Сразу после смены выполнять приказ Градова об эвакуации в лес, Григорий присоединится к вам позже, за городом. Уточняйте места встреч между собой.
Ранним утром Краснитский приготовился к проносу взрывчатки: пристроил под ремень брюк четыре шашки, застегнул пиджак, осмотрел себя в зеркало: вроде незаметно, пиджак свободного покроя, да и сам хозяин худощав. Подошел к заводу и немного покурил в сторонке, ожидая Глинского и Подобеда. Те появились без опозданий, молчаливые и напряженные.
- Спокойно, ребята, я их отвлеку,- шепнул Георгий.
Он первый вошел в проходную. Там дежурили два эсэсовца и большая ученая овчарка. Охранник заглянул в пропуск инженера, вернул его и скользнул руками по карманам Краснитского. В этот самый острый момент Георгий спокойно заговорил по-немецки о том, что вблизи завода шляются двое подозрительных, весьма похожие на партизан. Глинский и Подобед стояли в очереди за инженером, раскрыв пропуска. Эсэсовцы встревожились от сообщения Краснитского. бегло ощупали карманы его друзей и, пропустив всех троих на территорию завода, выскочили из проходной посмотреть на подозрительных незнакомцев.
Подпольщики быстро прошли в цех и спрятали взрывчатку в намеченном тайнике. Охрана их не вернула и к инженеру не придиралась: у каждого служащего завода могут возникнуть подозрения, которые не обязательно подтверждаются. Главное - вовремя сигнализировать обо всем германским чинам.
В течение дня Подобед, Глинский и Вислоух заложили в станки заряды, каждый с двумя капсюлями для верности. После смены Григорий сказал командиру группы:
- Утром выводи ребят и семьи в лес. Прихватите моего батю. Ночью взорву.
- Почему не сегодня?
- Сегодня мы и без того много чего сделали, да еще приду я на ночной ремонт - как бы не сорвалось.
- А Вислоух и Глинский вдвоем не заступят на работу?
- Заболели. Скажи Фрике, жаловались на желудочные боли.
- Попробуем, Гриша. Давай, рисуй ночной пейзаж фюреру.
- А ты остаешься?
- Остаюсь, Григорий.
- Так просто или дело есть?
- Так просто. Меня-то не заподозрят, я шишка на ровном месте.
- Не говоришь - и не надо. Правильно делаешь.
Друзья обменялись рукопожатием и разошлись.
В шесть утра по берлинскому времени Глинский, Вислоух с семьей, отец Григория вышли за город. В недалеком лесу их ждали разведчики спецотряда, чтобы проводить в лагерь.
Подобед прилежно отработал смену, вернулся домой, а ночью опять появился в проходной. Эсэсовцы посмотрели на часы, внимательно прочли круглосуточный пропуск Григория, тщательно его обыскали. Подобед был скучен, равнодушен и даже для правдивости зевнул: уж эти сверхурочные! А немцам сказал на ломаном их языке:
- Арбайт. Ремонт. Приказ шеф Фрике!
Охранники вспомнили, закивали головами - был такой разговор, как же. Однако Григорий почувствовал, когда вышел от них, что в спину ему посмотрели долгим жестким взглядом.
- Уж и опасливы зверюги, шиш проведешь,- сказал он сам себе, пересекая двор. Шагал неторопливо, продолжая играть роль ленивого русского. А июньская ночь коротка... В цеху осмотрел, в порядке ли заряды, капсюли, бикфордовы шнуры. Все на месте и в боевой готовности. Теперь надо запереть наглухо дверь, чтобы никто случайный не помешал. Только подумал на эту тему, как в цех вошли эсэсовцы. Впереди бежала ученая овчарка, вывесив наружу слюнявый язык.
- Ой ты, милый кабыздох! - сказал Григорий и подумал, что пистолет из-за голенища ему не успеть выхватить.
Собака остановилась перед ним и ждала, когда подойдут охранники. Подобеду надоело думать о провале, предательстве, застенках, СД и прочих отвратительных предметах. Он закурил, облокотился на станину и почувствовал у локтя масленку. Взял масленку и стал лить масло в пазы, куда его лить вовсе не следовало, но рабочее состояние, ощущение дела, хотя и бессмысленного с точки зрения технологии, успокоило его, он почувствовал уверенность в ослабших было руках. А когда из бесконечности к нему приплыли эсэсовцы, он уже работал вовсю. Ученая собака перестала рычать, не замечая более в его движениях нервозности. Когда они подошли вплотную, Гриша им сказал:
- Станок любит ласку, чистоту и смазку.
Эсэсовцы, видя старательную работу, проговорили "гут, гут", обошли все пролеты и повернули назад. Овчарка бежала за ними расслабленно, как дворняжка, наевшаяся картошки.
- Как хорошо,- промолвил тихо Подобед,- что тебя не выучили на запах тринитротолуола. Называется высшее собачье образование. Сейчас вы исчезнете, а я вам такую руссиш швайн запаяю, что сразу станет ясно, кто из нас дурак.
Они исчезли. Григорий накрепко запер дверь. Вынул пистолет из сапога и засунул его за пояс. Закурил, приложил сигарету к бикфордовым шнурам, те затеплились, огоньки побежали к детонаторам. Взглянул на часы, до взрыва двадцать минут. Пора уходить. Через окно.
В детстве он приходил к отцу в этот цех и порой покидал его через окно, спрыгивая с двухметровой высоты. Как бежит время и какими странными спиралями повторяются события! Было детство, были шалости и мечты о подвигах. А сейчас он не чувствует возвышенности своего поступка. Только очень жаль этот старый, отцовский и свой личный цех. Ну, фашисты, до чего довели человека!
Голова легко прошла в оконный переплет, а плечи застряли. Река времени утекла с тех пор, когда он свободно проскальзывал сквозь эту раму, которая наглухо вделана в оконный проем. Сильно вырос во все стороны маленький Гришка. Неужели надо взрываться? Жаль, ведь в лесу еще так много дел.
Григорий рванулся изо всех сил, ободрал рубашку вместе с кожей, простонал сквозь зубы, взмок, но пролез. Главное - плечи. Туловище и ноги не в пример легче. Спрыгнул и пошел по оврагу, потом свернул в поле и за пятнадцать минут отмахал полтора километра. Посмотрел на часы, обернулся. Вот его завод, вот его цех. Предутренняя тишина. В хорошей чистой тишине беззвучно полыхнуло пламя, из окон цеха вырвался черный густой дым. Спустя пять секунд до него долетел яростный грохот.
Подобед глубоко вздохнул, выругался и пошел к темнеющему лесу, где ждали разведчики.
Летняя страда
Битва на рельсах.- Письмо Орловскому.- Братья комсомольцы, их отчаянные дела. - Группа Мурашко растет и действует.- Храбрая женщина.- Гибель Воронянского
Взрывом на заводе имени Мясникова началось для нас горячее партизанское лето 1943 года. Почти ежедневно группы подрывников уходили на железную дорогу. Наш отряд принял деятельное участие в проводившейся Центральным штабом партизанского движения массовой операции "Рельсовая война". Ее объявили на всей временно оккупированной территории, она преследовала цель дезорганизовать вражеские перевозки и тем самым помочь советским войскам в широком летнем наступлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
Ранним утром Краснитский приготовился к проносу взрывчатки: пристроил под ремень брюк четыре шашки, застегнул пиджак, осмотрел себя в зеркало: вроде незаметно, пиджак свободного покроя, да и сам хозяин худощав. Подошел к заводу и немного покурил в сторонке, ожидая Глинского и Подобеда. Те появились без опозданий, молчаливые и напряженные.
- Спокойно, ребята, я их отвлеку,- шепнул Георгий.
Он первый вошел в проходную. Там дежурили два эсэсовца и большая ученая овчарка. Охранник заглянул в пропуск инженера, вернул его и скользнул руками по карманам Краснитского. В этот самый острый момент Георгий спокойно заговорил по-немецки о том, что вблизи завода шляются двое подозрительных, весьма похожие на партизан. Глинский и Подобед стояли в очереди за инженером, раскрыв пропуска. Эсэсовцы встревожились от сообщения Краснитского. бегло ощупали карманы его друзей и, пропустив всех троих на территорию завода, выскочили из проходной посмотреть на подозрительных незнакомцев.
Подпольщики быстро прошли в цех и спрятали взрывчатку в намеченном тайнике. Охрана их не вернула и к инженеру не придиралась: у каждого служащего завода могут возникнуть подозрения, которые не обязательно подтверждаются. Главное - вовремя сигнализировать обо всем германским чинам.
В течение дня Подобед, Глинский и Вислоух заложили в станки заряды, каждый с двумя капсюлями для верности. После смены Григорий сказал командиру группы:
- Утром выводи ребят и семьи в лес. Прихватите моего батю. Ночью взорву.
- Почему не сегодня?
- Сегодня мы и без того много чего сделали, да еще приду я на ночной ремонт - как бы не сорвалось.
- А Вислоух и Глинский вдвоем не заступят на работу?
- Заболели. Скажи Фрике, жаловались на желудочные боли.
- Попробуем, Гриша. Давай, рисуй ночной пейзаж фюреру.
- А ты остаешься?
- Остаюсь, Григорий.
- Так просто или дело есть?
- Так просто. Меня-то не заподозрят, я шишка на ровном месте.
- Не говоришь - и не надо. Правильно делаешь.
Друзья обменялись рукопожатием и разошлись.
В шесть утра по берлинскому времени Глинский, Вислоух с семьей, отец Григория вышли за город. В недалеком лесу их ждали разведчики спецотряда, чтобы проводить в лагерь.
Подобед прилежно отработал смену, вернулся домой, а ночью опять появился в проходной. Эсэсовцы посмотрели на часы, внимательно прочли круглосуточный пропуск Григория, тщательно его обыскали. Подобед был скучен, равнодушен и даже для правдивости зевнул: уж эти сверхурочные! А немцам сказал на ломаном их языке:
- Арбайт. Ремонт. Приказ шеф Фрике!
Охранники вспомнили, закивали головами - был такой разговор, как же. Однако Григорий почувствовал, когда вышел от них, что в спину ему посмотрели долгим жестким взглядом.
- Уж и опасливы зверюги, шиш проведешь,- сказал он сам себе, пересекая двор. Шагал неторопливо, продолжая играть роль ленивого русского. А июньская ночь коротка... В цеху осмотрел, в порядке ли заряды, капсюли, бикфордовы шнуры. Все на месте и в боевой готовности. Теперь надо запереть наглухо дверь, чтобы никто случайный не помешал. Только подумал на эту тему, как в цех вошли эсэсовцы. Впереди бежала ученая овчарка, вывесив наружу слюнявый язык.
- Ой ты, милый кабыздох! - сказал Григорий и подумал, что пистолет из-за голенища ему не успеть выхватить.
Собака остановилась перед ним и ждала, когда подойдут охранники. Подобеду надоело думать о провале, предательстве, застенках, СД и прочих отвратительных предметах. Он закурил, облокотился на станину и почувствовал у локтя масленку. Взял масленку и стал лить масло в пазы, куда его лить вовсе не следовало, но рабочее состояние, ощущение дела, хотя и бессмысленного с точки зрения технологии, успокоило его, он почувствовал уверенность в ослабших было руках. А когда из бесконечности к нему приплыли эсэсовцы, он уже работал вовсю. Ученая собака перестала рычать, не замечая более в его движениях нервозности. Когда они подошли вплотную, Гриша им сказал:
- Станок любит ласку, чистоту и смазку.
Эсэсовцы, видя старательную работу, проговорили "гут, гут", обошли все пролеты и повернули назад. Овчарка бежала за ними расслабленно, как дворняжка, наевшаяся картошки.
- Как хорошо,- промолвил тихо Подобед,- что тебя не выучили на запах тринитротолуола. Называется высшее собачье образование. Сейчас вы исчезнете, а я вам такую руссиш швайн запаяю, что сразу станет ясно, кто из нас дурак.
Они исчезли. Григорий накрепко запер дверь. Вынул пистолет из сапога и засунул его за пояс. Закурил, приложил сигарету к бикфордовым шнурам, те затеплились, огоньки побежали к детонаторам. Взглянул на часы, до взрыва двадцать минут. Пора уходить. Через окно.
В детстве он приходил к отцу в этот цех и порой покидал его через окно, спрыгивая с двухметровой высоты. Как бежит время и какими странными спиралями повторяются события! Было детство, были шалости и мечты о подвигах. А сейчас он не чувствует возвышенности своего поступка. Только очень жаль этот старый, отцовский и свой личный цех. Ну, фашисты, до чего довели человека!
Голова легко прошла в оконный переплет, а плечи застряли. Река времени утекла с тех пор, когда он свободно проскальзывал сквозь эту раму, которая наглухо вделана в оконный проем. Сильно вырос во все стороны маленький Гришка. Неужели надо взрываться? Жаль, ведь в лесу еще так много дел.
Григорий рванулся изо всех сил, ободрал рубашку вместе с кожей, простонал сквозь зубы, взмок, но пролез. Главное - плечи. Туловище и ноги не в пример легче. Спрыгнул и пошел по оврагу, потом свернул в поле и за пятнадцать минут отмахал полтора километра. Посмотрел на часы, обернулся. Вот его завод, вот его цех. Предутренняя тишина. В хорошей чистой тишине беззвучно полыхнуло пламя, из окон цеха вырвался черный густой дым. Спустя пять секунд до него долетел яростный грохот.
Подобед глубоко вздохнул, выругался и пошел к темнеющему лесу, где ждали разведчики.
Летняя страда
Битва на рельсах.- Письмо Орловскому.- Братья комсомольцы, их отчаянные дела. - Группа Мурашко растет и действует.- Храбрая женщина.- Гибель Воронянского
Взрывом на заводе имени Мясникова началось для нас горячее партизанское лето 1943 года. Почти ежедневно группы подрывников уходили на железную дорогу. Наш отряд принял деятельное участие в проводившейся Центральным штабом партизанского движения массовой операции "Рельсовая война". Ее объявили на всей временно оккупированной территории, она преследовала цель дезорганизовать вражеские перевозки и тем самым помочь советским войскам в широком летнем наступлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159