Чего они вечно воюют! Вспомни историю. Кто всегда войны начинал? Немцы! С самого Ледового побоища. Ты вот видел пленных: и у нас в Сибири, и под Ярославлем. Работают себе, дома строят, дороги ремонтируют. Кормят их, одевают, никто пальцем не трогает. А они? Жгут в печах, расстреливают, вешают. Ты вот за него заступаешься: пленный - нельзя. А он бы на тебя не посмотрел. Как Чупахина, как ребят! Разве это люди! А сколько народу они угнали в Германию, продают, покупают, как негров раньше. Людьми торгуют. Это люди?
Генка открыл было рот, но Виктор не дал ему сказать.
- Какие это люди! Они не только против нас, они против всех людей, против всего мира идут. Высшая раса! Великая Германия! Как ты это объяснишь?
Генка что-то хотел сказать, но Виктор снова перебил его:
- Погоди! Опять заступаться будешь. Ты мне ответь: почему у них фашисты правят? Значит, чем-то хороши они для немцев.
- Не знаю, - буркнул Генка.
- Вот то-то! Все они заодно. Все одинаковые. И этот тоже. Кокнуть бы его, а мы нянчимся.
Генка молчал. Виктор закурил и долго хмуро смотрел в огонь. Смотрел и Генка и думал. Все, о чем говорил Виктор, беспокоило и Генку. Он и сам не раз задавал себе эти вопросы. Действительно, почему немцы всегда начинают войны? Испокон веков. Каждый раз их побеждают, бьют, разбивают, а они окрепнут - и опять воевать. Он вспомнил отца, который, подняв очки на лоб и близоруко щурясь, держал в руках "Фауста" и говорил: "Поразительно! Удивительно! В этой книге весь дух Германии, все ее величие! И вдруг этот массовый психоз. Технически и философски развитая нация вдруг звереет, теряет человеческий облик и начинает уничтожать себе подобных. Ведь нельзя же все объяснить тем, что Гитлер дал работу, дал кусок хлеба. Видимо, есть что-то еще? А может, ничего нет - просто кусок хлеба? Ведь была же в Германии революция в восемнадцатом году. Есть Тельман. И вдруг этот Гитлер! И массовое безумие: немцы - высшая раса, остальные - рабочий скот! Видимо, нужно время и умы, чтобы все это понять, объяснить. Ведь не могут же все немцы быть фашистами. Это тоже противоестественно. Не может этого быть". И вправду, ведь умный народ, вон сколько у них знаменитых ученых, изобретателей, писателей. И почему все они фашистам подчиняются? Генка видел немецкий киножурнал, где Гитлер выступал на стадионе. Весь стадион ревел от восторга.
И все же никак нельзя убивать пленного. Тут уж Виктор совершенно не прав. Нельзя убивать пленных, нельзя - и все.
* * *
На четвертые сутки, задремав на ходу, Генка свалился с невысокого берега и, пролетев метра два, упал на скользкий обнаженный отливом камень. Виктор сначала усмехнулся, но, увидев, что Генка лежит и не шевелится, поспешил к нему.
Генка лежал, закрыв глаза, и сильная бледность покрывала его лицо.
- Ты чего, уснул? Как тебя угораздило?
Генка попытался встать, ойкнул и зажмурился.
- Нога вот...
- Вывихнул? - встревожился Виктор.
- Не знаю, - морщился от боли Генка.
- Дай погляжу.
Виктор стал стягивать сапог, Генка вскрикнул:
- Стой! Больно очень!
- Давай разрежем сапог, - предложил Виктор.
Генка слабо кивнул.
Виктор вспорол финкой голенище. Когда задрал штанину, увидел, что тонкая до жалости Генкина нога сломана. Острый конец кости пропорол кожу, и вокруг расплылось красное пятно. Виктор с ужасом глядел на ногу. Он вдруг осознал всю безвыходность их положения. Как же теперь идти? Что делать?
- Надо шины наложить, - с трудом сказал Генка. Белое лицо его было покрыто крупным потом.
- Ты полежи, потерпи немного, я сейчас, - обрадовался подсказке Виктор и окинул взглядом тундру. Неподалеку видны были заросли ползучей карликовой березы.
- А ну, ком! - приказал он немцу. - Шнель!
Виктор и немец выбрали четыре березки попрямее. Виктор с трудом вырубил деревца, которые, несмотря на свою низкорослость и малую толщину, оказались очень крепкими. Красноватые, изогнутые березки были как из железа.
Когда вернулись, Генка лежал с почерневшим лицом и тихо стонал.
- Давай, Гена. - Виктор опустился перед другом на колени. Внутренне содрогаясь, он неуверенно взялся за Генкину ногу. Генка вскрикнул и потерял сознание.
- Воды, воды давай! - закричал Виктор немцу. - Вассер!
- Я, я! Айн момент! - с готовностью отозвался пленный и поспешил к морю. Зачерпнул в пилотку и, шумно дыша и оступаясь на мокрых камнях, принес воды.
Виктор брызнул в лицо Генке. Генка открыл глаза, слабая тень измученной улыбки скользнула по запекшимся губам.
- Ты... вот что, - вдруг сообразил Виктор. - Ты выпей, легче будет. - Протянул фляжку.
Он где-то читал, что раньше солдатам вместо наркоза давали перед операцией стакан водки.
Генка глотнул, сморщился. Его чуть не вырвало.
- Пей еще.
Генка отрицательно покачал головой.
- Привязывай. - Он зажмурил глаза и прикусил нижнюю губу.
Разорванной на полосы своею тельняшкой Виктор с помощью немца туго прибинтовал самодельные шины к Генкиной ноге. Генка хрипло и тяжело дышал. Голова его на тонкой шее бессильно перекатывалась по земле.
- Все, Гена, все, - успокаивал Виктор. - Выпей вот еще.
Генка с усилием открыл белые от боли глаза, длинно, со стоном выдохнул:
- Не-ет...
- Ну как? Выдюжишь теперь?
Генка в знак согласия прикрыл веки.
Наступал прилив. Виктор и немец с большим трудом подняли Генку на обрывистый, усеянный валунами берег.
Только теперь Виктор почувствовал, как страшно устал он, что по лицу его бежит пот и руки дрожат. Он прислонился спиной к валуну и смотрел в серую даль тундры, на небо цвета разбавленного молока, на холодную темную, с металлическим отливом воду. И на суше, и на море - все было пустынным и неприютным. Глухая тоска сжала сердце. Виктор закрыл глаза, силясь отогнать от себя страшную действительность. Невыносимо захотелось в алтайскую, залитую солнцем степь, повалиться в душистое разнотравье, раскинуть руки и глядеть в синее чистое небо и ни о чем, совсем ни о чем не думать, не принимать никаких решений, ни за что не отвечать.
Виктор открыл глаза: серое размытое пространство лежало перед ним. Усилием воли он заставил себя встать - надо было жить и действовать.
"Что же делать? Что делать? Как теперь идти? Нести его? Далеко не унесем. И этого немца надо быстрее допросить".
Виктор посмотрел на пленного, тот сидел, прислонившись спиной к валуну, и, глядя в землю, о чем-то думал. На заросших щетиной скулах ходили желваки. О чем-то крепко задумался немец.
"Что же делать?" - снова спросил себя Виктор. И вдруг его осенило. Он вспомнил, как в колхозе, на покосе, делали они волокуши из березок и на этих волокушах возили копны к стогу. Надо сделать такую волокушу! Не носилки, а волокушу. На нее уложить Генку и тащить. Это же легче, чем на носилках нести, да и не сделать носилок из этих карликовых березок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Генка открыл было рот, но Виктор не дал ему сказать.
- Какие это люди! Они не только против нас, они против всех людей, против всего мира идут. Высшая раса! Великая Германия! Как ты это объяснишь?
Генка что-то хотел сказать, но Виктор снова перебил его:
- Погоди! Опять заступаться будешь. Ты мне ответь: почему у них фашисты правят? Значит, чем-то хороши они для немцев.
- Не знаю, - буркнул Генка.
- Вот то-то! Все они заодно. Все одинаковые. И этот тоже. Кокнуть бы его, а мы нянчимся.
Генка молчал. Виктор закурил и долго хмуро смотрел в огонь. Смотрел и Генка и думал. Все, о чем говорил Виктор, беспокоило и Генку. Он и сам не раз задавал себе эти вопросы. Действительно, почему немцы всегда начинают войны? Испокон веков. Каждый раз их побеждают, бьют, разбивают, а они окрепнут - и опять воевать. Он вспомнил отца, который, подняв очки на лоб и близоруко щурясь, держал в руках "Фауста" и говорил: "Поразительно! Удивительно! В этой книге весь дух Германии, все ее величие! И вдруг этот массовый психоз. Технически и философски развитая нация вдруг звереет, теряет человеческий облик и начинает уничтожать себе подобных. Ведь нельзя же все объяснить тем, что Гитлер дал работу, дал кусок хлеба. Видимо, есть что-то еще? А может, ничего нет - просто кусок хлеба? Ведь была же в Германии революция в восемнадцатом году. Есть Тельман. И вдруг этот Гитлер! И массовое безумие: немцы - высшая раса, остальные - рабочий скот! Видимо, нужно время и умы, чтобы все это понять, объяснить. Ведь не могут же все немцы быть фашистами. Это тоже противоестественно. Не может этого быть". И вправду, ведь умный народ, вон сколько у них знаменитых ученых, изобретателей, писателей. И почему все они фашистам подчиняются? Генка видел немецкий киножурнал, где Гитлер выступал на стадионе. Весь стадион ревел от восторга.
И все же никак нельзя убивать пленного. Тут уж Виктор совершенно не прав. Нельзя убивать пленных, нельзя - и все.
* * *
На четвертые сутки, задремав на ходу, Генка свалился с невысокого берега и, пролетев метра два, упал на скользкий обнаженный отливом камень. Виктор сначала усмехнулся, но, увидев, что Генка лежит и не шевелится, поспешил к нему.
Генка лежал, закрыв глаза, и сильная бледность покрывала его лицо.
- Ты чего, уснул? Как тебя угораздило?
Генка попытался встать, ойкнул и зажмурился.
- Нога вот...
- Вывихнул? - встревожился Виктор.
- Не знаю, - морщился от боли Генка.
- Дай погляжу.
Виктор стал стягивать сапог, Генка вскрикнул:
- Стой! Больно очень!
- Давай разрежем сапог, - предложил Виктор.
Генка слабо кивнул.
Виктор вспорол финкой голенище. Когда задрал штанину, увидел, что тонкая до жалости Генкина нога сломана. Острый конец кости пропорол кожу, и вокруг расплылось красное пятно. Виктор с ужасом глядел на ногу. Он вдруг осознал всю безвыходность их положения. Как же теперь идти? Что делать?
- Надо шины наложить, - с трудом сказал Генка. Белое лицо его было покрыто крупным потом.
- Ты полежи, потерпи немного, я сейчас, - обрадовался подсказке Виктор и окинул взглядом тундру. Неподалеку видны были заросли ползучей карликовой березы.
- А ну, ком! - приказал он немцу. - Шнель!
Виктор и немец выбрали четыре березки попрямее. Виктор с трудом вырубил деревца, которые, несмотря на свою низкорослость и малую толщину, оказались очень крепкими. Красноватые, изогнутые березки были как из железа.
Когда вернулись, Генка лежал с почерневшим лицом и тихо стонал.
- Давай, Гена. - Виктор опустился перед другом на колени. Внутренне содрогаясь, он неуверенно взялся за Генкину ногу. Генка вскрикнул и потерял сознание.
- Воды, воды давай! - закричал Виктор немцу. - Вассер!
- Я, я! Айн момент! - с готовностью отозвался пленный и поспешил к морю. Зачерпнул в пилотку и, шумно дыша и оступаясь на мокрых камнях, принес воды.
Виктор брызнул в лицо Генке. Генка открыл глаза, слабая тень измученной улыбки скользнула по запекшимся губам.
- Ты... вот что, - вдруг сообразил Виктор. - Ты выпей, легче будет. - Протянул фляжку.
Он где-то читал, что раньше солдатам вместо наркоза давали перед операцией стакан водки.
Генка глотнул, сморщился. Его чуть не вырвало.
- Пей еще.
Генка отрицательно покачал головой.
- Привязывай. - Он зажмурил глаза и прикусил нижнюю губу.
Разорванной на полосы своею тельняшкой Виктор с помощью немца туго прибинтовал самодельные шины к Генкиной ноге. Генка хрипло и тяжело дышал. Голова его на тонкой шее бессильно перекатывалась по земле.
- Все, Гена, все, - успокаивал Виктор. - Выпей вот еще.
Генка с усилием открыл белые от боли глаза, длинно, со стоном выдохнул:
- Не-ет...
- Ну как? Выдюжишь теперь?
Генка в знак согласия прикрыл веки.
Наступал прилив. Виктор и немец с большим трудом подняли Генку на обрывистый, усеянный валунами берег.
Только теперь Виктор почувствовал, как страшно устал он, что по лицу его бежит пот и руки дрожат. Он прислонился спиной к валуну и смотрел в серую даль тундры, на небо цвета разбавленного молока, на холодную темную, с металлическим отливом воду. И на суше, и на море - все было пустынным и неприютным. Глухая тоска сжала сердце. Виктор закрыл глаза, силясь отогнать от себя страшную действительность. Невыносимо захотелось в алтайскую, залитую солнцем степь, повалиться в душистое разнотравье, раскинуть руки и глядеть в синее чистое небо и ни о чем, совсем ни о чем не думать, не принимать никаких решений, ни за что не отвечать.
Виктор открыл глаза: серое размытое пространство лежало перед ним. Усилием воли он заставил себя встать - надо было жить и действовать.
"Что же делать? Что делать? Как теперь идти? Нести его? Далеко не унесем. И этого немца надо быстрее допросить".
Виктор посмотрел на пленного, тот сидел, прислонившись спиной к валуну, и, глядя в землю, о чем-то думал. На заросших щетиной скулах ходили желваки. О чем-то крепко задумался немец.
"Что же делать?" - снова спросил себя Виктор. И вдруг его осенило. Он вспомнил, как в колхозе, на покосе, делали они волокуши из березок и на этих волокушах возили копны к стогу. Надо сделать такую волокушу! Не носилки, а волокушу. На нее уложить Генку и тащить. Это же легче, чем на носилках нести, да и не сделать носилок из этих карликовых березок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29