Условный рефлекс.
Пер. с польск. - А.Борисов.
Stanislaw Lem. Odruch warunkowy (1963).
Изд. МП Фирма "Ф. Грег", 1992. "Станислав Лем Сочинения в двух томах"
__________________________________________________
Перевод с польского - А. Борисов
Случилось это на четвертом году обучения, как раз перед каникулами.
К тому времени Пиркс уже отработал все практические занятия, остались
позади зачеты на симуляторе, два настоящих полета, а также
"самостоятельное колечко" - полет на Луну с посадкой и обратным рейсом.
Он чувствовал себя докой в этих делах, старым космическим волком, для
которого любая планета - дом родной, а поношенный -скафандр - излюбленная
одежда, который первым замечает в космосе мчащийся навстречу метеоритный
рой и с сакраментальным возгласом "Внимание! Рой!" совершает молниеносный
маневр, спасая от гибели корабль, себя и своих менее расторопных коллег.
Так, по крайней мере, он себе это представлял, с огорчением отмечая
во время бритья, что по его виду никак не скажешь, сколько ему довелось
пережить... Даже этот паскудный случай при посадке в Центральном Заливе,
когда прибор Гаррельсбергера взорвался чуть ли не у него в руках, не
оставил Пирксу на память ни одного седого волоска! Что говорить он понимал
бесплодность своих мечтаний о седине (а чудесно было бы все же иметь
тронутые инеем виски!), но пускай бы хоть собрались у глаз морщинки, с
первого взгляда говорящие, что появились они от напряженного наблюдения за
звездами, лежащими по курсу корабля! Пиркс как был толстощеким, так и
остался. А поэтому он скоблил притупившейся бритвой свою физиономию,
которой втайне стыдился, и придумывал каждый раз все более потрясающие
ситуации, из которых в конце концов выходил победителем.
Маттерс, который кое-что знал о его огорчениях, а кое о чем
догадывался, посоветовал Пирксу отпустить усы. Трудно сказать, шел ли этот
совет от души. Во всяком случае, когда Пиркс однажды утром в уединении
приложил обрывок черного шнурка к верхней губе и посмотрелся в зеркало,
его затрясло - такой у него был идиотский вид. Он усомнился в Маттерсе,
хотя тот, возможно, не желал ему зла;, и уж наверняка неповинна была в
этом хорошенькая сестра Маттерса, которая сказала однажды Пирксу, что он
выглядит "ужасно добропорядочно". Ее слова доконали Пиркса. Правда, в
ресторане, где они тогда танцевали, не произошло ни одной из тех
неприятностей, которых обычно побаивался Пиркс. Он только однажды
перепутал танец, а она была настолько деликатна, что промолчала, и Пиркс
нескоро заметил, что все остальные танцуют совсем другой танец. Но потом
все пошло как по маслу. Он не наступал ей на ноги, в меру сил своих
старался не хохотать (его хохот заставлял оборачиваться всех встречных на
улице), а потом проводил ее домой.
От конечной остановки нужно было еще порядочно пройти пешком, а он
всю дорогу прикидывал, как дать ей понять, что он вовсе не "ужасно
добропорядочен", - слова эти задели его за живое. Когда они уже подходили
к дому. Пиркс переполошился. Он так ничего и не придумал, а вдобавок из-за
усиленных размышлений молчал как рыба; в голове его царила пустота,
отличавшаяся от космической лишь тем, что была пронизана отчаянным
напряжением. В последнюю минуту метеорами, пронеслись две-три идеи:
назначить ей новое свидание, поцеловать ее, пожать ей руку (об этом он
где-то читал) - многозначительно, нежно и в то же время коварно и
страстно. Но ничего не получилось. Он ее не поцеловал, не назначил
свидания, даже руки не подал... И если б на этом все кончилось! Но, когда
она своим приятным, воркующим голоском произнесла "Спокойной ночи",
повернулась к калитке и взялась за задвижку, в нем проснулся бес. А может,
это произошло просто потому, что в ее голосе он ощутил иронию,
действительную или воображаемую, бог знает, но совершенно инстинктивно,
как раз когда она повернулась к нему спиной, такая самоуверенная,
спокойная... это, конечно, из-за красоты, держалась она королевой,
красивые девушки всегда так... Ну, короче, он дал ей шлепок по одному
месту, и притом довольно сильный. Услышал тихий, сдавленный вскрик.
Должно быть, она порядком удивилась! Но Пиркс не стал дожидаться, что
будет дальше. Он круто повернулся и убежал, словно боялся, что она
погонится за ним... На другой день, завидев Маттерса, он подошел к нему,
как к мине с часовым механизмом, но тот ничего не знал о случившемся.
Пиркса беспокоила эта проблема. Ни о чем он тогда не думал (как легко
это ему, к сожалению, дается!), а взял да отвесил ей шлепок. Разве так
поступают "ужасно добропорядочные" люди?
Он не был вполне уверен, но опасался, что, пожалуй, так. Во всяком
случае, после истории с сестрой Маттерса (с той поры он избегал этой
девушки) он перестал по утрам кривляться перед зеркалом. А ведь одно время
он пал так низко, что несколько раз с помощью второго зеркала пытался
найти такой поворот лица, который хоть частично удовлетворял бы его
великие запросы. Разумеется, он не был законченным идиотом и понимал, как
смехотворны эти обезьяньи ужимки, но, с другой стороны, ведь искал-то он
не признаков красоты, помилуй бог, а черты характера! Ведь он читал
Конрада и с пылающим лицом мечтал о великом молчании Галактики, о
мужественном одиночестве, а разве можно представить себе героя вечной ночи
с такой ряшкой? Сомнения не рассеялись, но с кривлянием перед зеркалом он
покончил, доказав себе, какая у него твердая, несгибаемая воля.
Эти волнующие переживания несколько улеглись, потому что подошла пора
сдавать экзамен профессору Меринусу, которого за глаза называли Мериносом.
По правде сказать, Пиркс почти не боялся этого экзамена. Он всего лишь три
раза наведывался в здание Института навигационной астродезии и
астрогнозии, где у двери аудитории курсанты караулили выходящих от
Мериноса не столько для того, чтобы отпраздновать их успех, сколько чтобы
разузнать, какие новые каверзные вопросики придумал Зловещий Баран. Такова
была вторая кличка сурового экзаменатора. Этот старик, который в жизни не
ступал ногой не то что на Луну, а даже на порог ракеты! - благодаря
теоретической эрудиции знал каждый камень в любом из кратеров Моря Дождей,
скалистые хребты астероидов и самые неприступные районы на спутниках
Юпитера; говорили, что ему прекрасно известны метеориты и кометы, которые
будут открыты спустя тысячелетие, - он уже сейчас математически рассчитал
их орбиты, предаваясь своему любимому занятию - анализу возмущения
небесных тел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Пер. с польск. - А.Борисов.
Stanislaw Lem. Odruch warunkowy (1963).
Изд. МП Фирма "Ф. Грег", 1992. "Станислав Лем Сочинения в двух томах"
__________________________________________________
Перевод с польского - А. Борисов
Случилось это на четвертом году обучения, как раз перед каникулами.
К тому времени Пиркс уже отработал все практические занятия, остались
позади зачеты на симуляторе, два настоящих полета, а также
"самостоятельное колечко" - полет на Луну с посадкой и обратным рейсом.
Он чувствовал себя докой в этих делах, старым космическим волком, для
которого любая планета - дом родной, а поношенный -скафандр - излюбленная
одежда, который первым замечает в космосе мчащийся навстречу метеоритный
рой и с сакраментальным возгласом "Внимание! Рой!" совершает молниеносный
маневр, спасая от гибели корабль, себя и своих менее расторопных коллег.
Так, по крайней мере, он себе это представлял, с огорчением отмечая
во время бритья, что по его виду никак не скажешь, сколько ему довелось
пережить... Даже этот паскудный случай при посадке в Центральном Заливе,
когда прибор Гаррельсбергера взорвался чуть ли не у него в руках, не
оставил Пирксу на память ни одного седого волоска! Что говорить он понимал
бесплодность своих мечтаний о седине (а чудесно было бы все же иметь
тронутые инеем виски!), но пускай бы хоть собрались у глаз морщинки, с
первого взгляда говорящие, что появились они от напряженного наблюдения за
звездами, лежащими по курсу корабля! Пиркс как был толстощеким, так и
остался. А поэтому он скоблил притупившейся бритвой свою физиономию,
которой втайне стыдился, и придумывал каждый раз все более потрясающие
ситуации, из которых в конце концов выходил победителем.
Маттерс, который кое-что знал о его огорчениях, а кое о чем
догадывался, посоветовал Пирксу отпустить усы. Трудно сказать, шел ли этот
совет от души. Во всяком случае, когда Пиркс однажды утром в уединении
приложил обрывок черного шнурка к верхней губе и посмотрелся в зеркало,
его затрясло - такой у него был идиотский вид. Он усомнился в Маттерсе,
хотя тот, возможно, не желал ему зла;, и уж наверняка неповинна была в
этом хорошенькая сестра Маттерса, которая сказала однажды Пирксу, что он
выглядит "ужасно добропорядочно". Ее слова доконали Пиркса. Правда, в
ресторане, где они тогда танцевали, не произошло ни одной из тех
неприятностей, которых обычно побаивался Пиркс. Он только однажды
перепутал танец, а она была настолько деликатна, что промолчала, и Пиркс
нескоро заметил, что все остальные танцуют совсем другой танец. Но потом
все пошло как по маслу. Он не наступал ей на ноги, в меру сил своих
старался не хохотать (его хохот заставлял оборачиваться всех встречных на
улице), а потом проводил ее домой.
От конечной остановки нужно было еще порядочно пройти пешком, а он
всю дорогу прикидывал, как дать ей понять, что он вовсе не "ужасно
добропорядочен", - слова эти задели его за живое. Когда они уже подходили
к дому. Пиркс переполошился. Он так ничего и не придумал, а вдобавок из-за
усиленных размышлений молчал как рыба; в голове его царила пустота,
отличавшаяся от космической лишь тем, что была пронизана отчаянным
напряжением. В последнюю минуту метеорами, пронеслись две-три идеи:
назначить ей новое свидание, поцеловать ее, пожать ей руку (об этом он
где-то читал) - многозначительно, нежно и в то же время коварно и
страстно. Но ничего не получилось. Он ее не поцеловал, не назначил
свидания, даже руки не подал... И если б на этом все кончилось! Но, когда
она своим приятным, воркующим голоском произнесла "Спокойной ночи",
повернулась к калитке и взялась за задвижку, в нем проснулся бес. А может,
это произошло просто потому, что в ее голосе он ощутил иронию,
действительную или воображаемую, бог знает, но совершенно инстинктивно,
как раз когда она повернулась к нему спиной, такая самоуверенная,
спокойная... это, конечно, из-за красоты, держалась она королевой,
красивые девушки всегда так... Ну, короче, он дал ей шлепок по одному
месту, и притом довольно сильный. Услышал тихий, сдавленный вскрик.
Должно быть, она порядком удивилась! Но Пиркс не стал дожидаться, что
будет дальше. Он круто повернулся и убежал, словно боялся, что она
погонится за ним... На другой день, завидев Маттерса, он подошел к нему,
как к мине с часовым механизмом, но тот ничего не знал о случившемся.
Пиркса беспокоила эта проблема. Ни о чем он тогда не думал (как легко
это ему, к сожалению, дается!), а взял да отвесил ей шлепок. Разве так
поступают "ужасно добропорядочные" люди?
Он не был вполне уверен, но опасался, что, пожалуй, так. Во всяком
случае, после истории с сестрой Маттерса (с той поры он избегал этой
девушки) он перестал по утрам кривляться перед зеркалом. А ведь одно время
он пал так низко, что несколько раз с помощью второго зеркала пытался
найти такой поворот лица, который хоть частично удовлетворял бы его
великие запросы. Разумеется, он не был законченным идиотом и понимал, как
смехотворны эти обезьяньи ужимки, но, с другой стороны, ведь искал-то он
не признаков красоты, помилуй бог, а черты характера! Ведь он читал
Конрада и с пылающим лицом мечтал о великом молчании Галактики, о
мужественном одиночестве, а разве можно представить себе героя вечной ночи
с такой ряшкой? Сомнения не рассеялись, но с кривлянием перед зеркалом он
покончил, доказав себе, какая у него твердая, несгибаемая воля.
Эти волнующие переживания несколько улеглись, потому что подошла пора
сдавать экзамен профессору Меринусу, которого за глаза называли Мериносом.
По правде сказать, Пиркс почти не боялся этого экзамена. Он всего лишь три
раза наведывался в здание Института навигационной астродезии и
астрогнозии, где у двери аудитории курсанты караулили выходящих от
Мериноса не столько для того, чтобы отпраздновать их успех, сколько чтобы
разузнать, какие новые каверзные вопросики придумал Зловещий Баран. Такова
была вторая кличка сурового экзаменатора. Этот старик, который в жизни не
ступал ногой не то что на Луну, а даже на порог ракеты! - благодаря
теоретической эрудиции знал каждый камень в любом из кратеров Моря Дождей,
скалистые хребты астероидов и самые неприступные районы на спутниках
Юпитера; говорили, что ему прекрасно известны метеориты и кометы, которые
будут открыты спустя тысячелетие, - он уже сейчас математически рассчитал
их орбиты, предаваясь своему любимому занятию - анализу возмущения
небесных тел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23