Жан слушал и не слушал. Он видел перед собой Лизу.
- Знаешь, - перебил он Сашу на самом интересном, как тому казалось, месте, - а если я полечу в Сочи? Смогу я ее найти? Ведь у вас есть - как там ее? - прописка, и я знаю фамилию.
- Прописка-то есть, но в частном секторе...
Сашка принялся объяснять Жану наши удивительные порядки и то, как все или почти все их обходят, хитрят и обманывают родное государство, потому что иначе фиг-два проживешь! Жан опять-таки не очень слушал, уловив главное: Лизу найти почти невозможно.
- Никто еще не смог определить, что такое любовь, - разглагольствовал между тем Сашка.
- По-моему, любовь - это то, что всегда плохо кончается, - неожиданно выдал свое, не очень-то справедливое определение любви Жан.
История с Лизой сделала его взрослым. И пессимистом. Правда, на время.
Сашка, разумеется, возмутился и ринулся в бой, отстаивая чисто советское понимание любви как единение душ и сердец. "А близость? Когда два тела сливаются в одно, и такая нежность и страсть, и ты весь принадлежишь своей женщине? Ты забыл про тоску нашего тела, друг", - подумал Жан, но спорить не стал.
- Прости, я хочу спать, - неожиданно сказал он и вышел.
В своей комнате повалился в чем был на кушетку и мгновенно заснул. Проснулся среди ночи от холода. Принудил себя встать, вытащил белье из стоявшего у стены ящика, разделся, лег, укрылся зеленым пушистым одеялом и так пролежал до утра, глядя невидящим взглядом в окно - черное, затем серое, розовое и наконец алое: встало солнце. Он смотрел и на стенку и сначала не различал ее, потом она проявилась, как фотопленка, окрасилась розовым цветом, яркое солнце осветило ее и всю комнату. "Да, она не приедет". Жан понял это так ясно, словно кто-то шепнул ему в самое ухо.
Он встал, оделся и, не позавтракав, не выпив даже чаю, поехал в свое посольство. Не позволяя себе задуматься, подавив колебания, чуть ли не страх, поговорил с клерком.
- Вам повезло! - сверкнул жемчужными зубами клерк. - Заболел наш атташе, и мы еще не успели сдать его билет на Париж. Соберетесь за день? Зато полетите в первом классе. И без доплаты. Давайте сюда ваши бумаги! Давайте, давайте, ну что же вы?
- Спасибо, - выдавил из себя Жан, ужасаясь всему, что наделал.
Он вышел в тихий переулок, полный листвы, тени, покоя - дипкорпус умел выбирать здания! - и поехал назад - прощаться с Сашкой, со всем, что было его родным домом, к чему прикипело сердце, как он понял это сейчас! И еще он написал письмо Лизе, полное горечи, любви и упреков.
"Но если ты решишься, то сообщи мне! - взмолился в конце письма. - Наш поэт Превер..." Волшебные строки Превера Жан написал по-французски, как помнил, не совсем точно. Он был словно в бреду. Не очень-то понимал, что делает. Сашка только шумно вздохнул, когда Жан вручил ему письмо для Лизы.
- Может, останешься? - без всякой надежды спросил он. - Ты ведь делаешь глупость.
- Не смей! - тонко вскричал Жан и стукнул кулаком по столу так, что задребезжали стаканы, из которых они пили на посошок. - Не смей называть меня идиотом!
- Да я и не называю, - оторопел Сашка.
Но Жан не дал ему ничего объяснить. Как на экране в кино, увидел он гневное лицо Лизы, когда сказал ей, что она - дурочка... Этот русский язык! Теперь он и его ненавидел - за все, что пережил здесь, в России.
5
Никто тебя не любит так, как я,
Никто не поцелует так, как я...
Томный баритон мягко, по-южному выговаривал банальнейшие слова, но музыка была прелестной и со стертыми словами смиряла, их затушевывала, прикрывала. Времена, когда песни стали вообще состоять из двух строк, повторяемых бесконечно, с идиотским упорством, были еще впереди. В сравнении с ними автор этой, с каким-никаким, а сюжетом, был прямо-таки Лев Толстой.
А тут еще искусный полумрак ресторана, под потолком медленно вращается блестящий, в клеточку, шар, посылая танцующим разноцветные блики... Ах как прекрасна жизнь! Артем нежно прижимает Лизу к себе. На ней узкое, цвета морской волны платье, немецкие - кофе с молоком - ажурные туфельки. Где-то там, в другом конце зала, Ира с Борисом. В углу - их столик: вино, закуски, цветы в узенькой вазе, лампа под шелковым абажуром отбрасывает на столик розовый цвет.
"Никто не поцелует так, как я..." Лиза почти влюблена в этого славного парня. Как он на нее смотрит, как пожимает ей руку! А вчера вечером они даже поцеловались, правда, всего один раз: Лиза вырвалась и убежала - так закружилась у нее голова. Это Жан виноват: разбудил в ней женщину, со страхом и восторгом она почувствовала это вчера. Нет, больше никаких поцелуев: она за себя боится. И потом, здесь, на юге, это было бы просто пошло.
- Ты, конечно, права, - согласилась с ней Ира, - а главное, у тебя есть Жан.
- Да, главное - Жан, - мечтательно подтвердила Лиза.
Она лежала на диване - хозяйка снова отчалила на два дня, - Ира смазывала кремом ее обгоревшую спину.
- Надо зайти на почту, - вслух подумала Лиза.
- Ты все время так говоришь, - проворчала Ира и зачерпнула из баночки еще одну порцию жирного белого крема.
- Так ведь все время рядом Артем, - простодушно объяснила Лиза.
- Да уж, - не без ехидства подтвердила Ира. - Артем от тебя ни на шаг.
- И как-то при нем неудобно, - задумчиво продолжала Лиза. - Но завтра зайду обязательно.
А назавтра их как раз и пригласили в ресторан. Тогда это было совсем недорого. Проблема заключалась в другом: в "Морской", самый модный ресторан в Сочи, как и в любой другой, надо было попасть. Приходилось выстаивать час-другой до открытия - мужчинам, конечно, - и занимать для себя и своих дам столики. Уже в семь пятнадцать швейцар вывешивал табличку, обрамленную золотом - "Свободных мест нет", - и с сознанием собственной значимости, в галунах и ливрее, насмерть стоял у дверей.
"Никто не приголубит так, как я..."
Так Лиза пропустила еще один, последний для Жана день.
Натеревшись с помощью Иры кремом, она бухнулась, счастливая, в постель, сразу заснула, но проснулась среди ночи в страшной, непонятной тревоге. Ей приснился Жан. Лиза села на кровати, опустила ноги на плетеный домотканый половичок. Огромная луна светила в окно - ситцевые занавески лишь чуть-чуть приглушали ее лучи, - взлаивала какая-то шавка, наверное, во сне. Молчал на станции строгий металлический голос, и вообще ничто в эту ночь там не двигалось и не грохотало.
Что же ей снилось? Вспомнить, как ни старалась, Лиза никак не могла. Но его глаза - коричневые глаза плюшевого медвежонка, длинные, загнутые ресницы, - чуть тронутые пеплом губы, кудрявые волосы видела перед собой так отчетливо, что задохнулась от нежности. Жан смотрел на нее печально и с укоризной, словно прощаясь. Где он сейчас, что делает, думает ли о ней? А вдруг... От неожиданной мысли засосало под ложечкой. Вдруг у него другая? Как у нее - Артем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
- Знаешь, - перебил он Сашу на самом интересном, как тому казалось, месте, - а если я полечу в Сочи? Смогу я ее найти? Ведь у вас есть - как там ее? - прописка, и я знаю фамилию.
- Прописка-то есть, но в частном секторе...
Сашка принялся объяснять Жану наши удивительные порядки и то, как все или почти все их обходят, хитрят и обманывают родное государство, потому что иначе фиг-два проживешь! Жан опять-таки не очень слушал, уловив главное: Лизу найти почти невозможно.
- Никто еще не смог определить, что такое любовь, - разглагольствовал между тем Сашка.
- По-моему, любовь - это то, что всегда плохо кончается, - неожиданно выдал свое, не очень-то справедливое определение любви Жан.
История с Лизой сделала его взрослым. И пессимистом. Правда, на время.
Сашка, разумеется, возмутился и ринулся в бой, отстаивая чисто советское понимание любви как единение душ и сердец. "А близость? Когда два тела сливаются в одно, и такая нежность и страсть, и ты весь принадлежишь своей женщине? Ты забыл про тоску нашего тела, друг", - подумал Жан, но спорить не стал.
- Прости, я хочу спать, - неожиданно сказал он и вышел.
В своей комнате повалился в чем был на кушетку и мгновенно заснул. Проснулся среди ночи от холода. Принудил себя встать, вытащил белье из стоявшего у стены ящика, разделся, лег, укрылся зеленым пушистым одеялом и так пролежал до утра, глядя невидящим взглядом в окно - черное, затем серое, розовое и наконец алое: встало солнце. Он смотрел и на стенку и сначала не различал ее, потом она проявилась, как фотопленка, окрасилась розовым цветом, яркое солнце осветило ее и всю комнату. "Да, она не приедет". Жан понял это так ясно, словно кто-то шепнул ему в самое ухо.
Он встал, оделся и, не позавтракав, не выпив даже чаю, поехал в свое посольство. Не позволяя себе задуматься, подавив колебания, чуть ли не страх, поговорил с клерком.
- Вам повезло! - сверкнул жемчужными зубами клерк. - Заболел наш атташе, и мы еще не успели сдать его билет на Париж. Соберетесь за день? Зато полетите в первом классе. И без доплаты. Давайте сюда ваши бумаги! Давайте, давайте, ну что же вы?
- Спасибо, - выдавил из себя Жан, ужасаясь всему, что наделал.
Он вышел в тихий переулок, полный листвы, тени, покоя - дипкорпус умел выбирать здания! - и поехал назад - прощаться с Сашкой, со всем, что было его родным домом, к чему прикипело сердце, как он понял это сейчас! И еще он написал письмо Лизе, полное горечи, любви и упреков.
"Но если ты решишься, то сообщи мне! - взмолился в конце письма. - Наш поэт Превер..." Волшебные строки Превера Жан написал по-французски, как помнил, не совсем точно. Он был словно в бреду. Не очень-то понимал, что делает. Сашка только шумно вздохнул, когда Жан вручил ему письмо для Лизы.
- Может, останешься? - без всякой надежды спросил он. - Ты ведь делаешь глупость.
- Не смей! - тонко вскричал Жан и стукнул кулаком по столу так, что задребезжали стаканы, из которых они пили на посошок. - Не смей называть меня идиотом!
- Да я и не называю, - оторопел Сашка.
Но Жан не дал ему ничего объяснить. Как на экране в кино, увидел он гневное лицо Лизы, когда сказал ей, что она - дурочка... Этот русский язык! Теперь он и его ненавидел - за все, что пережил здесь, в России.
5
Никто тебя не любит так, как я,
Никто не поцелует так, как я...
Томный баритон мягко, по-южному выговаривал банальнейшие слова, но музыка была прелестной и со стертыми словами смиряла, их затушевывала, прикрывала. Времена, когда песни стали вообще состоять из двух строк, повторяемых бесконечно, с идиотским упорством, были еще впереди. В сравнении с ними автор этой, с каким-никаким, а сюжетом, был прямо-таки Лев Толстой.
А тут еще искусный полумрак ресторана, под потолком медленно вращается блестящий, в клеточку, шар, посылая танцующим разноцветные блики... Ах как прекрасна жизнь! Артем нежно прижимает Лизу к себе. На ней узкое, цвета морской волны платье, немецкие - кофе с молоком - ажурные туфельки. Где-то там, в другом конце зала, Ира с Борисом. В углу - их столик: вино, закуски, цветы в узенькой вазе, лампа под шелковым абажуром отбрасывает на столик розовый цвет.
"Никто не поцелует так, как я..." Лиза почти влюблена в этого славного парня. Как он на нее смотрит, как пожимает ей руку! А вчера вечером они даже поцеловались, правда, всего один раз: Лиза вырвалась и убежала - так закружилась у нее голова. Это Жан виноват: разбудил в ней женщину, со страхом и восторгом она почувствовала это вчера. Нет, больше никаких поцелуев: она за себя боится. И потом, здесь, на юге, это было бы просто пошло.
- Ты, конечно, права, - согласилась с ней Ира, - а главное, у тебя есть Жан.
- Да, главное - Жан, - мечтательно подтвердила Лиза.
Она лежала на диване - хозяйка снова отчалила на два дня, - Ира смазывала кремом ее обгоревшую спину.
- Надо зайти на почту, - вслух подумала Лиза.
- Ты все время так говоришь, - проворчала Ира и зачерпнула из баночки еще одну порцию жирного белого крема.
- Так ведь все время рядом Артем, - простодушно объяснила Лиза.
- Да уж, - не без ехидства подтвердила Ира. - Артем от тебя ни на шаг.
- И как-то при нем неудобно, - задумчиво продолжала Лиза. - Но завтра зайду обязательно.
А назавтра их как раз и пригласили в ресторан. Тогда это было совсем недорого. Проблема заключалась в другом: в "Морской", самый модный ресторан в Сочи, как и в любой другой, надо было попасть. Приходилось выстаивать час-другой до открытия - мужчинам, конечно, - и занимать для себя и своих дам столики. Уже в семь пятнадцать швейцар вывешивал табличку, обрамленную золотом - "Свободных мест нет", - и с сознанием собственной значимости, в галунах и ливрее, насмерть стоял у дверей.
"Никто не приголубит так, как я..."
Так Лиза пропустила еще один, последний для Жана день.
Натеревшись с помощью Иры кремом, она бухнулась, счастливая, в постель, сразу заснула, но проснулась среди ночи в страшной, непонятной тревоге. Ей приснился Жан. Лиза села на кровати, опустила ноги на плетеный домотканый половичок. Огромная луна светила в окно - ситцевые занавески лишь чуть-чуть приглушали ее лучи, - взлаивала какая-то шавка, наверное, во сне. Молчал на станции строгий металлический голос, и вообще ничто в эту ночь там не двигалось и не грохотало.
Что же ей снилось? Вспомнить, как ни старалась, Лиза никак не могла. Но его глаза - коричневые глаза плюшевого медвежонка, длинные, загнутые ресницы, - чуть тронутые пеплом губы, кудрявые волосы видела перед собой так отчетливо, что задохнулась от нежности. Жан смотрел на нее печально и с укоризной, словно прощаясь. Где он сейчас, что делает, думает ли о ней? А вдруг... От неожиданной мысли засосало под ложечкой. Вдруг у него другая? Как у нее - Артем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61