Первая проблема для падальщика — найти пищу, для чего ему служат зрение, слух и обоняние; вторая проблема — если законный хозяин добычи еще не кончил свою трапезу — урвать кусочек и унести ноги подобру-поздорову; третья — поспеть на место как можно быстрее, пока не набежали и не налетели остальные падальщики — конкуренты. И я должна заметить, что падалью интересуются не только гиены и шакалы. Львы, леопарды, гепарды и гиеновые собаки, не считая множества более мелких хищников, охотно питаются мертвечиной, а подчас не прочь присвоить добычу более слабых собратьев.
Гиена во многих отношениях прекрасно приспособлена к роли падальщика. Зубы и челюсти у нее невероятно мощные, и когда от убитого животного почти ничего не остается — а так бывает чаще всего, — гиена перемалывает зубами и переваривает самые крупные кости и самую жесткую шкуру. Вдобавок у нее настолько тонкий слух, что она легко ловит на большом расстоянии звуки, которые издают другие хищники, препираясь из-за добычи. Бежать она может со скоростью до пятидесяти километров в час, а выносливость у нее невероятная. Терпения ей тоже не занимать: гиены могут по восемь часов кряду, если не дольше, слоняться вокруг добычи льва, хотя прекрасно знают, что хищные кошки оставляют от жертвы сущие крохи.
У шакала тоже прекрасный слух, но его главное преимущество — подвижность; он ухитряется молниеносно кинуться и выхватить кусок прямо из-под носа у льва или другого крупного хищника почти без риска оказаться у него в зубах. Однако ни гиена, ни шакал не являются исключительно падальщиками и пожирателями отбросов, разве что в некоторых районах поблизости от человеческих жилищ, где все другие дикие животные истреблены и рацион гиены состоит почти целиком из отбросов. В кратере Нгоронгоро и на равнинах Серенгети гиена — умелый и самостоятельный охотник, а шакал гораздо больше времени посвящает охоте за насекомыми и грызунами, чем розыску падали или объедков.
Подлинными падальщиками можно считать лишь крылатых — грифов, марабу, некоторых орлов. Они не только способны без особых усилий преодолевать по воздуху большие расстояния, но и устраивают в небе настоящие наблюдательные посты, с которых могут обозревать своими всевидящими глазами широкие пространства равнин. Стоит им приметить мертвое животное или хищника, пожирающего добычу, и они с помощью мощных крыльев намного опережают любого четвероногого соперника. Собственно говоря, многие наземные хищники отыскивают себе пропитание, внимательно следя за поведением грифов в небе.
Теперь попытаемся представить себе в роли падальщика первобытного человека. Возможно, он неплохо бегал, хотя с уверенностью утверждать это мы не беремся — ведь он сравнительно недавно «встал на ноги». Несомненно был он и очень вынослив, но слух его, значительно более острый, чем у современного человека (по крайней мере у «цивилизованного»), вряд ли мог сравниться со слухом шакалов или гиен. Конечно, первобытный человек мог следить за движениями грифов в небе и бежать к указанному ими месту наперегонки с остальными падальщиками. Если он заставал у добычи только грифов или парочку гиен или гепардов — а то и одинокого льва, — возможно, ему и удавалось прогнать их и завладеть добычей. Но в те давние времена, когда человек стал есть мясо, он вряд ли владел какими-нибудь иными орудиями, кроме камней, вроде тех, которыми бросаются современные шимпанзе. Весьма маловероятно, чтобы небольшая кучка людей (считается, что древние люди охотились небольшими группами) сумела отогнать от добычи прайд львов или большую стаю гиен. А коль скоро человеку приходилось дожидаться, когда хищник расправится со своей добычей, то он, конечно, мог разбивать кости и есть костный мозг. Но вот удавалось ли ему, подобно гиене, переваривать кости и шкуру? Едва ли.
И наконец, попытаемся рассмотреть человека в свете его происхождения от приматов. Шимпанзе, как я уже говорила, едят мясо, и в некоторые сезоны в значительных количествах, но мы никогда не видели их в роли падальщиков и прихлебателей. Во многих местах павианы тоже едят мясо, иногда они даже пытаются стащить кусок-другой у шимпанзе. Но если они и пожирают падаль или куски с чужого стола, то, видимо, в редчайших случаях. Мы наблюдали бесконечное число звериных трапез в непосредственной близости от разных стай павианов, и обезьяны никогда не присоединялись к хищникам и их нахлебникам. Более того, приматы в подавляющем большинстве — дневные животные, они боятся темноты. А ведь именно ночью совершаются основные охотничьи подвиги, ночью гиены и шакалы получают большую часть своей ворованной добычи; первобытный же человек в это время, без сомнения, спал.
Я не пытаюсь утверждать, что первобытный человек никогда не прикасался к чужой добыче. Как теперь, так, видимо, и во все времена человек был склонен к компромиссам. Чтобы удовлетворить растущий аппетит к мясу, этот сын каменного века, несомненно, мог подбирать остатки, если они того стоили и риск был не слишком велик. Но мы все же думаем, что человек приобрел вкус к мясу, скорее всего самостоятельно охотясь на разных мелких тварей. В период размножения телята и ягнята становятся легкой добычей, если охотнику удается перехитрить мать. Попадались нам и взрослые животные, больные или увечные, с которыми без особого труда могла справиться группа первобытных людей.
Вот почему мы сосредоточили свое внимание на поведении хищников. Однако очень скоро мы с головой ушли в наблюдение за самими животными, за их индивидуальными характерами, нас то и дело поражали несомненные проявления их интеллекта. Мы открыли, что нередко отдельных индивидуумов можно различать не только по окраске, но и по особым черточкам поведения. Животным, за которыми мы наблюдали, мы всегда давали имена, как только начинали с уверенностью отличать их друг от друга. Некоторые ученые утверждают, что правильнее присваивать каждому животному свой порядковый номер, но, поскольку нас в первую очередь интересовали индивидуальные различия, мы решили, что имена — куда более подходящий для нашей цели и ничуть не менее научный способ обозначения.
Когда Гуго только еще замышлял длительное изучение хищников, я и не думала, что серьезно включусь в его работу: у меня и так еле хватало времени на наблюдение и описание поведения шимпанзе, да еще на воспитание нашего сынишки, Гуго-младшего (более известного под именем Лакомки). Но мне думается, что Гуго, зная меня достаточно хорошо, с самого начала не сомневался, что я стану его помощницей. Так уж сложилась наша совместная жизнь — что бы ни пришлось, мы все делаем вместе — и книжки пишем, и пеленки меняем.
Меня нетрудно было убедить, что гиены уступают в привлекательности только шимпанзе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63