Сиделка робко спрашивала меня, какой он из себя, и даже доктор Джибсон, брюзгливый старик, яростно сразившийся со мной однажды по вопросу о женском равноправии и с тех пор избегавший меня, как подозрительную личность, теперь поделился со мной своими тревогами. Он распорядился, чтобы ему выслали из дома сундук, а безответственная железнодорожная компания завезла его в какое-то другое место. Вот он и не знает, как ему быть, – не прокатиться ли в Ки-Вест, чтобы срочно заказать там фрачную пару? Я сказала ему, что не выписала никаких туалетов и собираюсь явиться к обеденному столу в простом полотняном платье. Старик был поражен моим ответом и решил, как я заподозрила, что я собираюсь на кухне встречать главу дома.
Я ушла к себе, пылая негодованием. Кто был этот человек, которому оказывались такие почести? Кто он: вдохновенный поэт, законодатель или искатель истины? Нет, всего-навсего владелец бесконечных миллионов долларов, а между тем от меня ждали, чтобы я из страха и почтения перед ним отказалась от самых дорогих мне убеждений. Кровь кипела во мне. Наступил час доказать на деле, что принцип и долг для меня – не пустые слова.
Утром того дня, когда ожидали приезда ван Тьювера, я отправилась в комнату к тете Варине. Она собиралась ехать встречать его в баркасе и в лихорадочном возбуждении приглаживала на голове свои самые лучшие фальшивые локоны.
– Миссис Тьюис, – сказала я, – я хочу, чтобы вы позволили мне встретить мистера ван Тьювера вместо вас.
Не стану приводить здесь патетических возгласов старой леди. Я сказала ей, что мне безразлично, принято ли так делать или нет, а также будет ли это приятно мистеру ван Тьюверу. Я очень сожалею, что должна буду навязать ему свое общество, но я твердо решила встретить его и ни за что не откажусь от этого намерения. Она как-то вдруг согласилась, немного удивив меня такой уступчивостью. По всей вероятности, тетя Варина решила, что ван Тьювер единственный человек, который сумеет справиться со мной, и, чем скорее он это сделает, тем лучше.
Что за испытание иметь дело с богатыми и знатными! Если вы обращаетесь с ними, как весь остальной мир, – вы подлипала, прихвостень; если вы относитесь к ним так, как остальной мир делает вид, что относится, – вы лицемер, если вы подойдете к ним просто и открыто, то вы даже самой себе непременно покажетесь неискренной и дерзкой особой. Помню, как во время перехода на баркасе я старалась убедить себя, что я нисколько не волнуюсь, но, очутившись на станции железной дороги, я убедилась, что не могу оставаться спокойной, когда даже железная дорога волнуется.
– Что, поезд мистера ван Тьювера не опоздает? – спросила я железнодорожного служащего.
– Специальные поезда редко опаздывают, ответил он, – особенно когда это поезд ван Тьювера.
Паровоз и два вагона подкатили к специальной платформе, и знатный пассажир вышел оттуда в сопровождении своего секретаря и лакея. Я подошла к нему.
– Здравствуйте, мистер ван Тьювер.
Я сразу увидела, что он не узнает меня.
– Миссис Аббот, поспешила я представиться, – я приехала встретить вас.
– А! – только произнес он.
Он никогда не представлял себе ясно, кто я такая: швея, учительница или еще что-нибудь в этом роде, и потому всегда очень осторожно обходил это в разговоре со мной.
Он не помог мне перейти на баркас, но я, простая женщина с Запада, сумела обойтись без этой любезности. Мы уселись в кожаные кресла на корме, и, как только багаж подняли на борт, маленькое судно отвалило от пристани.
– Если вы ничего не имеете против, мистер ван Тьювер, я хотела бы поговорить с вами наедине, – сказала я.
Он посмотрел на меня и резко произнес:
– Прошу вас. Секретарь встал и вышел.
Шум машины и сильный бриз, вызываемый движением судна, успокоили меня насчет того, что никто не сможет услышать нас, и я начала военные действия.
Мистер ван Тьювер, я друг вашей жены. Я приехала сюда, чтобы помочь ей в эту критическую минуту, и сегодня я встретила вас, потому что считала необходимым переговорить с вами откровенно по поводу создавшегося положения. Вы, я полагаю, понимаете, что миссис Тьюис недостаточно хорошо осведомлена в тех вопросах, которые нам придется затронуть.
Он пристально посмотрел на меня, но не произнес ни слова. После недолгой паузы я продолжала:
– Может быть, вас удивляет, почему доктор, пользующий вашу жену, не может сделать это вместо меня. Но беда в том, что здесь страдающей стороной является женщина, и мужчины не всегда достаточно проникаются этим. Если бы Сильвия знала правду, она могла бы говорить сама за себя, но, покуда она находится в полном неведении, я беру на себя смелость говорить за нее.
Снова наступило молчание. Он по-прежнему ограничивался тем, что наблюдал за мной, однако я чувствовала, что задела в нем мужское самолюбие, и нарочно молчала, чтобы заставить его высказаться.
– Разрешите мне спросить, – начал он наконец, – что вы подразумеваете под «правдой», о которой вы только что упомянули?
– Я подразумеваю причину болезни ребенка, – ответила я.
Его выдержка поразила меня. Ни малейшего движения век, никакого признака смущения не появилось на этом каменном лице.
– Позвольте объяснить вам в интересах доктора Перрина, – сказала я, – что я узнала эту тайну не от него.
Напротив, я узнала о ней гораздо раньше его. Он, несомненно, сам подтвердит вам это. Быть может, мне вы обязаны тем, что ваш ребенок не обезображен, хотя и ослеп. Я снова умолкла.
– Если это действительно так, – сказал он с невозмутимой учтивостью, – я весьма признателен вам.
Что за человек!
– Моим единственным желанием и намерением, – продолжала я, – было помочь моему другу. До сих пор мы скрывали от нее правду, потому что на карту была поставлена ее собственная жизнь. Но теперь она достаточно окрепла, чтобы узнать эту тайну, и весь вопрос в том – должна ли она вообще знать это или нет? Мне едва ли нужно говорить вам, что доктор Перрин находит это излишним и употребил все свое влияние, чтобы убедить меня в том же; точно так же и миссис Тьюис…
Тут я заметила в его глазах первые признаки беспокойства.
– Был такой критический момент, – объяснила я, – когда нам пришлось посвятить в это миссис Тьюис. Однако вы можете быть совершенно спокойны на этот счет: с ее стороны не будет сделано никакой попытки открыть глаза вашей жене. Единственный человек, который заботится о защите ее интересов, это я.
Я снова замолкла.
– Позвольте указать вам, миссис… миссис Аббот, что защиту интересов миссис ван Тьювер вы можете спокойно предоставить ее врачам и ее мужу.
– Я охотно сделала бы это, мистер ван Тьювер, но медицинские книги говорят нам, что интересы женщин часто нуждаются в другой защите.
Я заметила, что он начинает терять терпение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Я ушла к себе, пылая негодованием. Кто был этот человек, которому оказывались такие почести? Кто он: вдохновенный поэт, законодатель или искатель истины? Нет, всего-навсего владелец бесконечных миллионов долларов, а между тем от меня ждали, чтобы я из страха и почтения перед ним отказалась от самых дорогих мне убеждений. Кровь кипела во мне. Наступил час доказать на деле, что принцип и долг для меня – не пустые слова.
Утром того дня, когда ожидали приезда ван Тьювера, я отправилась в комнату к тете Варине. Она собиралась ехать встречать его в баркасе и в лихорадочном возбуждении приглаживала на голове свои самые лучшие фальшивые локоны.
– Миссис Тьюис, – сказала я, – я хочу, чтобы вы позволили мне встретить мистера ван Тьювера вместо вас.
Не стану приводить здесь патетических возгласов старой леди. Я сказала ей, что мне безразлично, принято ли так делать или нет, а также будет ли это приятно мистеру ван Тьюверу. Я очень сожалею, что должна буду навязать ему свое общество, но я твердо решила встретить его и ни за что не откажусь от этого намерения. Она как-то вдруг согласилась, немного удивив меня такой уступчивостью. По всей вероятности, тетя Варина решила, что ван Тьювер единственный человек, который сумеет справиться со мной, и, чем скорее он это сделает, тем лучше.
Что за испытание иметь дело с богатыми и знатными! Если вы обращаетесь с ними, как весь остальной мир, – вы подлипала, прихвостень; если вы относитесь к ним так, как остальной мир делает вид, что относится, – вы лицемер, если вы подойдете к ним просто и открыто, то вы даже самой себе непременно покажетесь неискренной и дерзкой особой. Помню, как во время перехода на баркасе я старалась убедить себя, что я нисколько не волнуюсь, но, очутившись на станции железной дороги, я убедилась, что не могу оставаться спокойной, когда даже железная дорога волнуется.
– Что, поезд мистера ван Тьювера не опоздает? – спросила я железнодорожного служащего.
– Специальные поезда редко опаздывают, ответил он, – особенно когда это поезд ван Тьювера.
Паровоз и два вагона подкатили к специальной платформе, и знатный пассажир вышел оттуда в сопровождении своего секретаря и лакея. Я подошла к нему.
– Здравствуйте, мистер ван Тьювер.
Я сразу увидела, что он не узнает меня.
– Миссис Аббот, поспешила я представиться, – я приехала встретить вас.
– А! – только произнес он.
Он никогда не представлял себе ясно, кто я такая: швея, учительница или еще что-нибудь в этом роде, и потому всегда очень осторожно обходил это в разговоре со мной.
Он не помог мне перейти на баркас, но я, простая женщина с Запада, сумела обойтись без этой любезности. Мы уселись в кожаные кресла на корме, и, как только багаж подняли на борт, маленькое судно отвалило от пристани.
– Если вы ничего не имеете против, мистер ван Тьювер, я хотела бы поговорить с вами наедине, – сказала я.
Он посмотрел на меня и резко произнес:
– Прошу вас. Секретарь встал и вышел.
Шум машины и сильный бриз, вызываемый движением судна, успокоили меня насчет того, что никто не сможет услышать нас, и я начала военные действия.
Мистер ван Тьювер, я друг вашей жены. Я приехала сюда, чтобы помочь ей в эту критическую минуту, и сегодня я встретила вас, потому что считала необходимым переговорить с вами откровенно по поводу создавшегося положения. Вы, я полагаю, понимаете, что миссис Тьюис недостаточно хорошо осведомлена в тех вопросах, которые нам придется затронуть.
Он пристально посмотрел на меня, но не произнес ни слова. После недолгой паузы я продолжала:
– Может быть, вас удивляет, почему доктор, пользующий вашу жену, не может сделать это вместо меня. Но беда в том, что здесь страдающей стороной является женщина, и мужчины не всегда достаточно проникаются этим. Если бы Сильвия знала правду, она могла бы говорить сама за себя, но, покуда она находится в полном неведении, я беру на себя смелость говорить за нее.
Снова наступило молчание. Он по-прежнему ограничивался тем, что наблюдал за мной, однако я чувствовала, что задела в нем мужское самолюбие, и нарочно молчала, чтобы заставить его высказаться.
– Разрешите мне спросить, – начал он наконец, – что вы подразумеваете под «правдой», о которой вы только что упомянули?
– Я подразумеваю причину болезни ребенка, – ответила я.
Его выдержка поразила меня. Ни малейшего движения век, никакого признака смущения не появилось на этом каменном лице.
– Позвольте объяснить вам в интересах доктора Перрина, – сказала я, – что я узнала эту тайну не от него.
Напротив, я узнала о ней гораздо раньше его. Он, несомненно, сам подтвердит вам это. Быть может, мне вы обязаны тем, что ваш ребенок не обезображен, хотя и ослеп. Я снова умолкла.
– Если это действительно так, – сказал он с невозмутимой учтивостью, – я весьма признателен вам.
Что за человек!
– Моим единственным желанием и намерением, – продолжала я, – было помочь моему другу. До сих пор мы скрывали от нее правду, потому что на карту была поставлена ее собственная жизнь. Но теперь она достаточно окрепла, чтобы узнать эту тайну, и весь вопрос в том – должна ли она вообще знать это или нет? Мне едва ли нужно говорить вам, что доктор Перрин находит это излишним и употребил все свое влияние, чтобы убедить меня в том же; точно так же и миссис Тьюис…
Тут я заметила в его глазах первые признаки беспокойства.
– Был такой критический момент, – объяснила я, – когда нам пришлось посвятить в это миссис Тьюис. Однако вы можете быть совершенно спокойны на этот счет: с ее стороны не будет сделано никакой попытки открыть глаза вашей жене. Единственный человек, который заботится о защите ее интересов, это я.
Я снова замолкла.
– Позвольте указать вам, миссис… миссис Аббот, что защиту интересов миссис ван Тьювер вы можете спокойно предоставить ее врачам и ее мужу.
– Я охотно сделала бы это, мистер ван Тьювер, но медицинские книги говорят нам, что интересы женщин часто нуждаются в другой защите.
Я заметила, что он начинает терять терпение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63