показала ей открытку. Она не преминула взглянуть на надпись на обороте.
– Джентльмены уехали так внезапно, не правда ли? – сказала она.
– В самом деле? – ответила на это я.
Она записала мои размеры в блокнот, и вскоре после этого я покинула её мастерскую. Она не проводила меня, это должно было означать, что она недовольна мной. Она рассчитывала поболтать со мной о Джентльменах, Я решила надеяться на то, что в отместку за это она не испортит два моих отреза.
Стоял один из тех ясных ветреных дней, которые выпадают нам в этой части страны, дул чистый довольно крепкий ветер, по небу плыли облака. Свежий ветер, солнце и великолепная погода возродили во мне счастье просто жить. Ветер дул мне прямо в лицо, когда я поднималась по склону холма, ведя рядом с собой велосипед. Я оставила его во дворе дома Бреннанов и пошла по дороге навестить наш старый дом. В нём теперь жили французские монахини. Пять или шесть человек, под главенством хозяйки, опекавшей новообращённых. Молодые монахини приезжали сюда из своей резиденции в Лимерике, чтобы провести один год духовного совершенствования в нашем большом уединённом фермерском доме.
Старая калитка не использовалась и заросла лопухами. Монахини сделали новый вход с бетонными стойками по бокам и бетонной же аркой, опирающейся на стойки. Дорожка, ведущая от входа, которая была просто тропинкой с торчащими из неё камнями, стала теперь настоящей аллеей, посыпанной щебнем и укатанной паровым катком, по ней было приятно пройтись. Несколько старых деревьев около дома были срублены, а побелевшая от времени и непогоды дверь выкрашена в мягкий зелёный цвет. Занавески на окнах были другого цвета.
– Наша матушка ждёт вас, – сказала невысокая монахиня, которая открыла мне дверь.
Она бесшумно скользила по покрытому ковром полу. Комната, которая когда-то была нашей столовой, теперь выглядела очень странно. У меня было чувство, что я никогда раньше в ней не была. В том углу, где раньше ничего не стояло, появился письменный стол, на камине красовалась новая полка из махагонового дерева.
– Добро пожаловать, – сказала старшая монахиня. Она была француженкой и выглядела совсем не так сурово, как монахини нашего монастыря. Она позвонила в колокольчик и попросила появившуюся маленькую монахиню принести угощение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56