поднимется ай-вай.
- Нет, Воти, я тебе сказала. Воти, ради Аллаха, поверь мне. Берия, Серов и Кобулов, самые большие начальники, почти постоянно находятся в Буро. Тайные совещания по ночам проводят.
Отгуляв два дня по родственникам, Анна уехала в город.
Солт задумался. Трудно поверить, что целый народ возьмут и переселят в далекую неведомую страну. Как это можно сделать? Не пешком же погонят, как во времена древних нашествий. А с народом, что станется, это же все равно, что взять дерево, вырвать с корнями и перенести на другое место.
Разве оно там привьется? Но с другой стороны, от этой власти, которую сами и утвердили силой оружия и неисчислимых жертв, столько натерпелись за двадцать с лишним лет, столько зла перевидали…
Без шума и паники старик вывез из гор копченые курдюки и несколько мешков вяленого мяса. Женщины нажарили три мешка кукурузы для толокна под предлогом - для пастухов отары. Купил мешок муки первого сорта и кое-какую теплую одежду. Родственники отнеслись халатно к словам Солта. Он, конечно, не говорил, кто его информировал.
- Солт, болтовня это. Наши алимы тоже не верят. Ты знаешь больше, чем они?
Этот День наступил.
Мужчин повели на сборный пункт во двор соборной мечети. Тут им объявили волю Советского Правительства, а когда люди возмущенно зашумели, поверх голов дали несколько очередей из пулемета.
- У нас есть приказ: стрелять при малейшем сопротивлении!
Когда Солт вернулся к семье, машина была загружена. Женщины затолкали в кузов все, что, на их взгляд, было ценно: ковры, отрезы, праздничная одежда, посуда. Из еды - мешок муки, кувшин с молоком и круг сыра.
Солт ругаться не стал, только буркнул себе под нос:
- Поистине, женские мозги - куриные мозги.
Он выбросил из кузова студебеккера сперва дорогие ковры, а потом все, без чего можно обойтись. Швейную машину сестры-вдовы оставил, чтобы не обидеть. Солт переговорил с командиром, всучил ему солидный куш денег, и солдаты за несколько минут загрузили в машину заготовленные загодя продукты.
- Ты умный старик, - сказал командир, - там, куда вас везут - голод. Тряпок наживете. И холода жуткие там.
Это спасло большую семью от неминуемой смерти, хотя один мешок с кукурузой у них украли ночью, когда их выгрузили на снег недалеко от станции Баталы.
- Да будет это сахой *! - махнул рукой Солт.
В апреле 1945 года Анна получила письмо из-под Акмоленска Казахской ССР. Она узнала почерк Савика.
«Дорогая тетя Анна. Здравствуйте!
Пишет Вам Савик. Вы нас еще не забыли? В нашей семье все живы и здоровы. Воти рассказал нам, как Вы приехали и говорили с ним о том, что должно случиться. Большое Вам спасибо! Живем мы в небольшом селе, всего тридцать четыре дома. Кругом степь. Это колхоз. Я на волах вожу сено. Другой работы здесь нет. Это место совсем-совсем не похоже на нашу землю гор нет вообще зимой очень холодно.
Тетя Анна, если бы Вы знали, как много людей наших умерло от голода, холода и болезней. Умирали целыми семьями, так что еле успевали хоронить. Помните, девочку Макку с кудряшками, она всегда прибегала к Вам, когда приезжали, чтобы получить гостинцы? Помните? Нет теперь ни Макки, ни всей их большой семьи - двенадцать человек. Одиннадцать человек умерло, а старший брат сошел с ума. Тут такие дела.
Старики говорят, что голод пошел на спад, теперь умирают меньше. Но мы все живы. Воти просит еще раз написать привет. До свидания!»
Анна немедля собрала две посылки и отослала.
* * *
Солдат упорно разглядывал ее единственным глазом, а на лице непонятная улыбка. Правый пустой по плечо рукав был заткнут по пояс. Правая щека исковеркана шрамом от скулы до глазницы. Походная сумка висела через плечо. Он ее поставил на землю.
- Солдат, Вам кого? - Спросила Анна с порога.
- Не узнаешь, сноха?
- Боже мой! Кто ты? Гири! - она бросилась к деверю и разрыдалась у него на груди.
- Да. Ничего. Меня действительно трудно узнать. Был целый человек, а теперь - полчеловека.
- Где это тебя - в Берлине?
- Нет, сноха, до Берлина я не дошел сорок километров. В деревушке одной. Из миномета. Мне кисть руки оторвало и глаз выбило. Пошла гангрена. Сперва по локоть отрезали, а потом по плечо… Но жив.
- Ну и слава Богу, пошли в дом.
- Тут наших вывезли… Я не знал, ехал домой. А в вагоне об этом меж собой осетины говорили. Я подслушал. Решил сперва к тебе зайти, а потом уж в Базоркино.
- Не стоит в Базоркино. Тебя задержат и под конвоем отправят в Казахстан. Я знаю, где наши - они в Акмолинской области. Сын твой, Савик, догадался по прибытию на место написать. Мы переписываемся. Я даже посылочки высылаю. Все живы. Вот тебе и первая радость. Пошли в дом. Пошли.
- А Саша как?
- Пишет, что скоро демобилизуется. Дважды был ранен.
- Я думал, что Родину защищаю, а я убийц моего народа защищал… - у него дрогнул голос.
- Успокойся, Гири! Не надо об этом. На то воля Аллаха.
- Да. Да.
На самом пороге он вдруг остановился:
- А он? - Спросил Гири шепотом.
- Жив.
- Мстит?
- Да.
- Бывает?
- Да.
Переступив через порог, он взглядом что-то искал.
- Степан Лукъяныч, вышел куда?…
- Нет папы более. Умер он еще в сорок первом. Воти его и похоронил, все расходы на себя взял.
Долго стоял Гири посередине комнаты, не решаясь сесть.
Господи, как сильно изменился этот мир за эти года!
Неделю провел Гири у Анны, отсыпался, досыта наедался нормальной домашней едой. Втайне он надеялся встретиться с буйным братом, но этого не случилось.
Снабдила сноха деверя целым мешком харчей, дала денег на дорогу, купила билет и отправила к семье в Казахстан. По прибытию на место обещал сразу написать. Что он и сделал.
В конце сорок шестого вернулся Саша, привез с собой жену-молдаванку. Оказывается, он целый год занимался перевозкой трофеев из Германии. Саша пил и очень много. На этой почве между супругами возникали скандалы, иногда доходящие до рукоприкладства, и Анна ничего с этим не могла поделать. Саша портился прямо на глазах. Наконец молдаванке надоело все это - уехала, не попрощавшись. Она написала с поезда: «Саша, прощай! У тебя уже есть одна жена - водка, зачем тебе вторая?»
Саша стал пропадать неделями. Часто отсиживался в милиции за пьяные дебоши. Анны он боялся, никогда не отвечал дерзко на упреки.
Однажды она безнадежно вздохнула:
- На тебе, Саша, прекратился наш род. Теперь я рада, что папа не дожил до этих дней.
- Сестренка, прости меня, я - кончился. Вроде я живой, а души моей уже нет. Война убила мою душу. Слабый я оказался.
И она больше не сказала ему ни единого слова упрека - бесполезно, но любви сестринской к нему не теряла.
Но и он держался определенной грани - сильно пьяный на глаза ей не попадался.
* * *
Эти четверо неожиданных гостей, не отходя от порога, рассматривали ее. Сердце у Анны дрогнуло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
- Нет, Воти, я тебе сказала. Воти, ради Аллаха, поверь мне. Берия, Серов и Кобулов, самые большие начальники, почти постоянно находятся в Буро. Тайные совещания по ночам проводят.
Отгуляв два дня по родственникам, Анна уехала в город.
Солт задумался. Трудно поверить, что целый народ возьмут и переселят в далекую неведомую страну. Как это можно сделать? Не пешком же погонят, как во времена древних нашествий. А с народом, что станется, это же все равно, что взять дерево, вырвать с корнями и перенести на другое место.
Разве оно там привьется? Но с другой стороны, от этой власти, которую сами и утвердили силой оружия и неисчислимых жертв, столько натерпелись за двадцать с лишним лет, столько зла перевидали…
Без шума и паники старик вывез из гор копченые курдюки и несколько мешков вяленого мяса. Женщины нажарили три мешка кукурузы для толокна под предлогом - для пастухов отары. Купил мешок муки первого сорта и кое-какую теплую одежду. Родственники отнеслись халатно к словам Солта. Он, конечно, не говорил, кто его информировал.
- Солт, болтовня это. Наши алимы тоже не верят. Ты знаешь больше, чем они?
Этот День наступил.
Мужчин повели на сборный пункт во двор соборной мечети. Тут им объявили волю Советского Правительства, а когда люди возмущенно зашумели, поверх голов дали несколько очередей из пулемета.
- У нас есть приказ: стрелять при малейшем сопротивлении!
Когда Солт вернулся к семье, машина была загружена. Женщины затолкали в кузов все, что, на их взгляд, было ценно: ковры, отрезы, праздничная одежда, посуда. Из еды - мешок муки, кувшин с молоком и круг сыра.
Солт ругаться не стал, только буркнул себе под нос:
- Поистине, женские мозги - куриные мозги.
Он выбросил из кузова студебеккера сперва дорогие ковры, а потом все, без чего можно обойтись. Швейную машину сестры-вдовы оставил, чтобы не обидеть. Солт переговорил с командиром, всучил ему солидный куш денег, и солдаты за несколько минут загрузили в машину заготовленные загодя продукты.
- Ты умный старик, - сказал командир, - там, куда вас везут - голод. Тряпок наживете. И холода жуткие там.
Это спасло большую семью от неминуемой смерти, хотя один мешок с кукурузой у них украли ночью, когда их выгрузили на снег недалеко от станции Баталы.
- Да будет это сахой *! - махнул рукой Солт.
В апреле 1945 года Анна получила письмо из-под Акмоленска Казахской ССР. Она узнала почерк Савика.
«Дорогая тетя Анна. Здравствуйте!
Пишет Вам Савик. Вы нас еще не забыли? В нашей семье все живы и здоровы. Воти рассказал нам, как Вы приехали и говорили с ним о том, что должно случиться. Большое Вам спасибо! Живем мы в небольшом селе, всего тридцать четыре дома. Кругом степь. Это колхоз. Я на волах вожу сено. Другой работы здесь нет. Это место совсем-совсем не похоже на нашу землю гор нет вообще зимой очень холодно.
Тетя Анна, если бы Вы знали, как много людей наших умерло от голода, холода и болезней. Умирали целыми семьями, так что еле успевали хоронить. Помните, девочку Макку с кудряшками, она всегда прибегала к Вам, когда приезжали, чтобы получить гостинцы? Помните? Нет теперь ни Макки, ни всей их большой семьи - двенадцать человек. Одиннадцать человек умерло, а старший брат сошел с ума. Тут такие дела.
Старики говорят, что голод пошел на спад, теперь умирают меньше. Но мы все живы. Воти просит еще раз написать привет. До свидания!»
Анна немедля собрала две посылки и отослала.
* * *
Солдат упорно разглядывал ее единственным глазом, а на лице непонятная улыбка. Правый пустой по плечо рукав был заткнут по пояс. Правая щека исковеркана шрамом от скулы до глазницы. Походная сумка висела через плечо. Он ее поставил на землю.
- Солдат, Вам кого? - Спросила Анна с порога.
- Не узнаешь, сноха?
- Боже мой! Кто ты? Гири! - она бросилась к деверю и разрыдалась у него на груди.
- Да. Ничего. Меня действительно трудно узнать. Был целый человек, а теперь - полчеловека.
- Где это тебя - в Берлине?
- Нет, сноха, до Берлина я не дошел сорок километров. В деревушке одной. Из миномета. Мне кисть руки оторвало и глаз выбило. Пошла гангрена. Сперва по локоть отрезали, а потом по плечо… Но жив.
- Ну и слава Богу, пошли в дом.
- Тут наших вывезли… Я не знал, ехал домой. А в вагоне об этом меж собой осетины говорили. Я подслушал. Решил сперва к тебе зайти, а потом уж в Базоркино.
- Не стоит в Базоркино. Тебя задержат и под конвоем отправят в Казахстан. Я знаю, где наши - они в Акмолинской области. Сын твой, Савик, догадался по прибытию на место написать. Мы переписываемся. Я даже посылочки высылаю. Все живы. Вот тебе и первая радость. Пошли в дом. Пошли.
- А Саша как?
- Пишет, что скоро демобилизуется. Дважды был ранен.
- Я думал, что Родину защищаю, а я убийц моего народа защищал… - у него дрогнул голос.
- Успокойся, Гири! Не надо об этом. На то воля Аллаха.
- Да. Да.
На самом пороге он вдруг остановился:
- А он? - Спросил Гири шепотом.
- Жив.
- Мстит?
- Да.
- Бывает?
- Да.
Переступив через порог, он взглядом что-то искал.
- Степан Лукъяныч, вышел куда?…
- Нет папы более. Умер он еще в сорок первом. Воти его и похоронил, все расходы на себя взял.
Долго стоял Гири посередине комнаты, не решаясь сесть.
Господи, как сильно изменился этот мир за эти года!
Неделю провел Гири у Анны, отсыпался, досыта наедался нормальной домашней едой. Втайне он надеялся встретиться с буйным братом, но этого не случилось.
Снабдила сноха деверя целым мешком харчей, дала денег на дорогу, купила билет и отправила к семье в Казахстан. По прибытию на место обещал сразу написать. Что он и сделал.
В конце сорок шестого вернулся Саша, привез с собой жену-молдаванку. Оказывается, он целый год занимался перевозкой трофеев из Германии. Саша пил и очень много. На этой почве между супругами возникали скандалы, иногда доходящие до рукоприкладства, и Анна ничего с этим не могла поделать. Саша портился прямо на глазах. Наконец молдаванке надоело все это - уехала, не попрощавшись. Она написала с поезда: «Саша, прощай! У тебя уже есть одна жена - водка, зачем тебе вторая?»
Саша стал пропадать неделями. Часто отсиживался в милиции за пьяные дебоши. Анны он боялся, никогда не отвечал дерзко на упреки.
Однажды она безнадежно вздохнула:
- На тебе, Саша, прекратился наш род. Теперь я рада, что папа не дожил до этих дней.
- Сестренка, прости меня, я - кончился. Вроде я живой, а души моей уже нет. Война убила мою душу. Слабый я оказался.
И она больше не сказала ему ни единого слова упрека - бесполезно, но любви сестринской к нему не теряла.
Но и он держался определенной грани - сильно пьяный на глаза ей не попадался.
* * *
Эти четверо неожиданных гостей, не отходя от порога, рассматривали ее. Сердце у Анны дрогнуло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76