– осведомилась Элли с ледяным спокойствием.
Он молчал. Что толку объяснять ей, что это был приступ жгучей ревности при мысли, что она спала с этим?.. Один, два глубоких вдоха, и он снова овладел собой.
– Извини, если я тебя обидел. Я не хотел этого. Я действительно не имею никакого права спрашивать тебя о личной жизни. – Он был даже доволен тем, как спокойно произнес все это. – Если даже ты и спала с этим… с Дэвидом, это твое личное дело, твое и его, и я не имею права на какие-либо комментарии по этому поводу.
– Дело не в Дэвиде. – Голос у нее дрогнул.
– Объяснись.
– Черт тебя возьми, как ты смел предположить, что я способна использовать Чарли, чтобы поразвлечься? Ты даже не представляешь, какую вину я испытываю каждый раз, когда мне приходится оставлять ее даже ненадолго. Это проблема всех работающих матерей – приходится доверять своих детей посторонним. Думаешь, мне это нравится? – Сопротивляясь желанию подойти и толкнуть его, ударить, она смотрела на Бена с яростью. – Только люди вроде тебя, которые в рубашке родились, не представляют себе, что это такое – содержать свою семью. Просто не бедствовать, не говоря уже о достатке. Что ты знаешь о том, сколько времени и сил это требует? Все говорят, что дети работающих матерей заброшены, но никто не вспоминает об отцах и их долге!
– Эй, послушай! – Бен все-таки позволил себе подойти, взять ее за плечи и хорошенько встряхнуть. – Эй! Я нисколько не сомневаюсь, что ты замечательная мать. И никогда не утверждал обратного. Просто на минутку мне захотелось убить этого твоего врача.
– О Господи, сколько было попущено вечеринок и концертов, и все потому, что не с кем оставить ребенка! Все эти праздники, на которых не можешь веселиться, потому что ждешь звонка от какого-нибудь поставщика, все эти бесконечные проблемы… – Элли уже ничего не слушала, ее понесло. Давно ей не представлялось случая выговориться, высказать все, что накопилось в душе.
– Ладно. – Бен улыбнулся и поднял руки, словно заранее соглашаясь со всем, что она скажет. – Ладно. Убедила. Я сражен. Это очень тяжелая жизнь, и я знаю, что ты прекрасно с ней справляешься. Я также понял, как ты любишь дочь. И все, что рассказывала мне Дженни…
– Дженни? – В Элли все еще кипела ярость. – Что еще она тебе наговорила? Мне совсем не нравится, когда мои друзья обсуждают мою жизнь. Это просто…
– Перестань, Элли. Мы все обсуждаем общих друзей. Кроме того, как я понял, твои друзья тебя любят.
– Что ж… – Она поняла, что снова проиграла, и постаралась сохранить невозмутимость.
– Ничего особенного Дженни не выдала. Она знала, что я проявляю к тебе интерес, а я проявляю его, – и, поскольку ты сейчас одинока, решила, что наше знакомство будет хорошей идеей. Дженни решила оказать мне содействие, зная, что я не какой-нибудь сумасшедший маньяк…
– Она не могла не знать, что я сейчас не собираюсь выходить замуж.
– А кто говорит о серьезных отношениях и тем более о женитьбе? Ты говоришь прямо как викторианский священник. Если уж на то пошло, я тоже не ищу серьезных, продолжительных связей. Я многое повидал, и жизнь отучила меня от романтики, но это не значит, что я похоронил себя и не хочу встречаться с женщинами, которые меня привлекают. Более того, с теми, кто меня возбуждает. Как ты.
Он взглянул на Элли, и между бровями пролегла недовольная морщинка.
– Кроме того, меня интересуют твои отношения с мужем. Или же он был настолько плох, что ты зареклась близко общаться с мужчинами, или настолько хорош, что ты не можешь его забыть.
Элли вздрогнула – еще не хватает обсуждать с ним эту тему! Она отвернулась.
– Ты, конечно, прав, я как-то отстала от жизни, потеряла привычку ходить на свидания. И все сопутствующие навыки…
– Но это не повод, чтобы бояться самой жизни.
– Бояться? – с запалом переспросила Элли. – А кто сказал, что я боюсь жизни? Скорее научилась не терять время и ценить свободу, не обременяя себя лишними сложностями от интимных отношений. Я привыкла сама решать, что для нас лучше, ни на кого не надеясь.
– Да-а… Кто же тебя так ранил, Элли, что ты избегаешь малейшей привязанности, боишься зависимости?
Меньше всего она ожидала такого вопроса от него. Она стояла не в силах ответить и только смотрела на Бена.
А он, в свою очередь, смотрел в эти прекрасные блестящие глаза и чувствовал боль этой женщины как свою собственную.
Ему уже было стыдно за свой вопрос. Слишком настойчивым и мощным оказалось влечение к ней, слишком глубокие струны души затронула она, задела что-то, что нельзя было потрогать пальцем. И привлекала его не только красивая внешность – мало ли смазливых женщин он знал! – это была женщина, созданная для него, для Бена Конгрива. С первой минуты, как увидел ее, он не переставал пытать собственную память, которая постоянно давала осечку, стоило ему подойти к разгадке.
Голос Элли прервал его размышления:
– Думаю, дело в том, что ты не привык к отказам и тебе всякий раз нужны причины. Если их не будет, ты придумаешь их сам. Лишь бы спасти свою уязвленную гордость.
Не исключено, что она в чем-то права, решил про себя Бен. Но только не в том смысле, который она сама вкладывала в свои слова. Он улыбнулся.
– Это твоя теория, Элли, и позволь мне с тобой не согласиться. Мне приходилось – как ни трудно тебе в это поверить – получать отказы, и моя гордость от этого не слишком пострадала.
У нее уже не было сил спорить, и она решила просто ретироваться. Но опоздала. Когда она обернулась, путь к отступлению был уже закрыт.
Не было никакой борьбы, когда Бен нежно коснулся ее лица и приподнял подбородок. От этого знакомого жеста дыхание у нее сбилось, а губы невольно приоткрылись. Его ладонь лежала чуть выше талии, у самой груди, и он не мог не слышать, как бьется ее сердце.
– Видишь… – Голос Бена звучал тихо, интимно, почти шепотом. – Я чувствую то же, что и ты. – И его губы коснулись ее.
Элли так долго боролась со своими желаниями, что почувствовала облегчение, разрешив себе этот единственный поцелуй. Но она успела забыть, каким обманчивым может быть этот первый шаг. Ноги у нее ослабели, и, если бы сильные руки Бена не обвились вокруг ее талии, она бы опустилась на пол совершенно без сил.
И тогда, словно стремясь перехватить у него инициативу, она ответила ему. И как могло быть иначе, когда все чувства, все тело воспламенились от его близости и жаждали большего? Она скользнула пальцами ему в волосы и сильнее прижалась к его губам, зная, что каждый миг может быть последним.
В тот же момент – может быть, чтобы спасти ее от нее самой – снаружи донеслись какие-то звуки. Парадная дверь со стуком распахнулась, и в холле зазвенел смех ее дочери.
Чарли! Девочка резко остановилась в дверном проеме, недоуменно разглядывая маму и странного незнакомца, стоящих так близко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Он молчал. Что толку объяснять ей, что это был приступ жгучей ревности при мысли, что она спала с этим?.. Один, два глубоких вдоха, и он снова овладел собой.
– Извини, если я тебя обидел. Я не хотел этого. Я действительно не имею никакого права спрашивать тебя о личной жизни. – Он был даже доволен тем, как спокойно произнес все это. – Если даже ты и спала с этим… с Дэвидом, это твое личное дело, твое и его, и я не имею права на какие-либо комментарии по этому поводу.
– Дело не в Дэвиде. – Голос у нее дрогнул.
– Объяснись.
– Черт тебя возьми, как ты смел предположить, что я способна использовать Чарли, чтобы поразвлечься? Ты даже не представляешь, какую вину я испытываю каждый раз, когда мне приходится оставлять ее даже ненадолго. Это проблема всех работающих матерей – приходится доверять своих детей посторонним. Думаешь, мне это нравится? – Сопротивляясь желанию подойти и толкнуть его, ударить, она смотрела на Бена с яростью. – Только люди вроде тебя, которые в рубашке родились, не представляют себе, что это такое – содержать свою семью. Просто не бедствовать, не говоря уже о достатке. Что ты знаешь о том, сколько времени и сил это требует? Все говорят, что дети работающих матерей заброшены, но никто не вспоминает об отцах и их долге!
– Эй, послушай! – Бен все-таки позволил себе подойти, взять ее за плечи и хорошенько встряхнуть. – Эй! Я нисколько не сомневаюсь, что ты замечательная мать. И никогда не утверждал обратного. Просто на минутку мне захотелось убить этого твоего врача.
– О Господи, сколько было попущено вечеринок и концертов, и все потому, что не с кем оставить ребенка! Все эти праздники, на которых не можешь веселиться, потому что ждешь звонка от какого-нибудь поставщика, все эти бесконечные проблемы… – Элли уже ничего не слушала, ее понесло. Давно ей не представлялось случая выговориться, высказать все, что накопилось в душе.
– Ладно. – Бен улыбнулся и поднял руки, словно заранее соглашаясь со всем, что она скажет. – Ладно. Убедила. Я сражен. Это очень тяжелая жизнь, и я знаю, что ты прекрасно с ней справляешься. Я также понял, как ты любишь дочь. И все, что рассказывала мне Дженни…
– Дженни? – В Элли все еще кипела ярость. – Что еще она тебе наговорила? Мне совсем не нравится, когда мои друзья обсуждают мою жизнь. Это просто…
– Перестань, Элли. Мы все обсуждаем общих друзей. Кроме того, как я понял, твои друзья тебя любят.
– Что ж… – Она поняла, что снова проиграла, и постаралась сохранить невозмутимость.
– Ничего особенного Дженни не выдала. Она знала, что я проявляю к тебе интерес, а я проявляю его, – и, поскольку ты сейчас одинока, решила, что наше знакомство будет хорошей идеей. Дженни решила оказать мне содействие, зная, что я не какой-нибудь сумасшедший маньяк…
– Она не могла не знать, что я сейчас не собираюсь выходить замуж.
– А кто говорит о серьезных отношениях и тем более о женитьбе? Ты говоришь прямо как викторианский священник. Если уж на то пошло, я тоже не ищу серьезных, продолжительных связей. Я многое повидал, и жизнь отучила меня от романтики, но это не значит, что я похоронил себя и не хочу встречаться с женщинами, которые меня привлекают. Более того, с теми, кто меня возбуждает. Как ты.
Он взглянул на Элли, и между бровями пролегла недовольная морщинка.
– Кроме того, меня интересуют твои отношения с мужем. Или же он был настолько плох, что ты зареклась близко общаться с мужчинами, или настолько хорош, что ты не можешь его забыть.
Элли вздрогнула – еще не хватает обсуждать с ним эту тему! Она отвернулась.
– Ты, конечно, прав, я как-то отстала от жизни, потеряла привычку ходить на свидания. И все сопутствующие навыки…
– Но это не повод, чтобы бояться самой жизни.
– Бояться? – с запалом переспросила Элли. – А кто сказал, что я боюсь жизни? Скорее научилась не терять время и ценить свободу, не обременяя себя лишними сложностями от интимных отношений. Я привыкла сама решать, что для нас лучше, ни на кого не надеясь.
– Да-а… Кто же тебя так ранил, Элли, что ты избегаешь малейшей привязанности, боишься зависимости?
Меньше всего она ожидала такого вопроса от него. Она стояла не в силах ответить и только смотрела на Бена.
А он, в свою очередь, смотрел в эти прекрасные блестящие глаза и чувствовал боль этой женщины как свою собственную.
Ему уже было стыдно за свой вопрос. Слишком настойчивым и мощным оказалось влечение к ней, слишком глубокие струны души затронула она, задела что-то, что нельзя было потрогать пальцем. И привлекала его не только красивая внешность – мало ли смазливых женщин он знал! – это была женщина, созданная для него, для Бена Конгрива. С первой минуты, как увидел ее, он не переставал пытать собственную память, которая постоянно давала осечку, стоило ему подойти к разгадке.
Голос Элли прервал его размышления:
– Думаю, дело в том, что ты не привык к отказам и тебе всякий раз нужны причины. Если их не будет, ты придумаешь их сам. Лишь бы спасти свою уязвленную гордость.
Не исключено, что она в чем-то права, решил про себя Бен. Но только не в том смысле, который она сама вкладывала в свои слова. Он улыбнулся.
– Это твоя теория, Элли, и позволь мне с тобой не согласиться. Мне приходилось – как ни трудно тебе в это поверить – получать отказы, и моя гордость от этого не слишком пострадала.
У нее уже не было сил спорить, и она решила просто ретироваться. Но опоздала. Когда она обернулась, путь к отступлению был уже закрыт.
Не было никакой борьбы, когда Бен нежно коснулся ее лица и приподнял подбородок. От этого знакомого жеста дыхание у нее сбилось, а губы невольно приоткрылись. Его ладонь лежала чуть выше талии, у самой груди, и он не мог не слышать, как бьется ее сердце.
– Видишь… – Голос Бена звучал тихо, интимно, почти шепотом. – Я чувствую то же, что и ты. – И его губы коснулись ее.
Элли так долго боролась со своими желаниями, что почувствовала облегчение, разрешив себе этот единственный поцелуй. Но она успела забыть, каким обманчивым может быть этот первый шаг. Ноги у нее ослабели, и, если бы сильные руки Бена не обвились вокруг ее талии, она бы опустилась на пол совершенно без сил.
И тогда, словно стремясь перехватить у него инициативу, она ответила ему. И как могло быть иначе, когда все чувства, все тело воспламенились от его близости и жаждали большего? Она скользнула пальцами ему в волосы и сильнее прижалась к его губам, зная, что каждый миг может быть последним.
В тот же момент – может быть, чтобы спасти ее от нее самой – снаружи донеслись какие-то звуки. Парадная дверь со стуком распахнулась, и в холле зазвенел смех ее дочери.
Чарли! Девочка резко остановилась в дверном проеме, недоуменно разглядывая маму и странного незнакомца, стоящих так близко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35