Не может быть, чтобы от огня воинов взвода никто из немцев не пострадал, но на месте убитых не было. Преследовать мы их не стали – где их найдешь темной ночью? Может быть, мы и ранили кого, но убежавших мы не искали. Я также запретил солдатам обыскивать кузов машины, где должны валяться мои гранаты, боясь, что они могут взорваться. Взобравшись в кузов, я сам осмотрел его, но в темноте гранат не нашел. Я долго размышлял, почему гранаты не взорвались, и так и не пришел к какому-то выводу, но стал в дальнейших боях чаще менять гранаты на новые и хорошо их осматривать, особенно запалы.
К середине ночи 16 января командир артиллерийского взвода доложил, что на опушке леса, впереди нашей обороны, появились немецкие танки «тигр» численностью не менее 10 штук. Я приказал открыть огонь по танкам. Два орудия артбатареи открыли огонь по танкам, но в темноте было видно, как бронебойные снаряды, попадая в лобовую броню, рикошетировали от нее и со звоном уходили в поднебесье. Наши танки тоже сделали несколько выстрелов и замолчали. Танкисты доложили Буркову, что танки неисправны и огонь по противнику вести не в состоянии – у одного башня не поворачивалась, у другого были еще какие-то неполадки, да и экипаж состоял только из механика-водителя и командира танка. Бурков на это только плюнул, выругался и заявил, что в полку должны были знать о том, кого посылают на ответственное задание.
Наш огонь все-таки остановил танки противника, но его танки повели интенсивный обстрел нашей обороны бронебойными и фугасными снарядами. На этом перекрестке дорог мы провели кошмарную ночь. Снаряды противника рвались вокруг дома, рядом с танками и орудиями, но мы потерь пока не несли, и даже покинутый нами дом не загорелся. У солдат были вырыты только ячейки для стрельбы лежа, спасавшие их от пуль, но не от разрыва снарядов и осколков, а у нас с Бурковым и того не было, и мы с ним сидели позади танка.
Капитан Бурков сказал мне: «Как ты думаешь, живыми мы выберемся отсюда или немцы нас здесь раздавят?» Что я, двадцатилетний лейтенант, мог ответить на это? Чтобы успокоить его и себя, я, как мне помнится, сказал: «Пересидим до утра под танком, осталось до рассвета немного, а там видно будет! Задача будет выполнена. Поднимемся вон на ту высотку, что позади нас». После этого мы закурили. Офицерам на фронте выдавали папиросы «Казбек» или легкий табак в пачке. Я курил редко, но в тяжелой обстановке обычно курил махорку, а табак отдавал любителям табака и папирос.
Нас на этом перекрестке дорог была горстка, а противник сосредоточил против нас и танки, и пехоту. Конечно, мы ему не могли оказать упорного сопротивления. Но танки не шли на нас, а атакующую позиции нашего взвода пехоту в течение всей ночи мои воины и пулеметы Мочалова огнем отбрасывали на исходные позиции. Вообще, немцы, как правило, ночью не ходили в атаку, только с рассветом или днем, поэтому я считал (и высказал это Буркову), что именно с рассветом немцы предпримут массированную атаку на нас. Противник, видимо, пока просто не знал, что за силы ему противостоят, ночью не видно, а с наступлением светлого времени немцы приступят к штурму. Им все равно надо овладеть дорогой для отступления на запад, чтобы не быть уничтоженными другими частями Красной Армии. Пехота для танков не помеха, 76-мм орудия тоже слабы, да и танки наши испорченные тоже не смогут оказать сопротивления и будут сразу же подбиты «тиграми».
Под утро капитан Бурков принял решение отойти на высотку, которая была позади нас, за дорогой. «Давай попрощаемся, видимо, живыми немцы нас с этой развилки не выпустят. Наступит рассвет, и танки фрицев нас раздавят», – сказал он мне. Пока не рассвело, мы сняли с позиций артиллерию, а затем и сами перебрались за высотку вслед за пушками. Выполнив этот маневр, мы хотели окопаться на высотке, но и там земля была слишком твердая, и мы просто залегли. Уже рассветало, и надо было осмотреться. Подошли и два наших танка, благополучно перебравшихся за высоту, – склон на этой стороне был круче, чем обращенный к немцам.
С рассветом немцы начали атаку на высоту. На нас нахально лезло не менее десятка немецких танков. Да, картина была нерадостная. С левого фланга растянулась по полю цепь немецкой пехоты, справа тоже шел бой – строчили пулеметы, слышались выстрелы из орудий. Трудно было понять, что это. Один наш танк, тот, у которого башня не вращалась, немцы подожгли на этой высотке. Второй танк вел огонь по «тиграм» и даже заставил несколько танков остановиться на середине этой высоты. Бой разгорался. Нам показалось, что подошло подкрепление, но все перемешалось, и не было понятно, где свои, а где противник. Потом Бурков приказал отводить артиллерию в лес, что виднелся позади нас, а мы остались на высоте, где даже негде было укрыться. Потом он приказал отходить и нам. Только позже я пойму, что Бурков дал команду всем отходить в лес, чтобы сберечь жизни солдат, сберечь их для последующих боев… Мы еще не дошли до опушки леса, когда Бурков был тяжело ранен – он ехал на подножке грузовика, и водитель, не рассчитав, ударил его о дерево. Мы положили его на плащ-накидку и понесли опушкой леса в сторону села Бобжа, откуда Козиенко послал меня на развилку дорог и приказал там держаться до рассвета. Задачу я выполнил – рассвет уже наступил.
Конечно, можно было бы остаться на развилке дорог и дольше, но противника мы уже не могли сдерживать, как ночью, – ему нужны были пути отхода, и он просто подавил бы нас танками – ведь мы не смогли выкопать окопы полного профиля. Но и так приказание командира батальона мы выполнили, сдерживая противника почти до полудня и отойдя только по приказу Буркова. Нести Максима Тарасовича было тяжело, солдаты часто менялись. Солдаты обратили мое внимание на следы немецкой обуви на снегу – подошва у них была вся в крупных гвоздях. Следы уходили в глубь леса. Выслав вперед отделение разведать дальнейший путь на с. Бобжа, мы следовали за ним на некотором расстоянии, но немцев не встретили. Затем мы достигли накатанной дороги, которая вела в это село и уходила вправо вдоль опушки леса. Собрались проверить, кто находится в деревне, когда появилась грузовая автомашина. В ее кабине сидел офицер, которого я знал. Он сообщил, что в селе Бобжа находятся наши – 2-й и 3-й батальоны бригады, а за бугром, в деревне, он видел командира первого батальона Козиенко.
Я попросил его доставить на машине в медсанчасть бригады капитана Буркова, он его тоже знал. Мы положили Буркова в кузов машины, для сопровождения я выделил солдат, машина ушла, а я и лейтенант Мочалов, командир пулеметного взвода, с личным составом отправились к батальону. Солдаты, да и мы с Васей Мочаловым, радовались, что в этой круговерти остались живы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61