окна ее флигеля были темны.
– Где же это он? У Синтяниных светится на мезонине и в кабинете… неужели он там?
Ревность защемила Ларису.
Она выбежала на крыльцо и, встретив горничную девушку, узнала от нее, что в кабинете сидит генерал и Форов, а на мезонине – глухонемая Вера, а генеральши совсем нет дома.
– Нет дома!.. где же она?
– У Катерины Астафьевны.
У Ларисы словно холодная змея обвилась вокруг сердца.
– Это свидание, – сказала она себе, – они все против меня; они восстановляют против меня моего мужа, и, может быть, теперь, в эти самые минуты, там строятся козни… Но я жена, я имею право… пока еще это не пустило корней.
И Лара торопливыми шагами вышла за ворота, взяла извозчика и велела ехать к Форовым.
Глава двадцать восьмая
Те же раны
Переступив порог коротко знакомой ей калитки форовского домика, Лара остановилась: сквозь отворы неплотных ставень ей была видна комната, где за чайным столом сидели Катерина Астафьевна, а возле нее, друг против друга, Подозеров и Синтянина.
Объятому ревностью сердцу Лары показалось, что эти два лица помещаются слишком близко друг к другу, что лица их чересчур оживлены и что особенно ее муж находится в возбужденном состоянии. На каждое слово Синтяниной он отвечает целыми длинными репликами и то краснеет, то бледнеет.
Лара употребила все усилия, чтобы подслушать эту беседу: разговор шел о ней.
– Нет, ни вы, тетушка, ни вы, Александра Ивановна, не правы, – говорил ее муж.
– Ах, батюшка: я уже молчу, молчу, – отвечала Форова. – Я говорила говорила, да и устала, ум помутился и язык притупился, а все одно и то же: тебя спросишь, выходит, что ты доволен женой и что вы будто живете прекрасно, и жена твоя тоже своею жизнью не нахвалится, а на наш взгляд, жизнь ваша самая отвратительная.
– Чем-с? вы скажите же, чем?
– Тем, что она самая скучная, что же тут похвалить?
– Мы не ссорились и, вероятно, никогда не поссоримся.
– Ах, милый племянник, извини пожалуйста; я стара, меня этим не обманешь: лучше бы вы ссорились, да поссорившись, сладко мирились, а то, нечему, нечему радоваться.
– Маленькая ссора часто то же самое, что гроза, после нее воздух чище и солнце светит ярче, – молвила генеральша.
Подозеров вспыхнул.
– Ведь вы меня просто пытаете, – сказал он. – Я целый час пробыл здесь в цензуре, какой не ожидал. Вы уяснили меня себе при мне самом. Это очень оригинальное положение. По-вашему, я виноват в том, что моя жена не весела, не счастлива и… и, может быть, не знает, чего ей надо. Вы делаете мне намеки, прямой смысл которых, если позволите прямо выразиться, заключается в том, что продолжение жизни в таком порядке, каким она началась, может повести к бедам. То есть к каким же это бедам? Я помогу вам объяснить это: вы пугаете меня охлаждением ко мне моей жены и, и всем, что за этим может следовать при ее красоте и молодости. Должен признать, что вы правы, но так как мы здесь все друзья и ведем разговор не для того, чтобы спорить и пререкаться, а для того, чтобы до чего-нибудь договориться, то я вам, если угодно, выскажу, что у меня на душе. Лара не вправе требовать от меня горячей и пылкой любви.
– Тогда для чего же вы на ней женились?
– Потому что она этого хотела.
Обе женщины невольно переглянулись.
– Позвольте, – молвила генеральша, – но ведь вы Лару любили?
– У меня была к ней привязанность, доходившая до обожания.
– И отчего же она вдруг исчезла? – подхватила Форова.
– Нет, не вдруг, Катерина Астафьевна, но, впрочем, довольно быстро.
– По какой же это причине?
– Причина? – повторил Подозеров. – А причина та, что Александра Ивановна дала мне очень хороший урок.
Генеральша покраснела и, нагнувшись к работе, проговорила:
– Что? что? Я вам давала урок против Лары?
– Нет, за Лару.
– Где и когда?
– Вечером, накануне дуэли, в вашем осиновом лесочке.
Подозеров припомнил Синтяниной, что в том разговоре она убеждала его, что штудировать жизнь есть вещь ненормальная, что молодой девушке нет дела до такого штудированья, а что ей надо жить, и человеку, который ее любит, нужно «добиваться» ее любви.
– Я в самом деле нашел, что это справедливо и что у такой женщины, как Лара, любви надо добиваться. Но чтобы добиваться ее, значит жертвовать своими убеждениями, свободой мысли, свободой отношений к честным людям, а я этим жертвовать не могу, потому что тогда во мне не осталось бы ничего.
– Но вы, однако, от ее руки не отказывались?
– Зачем же, когда она мне сама прежде отказала?
– Но ты, батюшка мой, за нее свой лоб подставлял.
– Что же такое? И кроме того, я не за нее одну стрелялся.
Произошла маленькая пауза, после которой Форова, вздохнув, произнесла:
– Худо же тебе будет жить, моя бедная Лара!
– Напрасно вы ее оплакиваете. Поверьте, что если она вверила мне свою свободу, то я ничем не злоупотреблю. Как она поставила свою жизнь, так она и будет стоять, и я не ворохну ее и буду ей всегда преданнейшим другом.
– Только другом?
– Да; только тем, чем она хочет меня видеть.
– А полна от этого ее жизнь?
– Я не знаю; впрочем, не думаю.
– Ну, а вы же допускаете, что не теперь, так со временем она может пожелать ее восполнить?
– Очень может быть.
– Кто же будет виноват в том, что может произойти?
– Произойти?.. Я не знаю, о чем вы говорите? Если она полюбит кого-нибудь, в этом никто не будет виноват, а если она меня обманет, то в этом, разумеется, она будет виновата.
– А не вы?
– Я!.. С какой же стати? Она мне вверила свою свободу, я верю ей. Кто обманет, тот будет жалок.
– Это значит, что ты ее не любишь, – молвила Форова.
– Думайте как вам угодно, я запретить не властен, но я властен жить для жены и для того, что я считаю достойным забот честного человека.
– С обоими с вами, господа, пива не сваришь, – проговорила генеральша и, начав собираться домой, добавила: – Оставим все это своему течению.
Вслед за нею поднялся и Подозеров.
Катерина Астафьевна молчала, но, когда Подозеров подал ей руку, она покачала головой и проговорила:
– Нет, кончено все: не она тебя не любит, а ты, Андрюша, к ней равнодушен. Иначе бы так не рассуждал. Жалко мне вас, жалко; очень уж вы оба себя уважаете, лучше бы этого немножко поменьше.
– И главное, что все это не так, – неосторожно молвила, совсем прощаясь, генеральша.
– И именно не так: ох, я вижу, вижу, что тебя что-то другое делает таким неуязвимым и спокойным.
– Вы отчасти правы; но знаете ли, что это такое?
– То-то не знаю, а хотела бы знать.
– Я вас удовлетворю. В жизни моей я пламенно добивался одного: господства над собою, и нынешняя жизнь моя дает обильную пищу этому труду, другого же я ничего не ищу, потому что мне ничего искать не хочется. Катерина Астафьевна еще раз качнула головой, и гости вышли. Лариса видела, как они сошли со двора, и пошла рядом и слышала, как Синтянина сказала Подозерову:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224
– Где же это он? У Синтяниных светится на мезонине и в кабинете… неужели он там?
Ревность защемила Ларису.
Она выбежала на крыльцо и, встретив горничную девушку, узнала от нее, что в кабинете сидит генерал и Форов, а на мезонине – глухонемая Вера, а генеральши совсем нет дома.
– Нет дома!.. где же она?
– У Катерины Астафьевны.
У Ларисы словно холодная змея обвилась вокруг сердца.
– Это свидание, – сказала она себе, – они все против меня; они восстановляют против меня моего мужа, и, может быть, теперь, в эти самые минуты, там строятся козни… Но я жена, я имею право… пока еще это не пустило корней.
И Лара торопливыми шагами вышла за ворота, взяла извозчика и велела ехать к Форовым.
Глава двадцать восьмая
Те же раны
Переступив порог коротко знакомой ей калитки форовского домика, Лара остановилась: сквозь отворы неплотных ставень ей была видна комната, где за чайным столом сидели Катерина Астафьевна, а возле нее, друг против друга, Подозеров и Синтянина.
Объятому ревностью сердцу Лары показалось, что эти два лица помещаются слишком близко друг к другу, что лица их чересчур оживлены и что особенно ее муж находится в возбужденном состоянии. На каждое слово Синтяниной он отвечает целыми длинными репликами и то краснеет, то бледнеет.
Лара употребила все усилия, чтобы подслушать эту беседу: разговор шел о ней.
– Нет, ни вы, тетушка, ни вы, Александра Ивановна, не правы, – говорил ее муж.
– Ах, батюшка: я уже молчу, молчу, – отвечала Форова. – Я говорила говорила, да и устала, ум помутился и язык притупился, а все одно и то же: тебя спросишь, выходит, что ты доволен женой и что вы будто живете прекрасно, и жена твоя тоже своею жизнью не нахвалится, а на наш взгляд, жизнь ваша самая отвратительная.
– Чем-с? вы скажите же, чем?
– Тем, что она самая скучная, что же тут похвалить?
– Мы не ссорились и, вероятно, никогда не поссоримся.
– Ах, милый племянник, извини пожалуйста; я стара, меня этим не обманешь: лучше бы вы ссорились, да поссорившись, сладко мирились, а то, нечему, нечему радоваться.
– Маленькая ссора часто то же самое, что гроза, после нее воздух чище и солнце светит ярче, – молвила генеральша.
Подозеров вспыхнул.
– Ведь вы меня просто пытаете, – сказал он. – Я целый час пробыл здесь в цензуре, какой не ожидал. Вы уяснили меня себе при мне самом. Это очень оригинальное положение. По-вашему, я виноват в том, что моя жена не весела, не счастлива и… и, может быть, не знает, чего ей надо. Вы делаете мне намеки, прямой смысл которых, если позволите прямо выразиться, заключается в том, что продолжение жизни в таком порядке, каким она началась, может повести к бедам. То есть к каким же это бедам? Я помогу вам объяснить это: вы пугаете меня охлаждением ко мне моей жены и, и всем, что за этим может следовать при ее красоте и молодости. Должен признать, что вы правы, но так как мы здесь все друзья и ведем разговор не для того, чтобы спорить и пререкаться, а для того, чтобы до чего-нибудь договориться, то я вам, если угодно, выскажу, что у меня на душе. Лара не вправе требовать от меня горячей и пылкой любви.
– Тогда для чего же вы на ней женились?
– Потому что она этого хотела.
Обе женщины невольно переглянулись.
– Позвольте, – молвила генеральша, – но ведь вы Лару любили?
– У меня была к ней привязанность, доходившая до обожания.
– И отчего же она вдруг исчезла? – подхватила Форова.
– Нет, не вдруг, Катерина Астафьевна, но, впрочем, довольно быстро.
– По какой же это причине?
– Причина? – повторил Подозеров. – А причина та, что Александра Ивановна дала мне очень хороший урок.
Генеральша покраснела и, нагнувшись к работе, проговорила:
– Что? что? Я вам давала урок против Лары?
– Нет, за Лару.
– Где и когда?
– Вечером, накануне дуэли, в вашем осиновом лесочке.
Подозеров припомнил Синтяниной, что в том разговоре она убеждала его, что штудировать жизнь есть вещь ненормальная, что молодой девушке нет дела до такого штудированья, а что ей надо жить, и человеку, который ее любит, нужно «добиваться» ее любви.
– Я в самом деле нашел, что это справедливо и что у такой женщины, как Лара, любви надо добиваться. Но чтобы добиваться ее, значит жертвовать своими убеждениями, свободой мысли, свободой отношений к честным людям, а я этим жертвовать не могу, потому что тогда во мне не осталось бы ничего.
– Но вы, однако, от ее руки не отказывались?
– Зачем же, когда она мне сама прежде отказала?
– Но ты, батюшка мой, за нее свой лоб подставлял.
– Что же такое? И кроме того, я не за нее одну стрелялся.
Произошла маленькая пауза, после которой Форова, вздохнув, произнесла:
– Худо же тебе будет жить, моя бедная Лара!
– Напрасно вы ее оплакиваете. Поверьте, что если она вверила мне свою свободу, то я ничем не злоупотреблю. Как она поставила свою жизнь, так она и будет стоять, и я не ворохну ее и буду ей всегда преданнейшим другом.
– Только другом?
– Да; только тем, чем она хочет меня видеть.
– А полна от этого ее жизнь?
– Я не знаю; впрочем, не думаю.
– Ну, а вы же допускаете, что не теперь, так со временем она может пожелать ее восполнить?
– Очень может быть.
– Кто же будет виноват в том, что может произойти?
– Произойти?.. Я не знаю, о чем вы говорите? Если она полюбит кого-нибудь, в этом никто не будет виноват, а если она меня обманет, то в этом, разумеется, она будет виновата.
– А не вы?
– Я!.. С какой же стати? Она мне вверила свою свободу, я верю ей. Кто обманет, тот будет жалок.
– Это значит, что ты ее не любишь, – молвила Форова.
– Думайте как вам угодно, я запретить не властен, но я властен жить для жены и для того, что я считаю достойным забот честного человека.
– С обоими с вами, господа, пива не сваришь, – проговорила генеральша и, начав собираться домой, добавила: – Оставим все это своему течению.
Вслед за нею поднялся и Подозеров.
Катерина Астафьевна молчала, но, когда Подозеров подал ей руку, она покачала головой и проговорила:
– Нет, кончено все: не она тебя не любит, а ты, Андрюша, к ней равнодушен. Иначе бы так не рассуждал. Жалко мне вас, жалко; очень уж вы оба себя уважаете, лучше бы этого немножко поменьше.
– И главное, что все это не так, – неосторожно молвила, совсем прощаясь, генеральша.
– И именно не так: ох, я вижу, вижу, что тебя что-то другое делает таким неуязвимым и спокойным.
– Вы отчасти правы; но знаете ли, что это такое?
– То-то не знаю, а хотела бы знать.
– Я вас удовлетворю. В жизни моей я пламенно добивался одного: господства над собою, и нынешняя жизнь моя дает обильную пищу этому труду, другого же я ничего не ищу, потому что мне ничего искать не хочется. Катерина Астафьевна еще раз качнула головой, и гости вышли. Лариса видела, как они сошли со двора, и пошла рядом и слышала, как Синтянина сказала Подозерову:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224