Un malediction d'une enorme puissance est attachee a ma personne et a mes actes. Les Templiers se sout venges; Ils ont de'touit Ie Pape, ils ont de'touit Ie Roi. Leur pouvoir n'est-ilpas arrete par la mort?
Зачем я здесь? Каков смысл всего этого? Я не могу понять загадку моего присутствия в этом месте. Словно странный и непреодолимый зов нарушил мой покой. Должно быть, на меня наложено заклятие, поскольку даже после смерти, пытка Тамплиеров не кончается. Они уничтожили Папу и со мной призвали Короля. Однако я здесь как это было уже века назад. Неужели их власть не способна остановить сама смерть?
КОРОЛЬ: La question est vieille et oubliee.
Дело старое и должно быть забыто.
ЖРЕЦ: La question ne peut pas etre oubliee. Beaucoup d'hommes moururent, parmi les plus braves de France.
Дело не может быть забыто. Множество людей, одних из самых отважных во Франции, погибло.
ПАПА: Се n'est pas moi qui les ai condamnes. Leur Roi, Phillipe, connaisait les actions des Templiers: il obtient des informations. Il considere leur fortune, leur pouvoir, teur, leur arrogance, et leurs rites etranges, sombres et terribles. II les condamne… a mort!
Я не приговаривал их. Король, Филипп приговорил их, когда ему донесли об их неблагоразумии. Он собрал доказательства проклятия Тамплиеров. У него не было выбора, когда доказательства были представлены ему. Их богатство не соответствовало их положению, равно как и власть. Они стали высокомерны по отношению к хранителям благопристойности. Они совершали странные, тёмные обряды, нечестивые и ужасные, нарушавшие границы Церковной вотчины. Посему он приговорил их к смерти. И это было правильным.
ДЕ МОЛЭ: Mais en a-t-il le droit? Mes chevaliers et moi, quand nous avons jure d'assurer la victoire a l'etendard sacre, de voyer notre vie et notre noble exemple a conquerir, defendre et proteger Ie Temple, avons-nous a des rois soumis notre serment?
Какое он имел право приговаривать людей к смерти по таким причинам? Мои Рыцари и я поклялись добиться победы под нашим священным флагом и посвятить наши жизни защите Храма, однако, одновременно мы принесли присягу на верность Королю, дабы он мог распоряжаться нашей силой.
ЖРЕЦ: L'autorite de Phillipe etait celle d'un profane. II tenta d'ignorer la force superieure, Ie pouvoir des Magiciens qui ont en ce jour convoque notre Haute Cour.
Филиппу была дана власть светского правления, а он пытался игнорировать силу, что была выше его, силу Магов, которые созвали сегодня этот Высокий Суд.
Филипп шепчет что-то Папе на ухо
ПАПА: Phillipe etait leur Roi, il etait leur chef. Mais aussi leur guide, leur guide spirituel. Les Templiers furent arrogants, ils se pretendirent superieurs a toute loi. Il fallait les ecraser, il fallait qu'ils apprennent la lecon de I'humilite dans les cachots de leur Roi.
Филипп был их Королём, он был их правителем. Но он был также их наставником, их духовным наставником. Тамплиеры были высокомерны, они считали себя превыше законов. Они должны были быть подавлены, они должны были получить урок смирения в тюрьмах их Короля.
ДЕ МОЛЭ: Vous direz donc au Roi qui nous chargea de fers que loin de resister nous sommes offerts on peut dans les prisons entrainer l'innocence; Mais 1'homme genereux, arme de sa constance sous le poids de ses fers n'est jamais abattu.
Перелайте Королю, в чьи кандалы нас заковали, что мы предложили ему свою службу, однако, он нашёл нас недостойными и предал анафеме, потому что у нас был собственный Храм и мы не хотели поступаться нашими верованиями, теми верованиями, что придавали нам внутреннюю силу. Можно бросить неповинного человека в тюремную камеру, но если он обладает внутренней силой и по-настоящему благороден, никакие кандалы не сломят его своей тяжестью.
КОРОЛЬ: C'est vrai, De Molai. Votre courage ne feut pas amoindri par la prison et la torure. Mais vous avez avoue. vous avez reconnu vos crimes, et ceux de votre Ordre.
Может, это правда, Де Молэ. Хотя ваша храбрость и не уменьшилась от заточения и пыток, вы признались в ваших ересях, в злодейских преступлениях как ваших, так и вашего Ордена.
ЖРЕЦ: Vous les avez tortures! Vous avez traite ces chevaliers, qui toute leur vie out combattu pour protege votre trone, I comme vous auriez traite des meurtriers ou des voleurs!
Вы пытали их! Вы обошлись с Рыцарями Храма, которые всю свою жизнь защищали ваш трон, так же, как вы обходились с убийцами и ворами.
ДЕ МОЛЭ (Филиппу): Sire, lorsque me distinguant parmi tons vos sujets, vous repandiez sur moi d'honorables bienfaits; De jour ou j'obtenais l'illustre preference de nommer de mon nom de fils du Roi de France, aurais-je pu m'altendre a l'affront solennel de paraitre a vos yeux comme un vil criminel?
Сир, выделив меня из своих подданных, вы оказали мне тем самым честь. Я имею в виду день, когда я удостоился огромной чести, и сын Короля Франции был наречён моим именем. Совсем не ожидал я тогда, что предстану перед вами подлым преступником.
ЖРЕЦ: de Molay, decrivez a la Cour la mort des Templiers.
Де Молэ, расскажите Суду как умерли Тамплиеры.
ДЕ МОЛЭ: Un immense bucher, dresse pour leur supplice, s'eleve en echafaud, et chaque chevalier croit meriter l'honneur d'y monter le premier: mais le Grand-Maiter arrive; il monte, il les devance. Son front est rayonnant de gloire et d'esperance: "Francais, souvenez-vous de nos derniers accents: nous sommes innocents, nous mourons innocents. L'arret qui nous condamne est un arret injuste. Mais il existe ailleurs un Tribunal auguste que Ie faible opprime jamais n'implore en vain, et j'ose t'y citer, о Pontife Romain! Encore guarante jours!… Je t'y vois comparaitre!"
Огромный костёр, сложенный наподобие эшафота, ожидает Рыцарей, каждый из которых надеется, что честь взойти на него первым будет предоставлена ему. Но появляется Великий Магистр: сия честь уготована для него и он взбирается на эшафот на глазах своих Рыцарей. Его лицо излучает сияние славы и видение того, что лежит далеко за этим мгновением. Он обращается к толпе:
"Народ Франции, помни наши последние слова: мы невиновны, мы умираем невиновными. Наш приговор несправедлив, но где-то существует священный Суд, тот, который угнетённые никогда не покидают всуе, ибо решения его безжалостны. Я хочу выслушать тебя перед этим Судом, о, Папа Римский! Пройдёт сорок дней и ты предстанешь перед этим судом!"
Chacun en fremissant ecoutait le Grand-Maitre. Mais quel etonement, quel trouble, quel effroi, quand il dit: "O Phillipe! O mon Maitre! O mon Roi! Je te pardonne en vain, ta vie est condamnee; Au meme Tribunal je t'attends dans l'annee". De nombreux spectateurs, emus et consternes versent des pleurs sur vous, sur ces infortunes. De tous cotes s'etend la terreur, le silence. Il semble que soudain arrive la vengeance. Les bourreaux interdits n'ossent plus approcher; Ils jettent an tremblant le feu sur le bucher, et detournent la tete… Une fumee epaisse entoure l'echafaud, roule et grossit sans cesse; Tout a coup le feu brille: a l'aspect du trepas ces braves chevaliers ne se dementent pas…
Вся толпа вздрогнула и отшатнулась при словах Великого Магистра. Но ещё больший страх обуял народ, когда он продолжил свою речь: "О, Филипп! О, мой Властелин! О, мой Король! Даже если бы я мог простить тебя, сие было бы тщетно, ибо ты приговорён. Пред сим же судом я ожидаю тебя в течение года!" Многие зрители, поражённые словами Великого Магистра, проливают слезы по тебе, Филипп, и ужас распространяется среди умолкших людей. Кажется, словно сама грядущая месть вселяется в толпу! Палачи также напуганы и внезапно ощущают себя неспособными подойти ближе. Трясущимися руками они бросают свои факела в костёр и быстро отворачиваются. Густой дым, клубясь, окружает эшафот. Внезапно появляются языки пламени и взметаются ввысь, но и пред лицом смерти сии храбрые рыцари не поступаются своей верой…
ЖРЕЦ: Assez!
Довольно!
Обличение
ЖРЕЦ:
О, Братья, не хмурьтесь, ужель я открыл
Ваши таинства, скрытые сенью веков?
Нет, уверяю вас, смертным простым
Неведом смысл непонятных им слов.
Те, кому не являлись виденья,
Никогда не поймут язык знаменья,
Хоть отчётливо слышат его.
Однако даже тот, кто бредит в приступе безумья,
Кто обнажает сердце и не таит паденья своего,
Все ж оставляет в себе тайну, добрую иль злую;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Зачем я здесь? Каков смысл всего этого? Я не могу понять загадку моего присутствия в этом месте. Словно странный и непреодолимый зов нарушил мой покой. Должно быть, на меня наложено заклятие, поскольку даже после смерти, пытка Тамплиеров не кончается. Они уничтожили Папу и со мной призвали Короля. Однако я здесь как это было уже века назад. Неужели их власть не способна остановить сама смерть?
КОРОЛЬ: La question est vieille et oubliee.
Дело старое и должно быть забыто.
ЖРЕЦ: La question ne peut pas etre oubliee. Beaucoup d'hommes moururent, parmi les plus braves de France.
Дело не может быть забыто. Множество людей, одних из самых отважных во Франции, погибло.
ПАПА: Се n'est pas moi qui les ai condamnes. Leur Roi, Phillipe, connaisait les actions des Templiers: il obtient des informations. Il considere leur fortune, leur pouvoir, teur, leur arrogance, et leurs rites etranges, sombres et terribles. II les condamne… a mort!
Я не приговаривал их. Король, Филипп приговорил их, когда ему донесли об их неблагоразумии. Он собрал доказательства проклятия Тамплиеров. У него не было выбора, когда доказательства были представлены ему. Их богатство не соответствовало их положению, равно как и власть. Они стали высокомерны по отношению к хранителям благопристойности. Они совершали странные, тёмные обряды, нечестивые и ужасные, нарушавшие границы Церковной вотчины. Посему он приговорил их к смерти. И это было правильным.
ДЕ МОЛЭ: Mais en a-t-il le droit? Mes chevaliers et moi, quand nous avons jure d'assurer la victoire a l'etendard sacre, de voyer notre vie et notre noble exemple a conquerir, defendre et proteger Ie Temple, avons-nous a des rois soumis notre serment?
Какое он имел право приговаривать людей к смерти по таким причинам? Мои Рыцари и я поклялись добиться победы под нашим священным флагом и посвятить наши жизни защите Храма, однако, одновременно мы принесли присягу на верность Королю, дабы он мог распоряжаться нашей силой.
ЖРЕЦ: L'autorite de Phillipe etait celle d'un profane. II tenta d'ignorer la force superieure, Ie pouvoir des Magiciens qui ont en ce jour convoque notre Haute Cour.
Филиппу была дана власть светского правления, а он пытался игнорировать силу, что была выше его, силу Магов, которые созвали сегодня этот Высокий Суд.
Филипп шепчет что-то Папе на ухо
ПАПА: Phillipe etait leur Roi, il etait leur chef. Mais aussi leur guide, leur guide spirituel. Les Templiers furent arrogants, ils se pretendirent superieurs a toute loi. Il fallait les ecraser, il fallait qu'ils apprennent la lecon de I'humilite dans les cachots de leur Roi.
Филипп был их Королём, он был их правителем. Но он был также их наставником, их духовным наставником. Тамплиеры были высокомерны, они считали себя превыше законов. Они должны были быть подавлены, они должны были получить урок смирения в тюрьмах их Короля.
ДЕ МОЛЭ: Vous direz donc au Roi qui nous chargea de fers que loin de resister nous sommes offerts on peut dans les prisons entrainer l'innocence; Mais 1'homme genereux, arme de sa constance sous le poids de ses fers n'est jamais abattu.
Перелайте Королю, в чьи кандалы нас заковали, что мы предложили ему свою службу, однако, он нашёл нас недостойными и предал анафеме, потому что у нас был собственный Храм и мы не хотели поступаться нашими верованиями, теми верованиями, что придавали нам внутреннюю силу. Можно бросить неповинного человека в тюремную камеру, но если он обладает внутренней силой и по-настоящему благороден, никакие кандалы не сломят его своей тяжестью.
КОРОЛЬ: C'est vrai, De Molai. Votre courage ne feut pas amoindri par la prison et la torure. Mais vous avez avoue. vous avez reconnu vos crimes, et ceux de votre Ordre.
Может, это правда, Де Молэ. Хотя ваша храбрость и не уменьшилась от заточения и пыток, вы признались в ваших ересях, в злодейских преступлениях как ваших, так и вашего Ордена.
ЖРЕЦ: Vous les avez tortures! Vous avez traite ces chevaliers, qui toute leur vie out combattu pour protege votre trone, I comme vous auriez traite des meurtriers ou des voleurs!
Вы пытали их! Вы обошлись с Рыцарями Храма, которые всю свою жизнь защищали ваш трон, так же, как вы обходились с убийцами и ворами.
ДЕ МОЛЭ (Филиппу): Sire, lorsque me distinguant parmi tons vos sujets, vous repandiez sur moi d'honorables bienfaits; De jour ou j'obtenais l'illustre preference de nommer de mon nom de fils du Roi de France, aurais-je pu m'altendre a l'affront solennel de paraitre a vos yeux comme un vil criminel?
Сир, выделив меня из своих подданных, вы оказали мне тем самым честь. Я имею в виду день, когда я удостоился огромной чести, и сын Короля Франции был наречён моим именем. Совсем не ожидал я тогда, что предстану перед вами подлым преступником.
ЖРЕЦ: de Molay, decrivez a la Cour la mort des Templiers.
Де Молэ, расскажите Суду как умерли Тамплиеры.
ДЕ МОЛЭ: Un immense bucher, dresse pour leur supplice, s'eleve en echafaud, et chaque chevalier croit meriter l'honneur d'y monter le premier: mais le Grand-Maiter arrive; il monte, il les devance. Son front est rayonnant de gloire et d'esperance: "Francais, souvenez-vous de nos derniers accents: nous sommes innocents, nous mourons innocents. L'arret qui nous condamne est un arret injuste. Mais il existe ailleurs un Tribunal auguste que Ie faible opprime jamais n'implore en vain, et j'ose t'y citer, о Pontife Romain! Encore guarante jours!… Je t'y vois comparaitre!"
Огромный костёр, сложенный наподобие эшафота, ожидает Рыцарей, каждый из которых надеется, что честь взойти на него первым будет предоставлена ему. Но появляется Великий Магистр: сия честь уготована для него и он взбирается на эшафот на глазах своих Рыцарей. Его лицо излучает сияние славы и видение того, что лежит далеко за этим мгновением. Он обращается к толпе:
"Народ Франции, помни наши последние слова: мы невиновны, мы умираем невиновными. Наш приговор несправедлив, но где-то существует священный Суд, тот, который угнетённые никогда не покидают всуе, ибо решения его безжалостны. Я хочу выслушать тебя перед этим Судом, о, Папа Римский! Пройдёт сорок дней и ты предстанешь перед этим судом!"
Chacun en fremissant ecoutait le Grand-Maitre. Mais quel etonement, quel trouble, quel effroi, quand il dit: "O Phillipe! O mon Maitre! O mon Roi! Je te pardonne en vain, ta vie est condamnee; Au meme Tribunal je t'attends dans l'annee". De nombreux spectateurs, emus et consternes versent des pleurs sur vous, sur ces infortunes. De tous cotes s'etend la terreur, le silence. Il semble que soudain arrive la vengeance. Les bourreaux interdits n'ossent plus approcher; Ils jettent an tremblant le feu sur le bucher, et detournent la tete… Une fumee epaisse entoure l'echafaud, roule et grossit sans cesse; Tout a coup le feu brille: a l'aspect du trepas ces braves chevaliers ne se dementent pas…
Вся толпа вздрогнула и отшатнулась при словах Великого Магистра. Но ещё больший страх обуял народ, когда он продолжил свою речь: "О, Филипп! О, мой Властелин! О, мой Король! Даже если бы я мог простить тебя, сие было бы тщетно, ибо ты приговорён. Пред сим же судом я ожидаю тебя в течение года!" Многие зрители, поражённые словами Великого Магистра, проливают слезы по тебе, Филипп, и ужас распространяется среди умолкших людей. Кажется, словно сама грядущая месть вселяется в толпу! Палачи также напуганы и внезапно ощущают себя неспособными подойти ближе. Трясущимися руками они бросают свои факела в костёр и быстро отворачиваются. Густой дым, клубясь, окружает эшафот. Внезапно появляются языки пламени и взметаются ввысь, но и пред лицом смерти сии храбрые рыцари не поступаются своей верой…
ЖРЕЦ: Assez!
Довольно!
Обличение
ЖРЕЦ:
О, Братья, не хмурьтесь, ужель я открыл
Ваши таинства, скрытые сенью веков?
Нет, уверяю вас, смертным простым
Неведом смысл непонятных им слов.
Те, кому не являлись виденья,
Никогда не поймут язык знаменья,
Хоть отчётливо слышат его.
Однако даже тот, кто бредит в приступе безумья,
Кто обнажает сердце и не таит паденья своего,
Все ж оставляет в себе тайну, добрую иль злую;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29