Если бы, если бы, если бы…
Кортни молчала. Она твердо решила: поменьше разговоров, поменьше поводов для расспросов, поменьше объяснений. Так лучше. Тот отрезок жизни пройден. Ее боль – с ней, а про него – забыть.
В тот день в его суровом взгляде была холодная пустота, такая же бесцветная пустота была и в голосе. Ничего не осталось от страстного любовника, каким он был на протяжении последних недель. Был только человек, одержимый местью, а ей казалось, что она так хорошо его знала.
Кортни упрекала себя за то, что была так глупа, что вбила себе в голову, что он любит ее. Когда он предложил ей содержание, она поначалу хотела отказаться от денег, но, подумав, решила, что ее сын должен хоть что-то иметь от своего отца, как бы жалки ни были эти гроши.
Она не просила Брэндэна о пересмотре его решения. Она не понимала его, что бы ни ждало ее в будущем, она решила достойно выйти из этого двусмысленного положения. Она не покажет ему, как глубоко он ранил ее душу. Когда за ним захлопнулась дверь, закрылась полная боли глава ее жизни.
И все же ее потянуло к окну посмотреть на его быструю походку, его отъезд. И это после того, как выкинуть ее из своей жизни оказалось для него проще, чем прихлопнуть надоедливого комара. Кортни знала, что пройдут годы, а она будет помнить, с какой легкостью он отрекся от нее и своего ребенка, не зная, правда, о его существовании, как легко он отказался от совместной жизни, от брака.
Кортни оцепенело смотрела, как его карета покатилась прочь. Она схватилась за грудь, чтобы ослабить боль в сердце, но ничто не могло ей помочь.
Она обошла вокруг коттеджа, стараясь запомнить каждую деталь их короткой идиллии здесь. Она припоминала каждое мгновение их объятий и, увы, вспомнила о его предательстве.
Никогда ничего этого она не забудет.
– Не стоит ворошить прошлое, – сказала Кортни своему отцу. – У меня, по правде говоря, никогда не было выбора. Брэндэн бросил меня. Но, по крайней мере, у меня есть чудесный подарок от него – мое дитя.
Шон заерзал на руках у деда. Граф сказал хриплым голосом:
– Этот дурак не понимает, что он потерял. Ребенок – точная копия отца. – Передав ребенка Кортни, он открыл ящичек и засунул себе в нос щепоть нюхательного табака.
– Да, – согласилась она, заметив явное неудовольствие графа, – ребенок гораздо больше Блейк, чем Аскуит, – она коснулась губами виска сына, – расскажи мне про Морин Кадделл.
Граф не ожидал такого вопроса. Он пошевелил губами, как бы собираясь начать рассказ, но вместо этого открыл свои карманные часы.
Время летит.
– Брэндэн все мне рассказал. Я тебя очень прошу рассказать мне всю правду.
– Я боялся этого вопроса с той самой минуты, когда узнал, что ты вышла замуж за этого мерзавца, а теперь, когда ты задала мне его, прошлое уже не так тревожит меня. Что он тебе рассказывал?
– Что ты и его мать были любовниками. Что она забеременела от тебя, а ты отказался на ней жениться. Тогда она покончила с собой.
– После всей этой лжи, – начал граф, – пришло время сказать правду. – Граф глубоко вздохнул. – Мне бы надо было все рассказать вам, детям, раньше, но я все думал: еще не время, еще не время. Никогда не знаешь, когда же наконец это время наступит. Знай, что я любил Морин. Когда я ее потерял, я был безутешен. Морин была очень страстной натурой, – продолжал он, – капризная, вспыльчивая, склонная к припадкам обидчивости и меланхолии. Наша страсть постепенно переросла в любовь, и, наконец, дошло до того, что мы не могли жить друг без друга. Она бросила мужа, семью и ушла ко мне.
– Сперва мы вели себя очень скромно. Я поселил ее в Стансуорте, и мы недели проводили не разлучаясь. Когда Морин обнаружила, что беременна, то была в восторге. Она думала, что я уйду от Бренны, что Уинстон даст ей развод, и мы поженимся.
– Она любила тебя, – сказала Кортни.
– Она была совершенно уверена, что я откажусь от всего ради нее, ей удалось убедить и меня, что любовь превыше всего – моей политической карьеры, моего общественного положения. Я любил ее так, как никогда не любил ни одну женщину, ни до, ни после нее. – В его глазах стояла печаль. – Но она плохо разбиралась в людях. Кончилось тем, что, спасая свою карьеру, я отверг ее. Мой развод был, конечно, невозможен.
– Марк знает?
Лорд Гарретт глубоко вздохнул, как бы сбросив тяжкое бремя со своих плеч, бремя, мучившее его двадцать лет.
– Нет.
– Ладно, – заверила его Кортни, – я не скажу ему. Думаю, что бы я ни сказала, это не будет хуже испытанного тобою. Но расскажи…
– О чем?
– Моя мать покончила с собой, потому, что узнала о твоей измене?
– Нет, – решительно ответил он, – я клянусь тебе, что ее смерть не была самоубийством. – Он опять посмотрел на часы. – Я должен вернуться в Лондон. Я жду с минуты на минуту вестей от премьер-министра. Эти колониальные тупицы похожи на твоего мужа – вечно спешат и все без толку. Они пытаются получить от нас поддержку. Я симпатизирую конфедератам, но мы должны действовать осмотрительно. Слишком велики ставки. Неверное решение может быть пагубным. Эти проклятые американцы так и норовят втянуть нас в свои дела.
– Ты что, оставляешь меня одну в этом мавзолее?
– Скоро сюда приедет Марк.
«Что же сулит мне будущее?» – подумала она после того, как закрылась дверь за ее отцом. Марк разрывался между своими фабриками и конторами в различных городах и был редким гостем в Оуклей Корт. Ее отец связан по рукам и ногам своими парламентскими обязанностями, он постоянно должен участвовать в разрешении бесконечных, следующих один за другим политических конфликтов.
Никогда в жизни Кортни не чувствовала себя такой одинокой.
Конечно, она понимала, почему все так запуталось. Во всем виноваты эти проклятые американцы и их война. Обе стороны прилагали все возможные усилия, чтобы заручиться поддержкой Великобритании. Ее отец объяснял это за обедом несколько недель назад. А началось все с замечания, брошенного отцом.
– Я надеюсь, что дело с уполномоченными посланниками южан мы решим до Рождества, – сказал граф.
– Мис-с-мис-стеры Мэйсон и Слайделл? – заикаясь, спросил Марк.
Граф кивнул головой.
– В числе других.
– К-каково состояние вопроса?
– Мэйсон и кто? – спросила Кортни, подняв бровь.
– Как тебе известно, южные порты Америки блокированы с моря, – начал объяснять граф. – Некоторые посланники Конфедерации, в том числе Джеймс Мэйсон и Джон Слайделл из Чарлстона, прорвались сквозь блокаду на контрабандном судне в начале октября. В Гаване они купили билеты на британский пароход под названием «Трент». В начале ноября сторожевой корабль Федерации настиг «Трент» в Багамском проливе и сделал по нему предупредительный выстрел. После этого капитан Уилкс, по всей видимости, придурковатый малый, взял «Трент» на абордаж и арестовал уполномоченных посланцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Кортни молчала. Она твердо решила: поменьше разговоров, поменьше поводов для расспросов, поменьше объяснений. Так лучше. Тот отрезок жизни пройден. Ее боль – с ней, а про него – забыть.
В тот день в его суровом взгляде была холодная пустота, такая же бесцветная пустота была и в голосе. Ничего не осталось от страстного любовника, каким он был на протяжении последних недель. Был только человек, одержимый местью, а ей казалось, что она так хорошо его знала.
Кортни упрекала себя за то, что была так глупа, что вбила себе в голову, что он любит ее. Когда он предложил ей содержание, она поначалу хотела отказаться от денег, но, подумав, решила, что ее сын должен хоть что-то иметь от своего отца, как бы жалки ни были эти гроши.
Она не просила Брэндэна о пересмотре его решения. Она не понимала его, что бы ни ждало ее в будущем, она решила достойно выйти из этого двусмысленного положения. Она не покажет ему, как глубоко он ранил ее душу. Когда за ним захлопнулась дверь, закрылась полная боли глава ее жизни.
И все же ее потянуло к окну посмотреть на его быструю походку, его отъезд. И это после того, как выкинуть ее из своей жизни оказалось для него проще, чем прихлопнуть надоедливого комара. Кортни знала, что пройдут годы, а она будет помнить, с какой легкостью он отрекся от нее и своего ребенка, не зная, правда, о его существовании, как легко он отказался от совместной жизни, от брака.
Кортни оцепенело смотрела, как его карета покатилась прочь. Она схватилась за грудь, чтобы ослабить боль в сердце, но ничто не могло ей помочь.
Она обошла вокруг коттеджа, стараясь запомнить каждую деталь их короткой идиллии здесь. Она припоминала каждое мгновение их объятий и, увы, вспомнила о его предательстве.
Никогда ничего этого она не забудет.
– Не стоит ворошить прошлое, – сказала Кортни своему отцу. – У меня, по правде говоря, никогда не было выбора. Брэндэн бросил меня. Но, по крайней мере, у меня есть чудесный подарок от него – мое дитя.
Шон заерзал на руках у деда. Граф сказал хриплым голосом:
– Этот дурак не понимает, что он потерял. Ребенок – точная копия отца. – Передав ребенка Кортни, он открыл ящичек и засунул себе в нос щепоть нюхательного табака.
– Да, – согласилась она, заметив явное неудовольствие графа, – ребенок гораздо больше Блейк, чем Аскуит, – она коснулась губами виска сына, – расскажи мне про Морин Кадделл.
Граф не ожидал такого вопроса. Он пошевелил губами, как бы собираясь начать рассказ, но вместо этого открыл свои карманные часы.
Время летит.
– Брэндэн все мне рассказал. Я тебя очень прошу рассказать мне всю правду.
– Я боялся этого вопроса с той самой минуты, когда узнал, что ты вышла замуж за этого мерзавца, а теперь, когда ты задала мне его, прошлое уже не так тревожит меня. Что он тебе рассказывал?
– Что ты и его мать были любовниками. Что она забеременела от тебя, а ты отказался на ней жениться. Тогда она покончила с собой.
– После всей этой лжи, – начал граф, – пришло время сказать правду. – Граф глубоко вздохнул. – Мне бы надо было все рассказать вам, детям, раньше, но я все думал: еще не время, еще не время. Никогда не знаешь, когда же наконец это время наступит. Знай, что я любил Морин. Когда я ее потерял, я был безутешен. Морин была очень страстной натурой, – продолжал он, – капризная, вспыльчивая, склонная к припадкам обидчивости и меланхолии. Наша страсть постепенно переросла в любовь, и, наконец, дошло до того, что мы не могли жить друг без друга. Она бросила мужа, семью и ушла ко мне.
– Сперва мы вели себя очень скромно. Я поселил ее в Стансуорте, и мы недели проводили не разлучаясь. Когда Морин обнаружила, что беременна, то была в восторге. Она думала, что я уйду от Бренны, что Уинстон даст ей развод, и мы поженимся.
– Она любила тебя, – сказала Кортни.
– Она была совершенно уверена, что я откажусь от всего ради нее, ей удалось убедить и меня, что любовь превыше всего – моей политической карьеры, моего общественного положения. Я любил ее так, как никогда не любил ни одну женщину, ни до, ни после нее. – В его глазах стояла печаль. – Но она плохо разбиралась в людях. Кончилось тем, что, спасая свою карьеру, я отверг ее. Мой развод был, конечно, невозможен.
– Марк знает?
Лорд Гарретт глубоко вздохнул, как бы сбросив тяжкое бремя со своих плеч, бремя, мучившее его двадцать лет.
– Нет.
– Ладно, – заверила его Кортни, – я не скажу ему. Думаю, что бы я ни сказала, это не будет хуже испытанного тобою. Но расскажи…
– О чем?
– Моя мать покончила с собой, потому, что узнала о твоей измене?
– Нет, – решительно ответил он, – я клянусь тебе, что ее смерть не была самоубийством. – Он опять посмотрел на часы. – Я должен вернуться в Лондон. Я жду с минуты на минуту вестей от премьер-министра. Эти колониальные тупицы похожи на твоего мужа – вечно спешат и все без толку. Они пытаются получить от нас поддержку. Я симпатизирую конфедератам, но мы должны действовать осмотрительно. Слишком велики ставки. Неверное решение может быть пагубным. Эти проклятые американцы так и норовят втянуть нас в свои дела.
– Ты что, оставляешь меня одну в этом мавзолее?
– Скоро сюда приедет Марк.
«Что же сулит мне будущее?» – подумала она после того, как закрылась дверь за ее отцом. Марк разрывался между своими фабриками и конторами в различных городах и был редким гостем в Оуклей Корт. Ее отец связан по рукам и ногам своими парламентскими обязанностями, он постоянно должен участвовать в разрешении бесконечных, следующих один за другим политических конфликтов.
Никогда в жизни Кортни не чувствовала себя такой одинокой.
Конечно, она понимала, почему все так запуталось. Во всем виноваты эти проклятые американцы и их война. Обе стороны прилагали все возможные усилия, чтобы заручиться поддержкой Великобритании. Ее отец объяснял это за обедом несколько недель назад. А началось все с замечания, брошенного отцом.
– Я надеюсь, что дело с уполномоченными посланниками южан мы решим до Рождества, – сказал граф.
– Мис-с-мис-стеры Мэйсон и Слайделл? – заикаясь, спросил Марк.
Граф кивнул головой.
– В числе других.
– К-каково состояние вопроса?
– Мэйсон и кто? – спросила Кортни, подняв бровь.
– Как тебе известно, южные порты Америки блокированы с моря, – начал объяснять граф. – Некоторые посланники Конфедерации, в том числе Джеймс Мэйсон и Джон Слайделл из Чарлстона, прорвались сквозь блокаду на контрабандном судне в начале октября. В Гаване они купили билеты на британский пароход под названием «Трент». В начале ноября сторожевой корабль Федерации настиг «Трент» в Багамском проливе и сделал по нему предупредительный выстрел. После этого капитан Уилкс, по всей видимости, придурковатый малый, взял «Трент» на абордаж и арестовал уполномоченных посланцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92