Он даже не сопротивлялся. Замку было все равно, кто его открывает.
Задержав дыхание, сыщик шагнул за дверь, Беззвучно прикрыл ее за собой и вновь понюхал воздух. И чуть не потерял сознание от страха.
- По-огода в доме! - заорал знакомый голос из глубины квартиры. - А все друго-ое - суета!
Мгновенно ставший мокрым Дегтярь взялся рукой за стенку и, не в силах усмирить сердце, по-старчески поскребся по стенке на кухню.
- Падла! Крыса! Твар-рюга! - выключил он радиоприемник, орущий голосом певицы Долиной, и с ненавистью посмотрел на тянущийся от него в прихожую провод.
Закрытие двери, видимо, сблокировало устройство, подключающее ток к радиоприемнику, и то, от чего явно балдела Настя, чуть не ввергло сыщика в инфаркт.
Сунув рот под кран, он долго, до боли в животе, пил холодную, отдающую хлоркой воду, потом смыл пот со лба и щек и, подняв голову, увидел фотографию над грязным кухонным столиком. Откнопив ее от стены, он внимательно изучил красивое под...мное лицо девушки, поморщился от образины парня, обнявшего ее за плечи и подумал, что это именно те двое, что уехали на попутной машине, и девушка - это все-таки Настя.
Он не мог сказать это наверняка, потому что в магазине так и не увидел ни единой ее фотографии. Личное дело исчезло, как и полагалось в таких случаях. Но объемный фоторобот, составленный со слов продавщиц магазина, почти совпадал с лицом на фотографии. Только глаза и губы в реальности оказались поменьше обрисованных продавщицами.
На обороте ничего написано не было. Секунду поколебавшись,
Дегтярь все же прикнопил фотографию на старое место. На цыпочках проплыл в зал.
- Ну и берлога! - не сдержался он от вида намертво изжеванных простыней.
Они укрывали тощи комковатый матрасик. Судя по внешнему виду, их не стирали с момента покупки. А покупка была сделана не меньше шести месяцев назад.
По немытому паркету валялись пустые флаконы духов, картонные коробки из-под баночного пива, аудиокассеты с отечественной попсой, хрустящие пакеты от чипсов, сплющенные банки "Джин энд тоник", обертки от шоколадных конфет.
Подняв одну из них, Дегтярь сурово посмотрел на девочку,
поднявшую в руке нечто непонятное, но, видимо, съедобное. К этому
съедобному прыгала с земли собачка с маленькой бородкой. На
рисунке она висела в воздухе, и по всему чувствовалось, что до
вожделенного куска не дотянется никогда. Девочка чем-то неуловимо походила на Настю. Скорее всего - кукольностью лица. Собачка - на Дегтяря. И тоже лицом. Точнее, бородкой. Она у нее тоже была почему-то с проседью.
Под рисунком красовалась крупная надпись "А ну-ка отними!"
- Отниму, милая, отниму! - сквозь зубы пообещал сыщик и одним резким движением скомкал фантик в кулаке.
Глава пятьдесят первая
ХИЛЯК
Это лишь в кино телохранитель - это супермен с квадратным лицом, вся жизнь которого состоит из бесконечных подвигов. А в нашей нестандартной стране он чаще всего превращается из телохранителя в слугу, прачку, кухарку и грузчика одновременно. Обычно с Гвидоновым в трехкомнатной квартире на последнем этаже девятиэтажного панельного дома на окраине Горняцка жили два телохранителя. После гибели одного из них остался только молчаливый Суртаев.
Впрочем, Гвидонов не сказал ему об утонувшей картотеке банка, о роковом катере, о смерти товарища по цеху телохранителей. "Уехал", - лениво объяснил он, а сам потом не меньше часа думал, как бы отреагировал Суртаев, если бы узнал правду. Бросил бы хозяина или нет? Страх действует на людей по-разному.
Больше всего Гвидонову нравилось в Суртаеве не его умение гладить рубашку или готовить суп харчо, а почти безостановочное молчание. Он мог не проронить ни слова за день. Сам Гвидонов такого испытания не выдержал бы. Молчание напоминало что-то тюремное. К примеру, камеру-одиночку. А банкир совсем не хотел в камеру-одиночку.
Час назад от Гвидонова спустился этажом ниже Поликарп. Ему он снял однокомнатную сразу после того, как дядька прилетел из Приморска с перекошенным от ужаса лицом и с костылями под мышками. Он очень хотел жить вместе с племяшом, но молчаливый Суртаев на этот раз открыл рот и сказал: "Не положено. Каждый лишний контакт - подарок врагу".
Гвидонов никогда никому ничего не дарил. Он поселил Поликарпа под собой и дал денег на лечение пятки. Трещина от тисков оказалась серьезнее, чем думал дядька. Кости в пенсионном возрасте срастаются тяжело. Иногда и не срастаются. Поликарп надеялся, что срастутся и потому перемещался в пространстве даже меньше, чем советовали врачи: к Гвидонову и назад, к Гвидонову и назад.
Итак, час назад ушел Поликарп, Суртаев вымыл посуду после мужского обеда, покормил попугая, послушал по радио последние новости, в которых ну совсем ничего не сообщалось о его родной Брянщине, и сказал куняющему у телевизора Гвидонову:
- Я это... мусор вынесу. Постойте у двери.
- Хорошо, - зевнув, ответил банкир и не встал.
Суртаев повторил просьбу:
- Постойте, пожалуйста у двери. Второго охранника нет. Надо для безопасности.
- Ну ты пристал как банный лист!
Встав на вялые ноги, Гвидонов широко, в полный размах потянулся и поторопил телохранителя:
- Ну неси! Неси! Я постою...
- Есть, - ответил бывший старший прапорщик спецназа Главного разведуправления Суртаев и исчез за дверью.
Гвидонов нехотя поплелся в прихожую, но голос теледиктора крючком вцепился в спину. "Слово предоставляется президенту Союза обманутых вкладчиков банка "Чага" господину..." Треск паркетной доски под пяткой перекрыл звук, и фамилия президента так и не долетела до слуха банкира.
- Мы полны решимости вернуть наши деньги, - с большевистским пафосом заявил президент, безликий мужичок с серо-зелеными, как доллар, глазами. Мы не остановимся ни перед чем...
Продолжение речи Гвидонов не услышал. Жесткий спазм обжал горло и он рухнул прямо во тьму.
Когда очнулся, почудилось, что в квартире пожар. Кожа на лице готова была лопнуть от жара. Он поднес ко рту ладонь, и жар стянул теперь уже кожу на кисти.
- Отодвинь лампу! - потребовал Жора Прокудин. - Еще рожу ему спалим...
- Кто вы? - спросил Гвидонов у незнакомого голоса.
Лиц он не видел. Казалось, что голос или голоса существуют сами по себе. Как и положено на небесах. Что в раю, что в аду. Судя по жару, его все-таки вознесли в ад. Впрочем, на что-либо иное он и не рассчитывал. Середины-то нету.
- Может, я ему клешни все-таки свяжу? - спросил уже другой голос.
- Хватит ног. Ты учти, Топор, перед тобой интеллигент в третьем поколении. Он грубости не понимает. С ним нужно вести себя цивилизованно...
- Где я? - уже почти не веря в собственное вознесение на небеса, спросил Гвидонов и вздрогнул от ответа.
- Добро пожаловать в ад! - загыгыкал Топор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Задержав дыхание, сыщик шагнул за дверь, Беззвучно прикрыл ее за собой и вновь понюхал воздух. И чуть не потерял сознание от страха.
- По-огода в доме! - заорал знакомый голос из глубины квартиры. - А все друго-ое - суета!
Мгновенно ставший мокрым Дегтярь взялся рукой за стенку и, не в силах усмирить сердце, по-старчески поскребся по стенке на кухню.
- Падла! Крыса! Твар-рюга! - выключил он радиоприемник, орущий голосом певицы Долиной, и с ненавистью посмотрел на тянущийся от него в прихожую провод.
Закрытие двери, видимо, сблокировало устройство, подключающее ток к радиоприемнику, и то, от чего явно балдела Настя, чуть не ввергло сыщика в инфаркт.
Сунув рот под кран, он долго, до боли в животе, пил холодную, отдающую хлоркой воду, потом смыл пот со лба и щек и, подняв голову, увидел фотографию над грязным кухонным столиком. Откнопив ее от стены, он внимательно изучил красивое под...мное лицо девушки, поморщился от образины парня, обнявшего ее за плечи и подумал, что это именно те двое, что уехали на попутной машине, и девушка - это все-таки Настя.
Он не мог сказать это наверняка, потому что в магазине так и не увидел ни единой ее фотографии. Личное дело исчезло, как и полагалось в таких случаях. Но объемный фоторобот, составленный со слов продавщиц магазина, почти совпадал с лицом на фотографии. Только глаза и губы в реальности оказались поменьше обрисованных продавщицами.
На обороте ничего написано не было. Секунду поколебавшись,
Дегтярь все же прикнопил фотографию на старое место. На цыпочках проплыл в зал.
- Ну и берлога! - не сдержался он от вида намертво изжеванных простыней.
Они укрывали тощи комковатый матрасик. Судя по внешнему виду, их не стирали с момента покупки. А покупка была сделана не меньше шести месяцев назад.
По немытому паркету валялись пустые флаконы духов, картонные коробки из-под баночного пива, аудиокассеты с отечественной попсой, хрустящие пакеты от чипсов, сплющенные банки "Джин энд тоник", обертки от шоколадных конфет.
Подняв одну из них, Дегтярь сурово посмотрел на девочку,
поднявшую в руке нечто непонятное, но, видимо, съедобное. К этому
съедобному прыгала с земли собачка с маленькой бородкой. На
рисунке она висела в воздухе, и по всему чувствовалось, что до
вожделенного куска не дотянется никогда. Девочка чем-то неуловимо походила на Настю. Скорее всего - кукольностью лица. Собачка - на Дегтяря. И тоже лицом. Точнее, бородкой. Она у нее тоже была почему-то с проседью.
Под рисунком красовалась крупная надпись "А ну-ка отними!"
- Отниму, милая, отниму! - сквозь зубы пообещал сыщик и одним резким движением скомкал фантик в кулаке.
Глава пятьдесят первая
ХИЛЯК
Это лишь в кино телохранитель - это супермен с квадратным лицом, вся жизнь которого состоит из бесконечных подвигов. А в нашей нестандартной стране он чаще всего превращается из телохранителя в слугу, прачку, кухарку и грузчика одновременно. Обычно с Гвидоновым в трехкомнатной квартире на последнем этаже девятиэтажного панельного дома на окраине Горняцка жили два телохранителя. После гибели одного из них остался только молчаливый Суртаев.
Впрочем, Гвидонов не сказал ему об утонувшей картотеке банка, о роковом катере, о смерти товарища по цеху телохранителей. "Уехал", - лениво объяснил он, а сам потом не меньше часа думал, как бы отреагировал Суртаев, если бы узнал правду. Бросил бы хозяина или нет? Страх действует на людей по-разному.
Больше всего Гвидонову нравилось в Суртаеве не его умение гладить рубашку или готовить суп харчо, а почти безостановочное молчание. Он мог не проронить ни слова за день. Сам Гвидонов такого испытания не выдержал бы. Молчание напоминало что-то тюремное. К примеру, камеру-одиночку. А банкир совсем не хотел в камеру-одиночку.
Час назад от Гвидонова спустился этажом ниже Поликарп. Ему он снял однокомнатную сразу после того, как дядька прилетел из Приморска с перекошенным от ужаса лицом и с костылями под мышками. Он очень хотел жить вместе с племяшом, но молчаливый Суртаев на этот раз открыл рот и сказал: "Не положено. Каждый лишний контакт - подарок врагу".
Гвидонов никогда никому ничего не дарил. Он поселил Поликарпа под собой и дал денег на лечение пятки. Трещина от тисков оказалась серьезнее, чем думал дядька. Кости в пенсионном возрасте срастаются тяжело. Иногда и не срастаются. Поликарп надеялся, что срастутся и потому перемещался в пространстве даже меньше, чем советовали врачи: к Гвидонову и назад, к Гвидонову и назад.
Итак, час назад ушел Поликарп, Суртаев вымыл посуду после мужского обеда, покормил попугая, послушал по радио последние новости, в которых ну совсем ничего не сообщалось о его родной Брянщине, и сказал куняющему у телевизора Гвидонову:
- Я это... мусор вынесу. Постойте у двери.
- Хорошо, - зевнув, ответил банкир и не встал.
Суртаев повторил просьбу:
- Постойте, пожалуйста у двери. Второго охранника нет. Надо для безопасности.
- Ну ты пристал как банный лист!
Встав на вялые ноги, Гвидонов широко, в полный размах потянулся и поторопил телохранителя:
- Ну неси! Неси! Я постою...
- Есть, - ответил бывший старший прапорщик спецназа Главного разведуправления Суртаев и исчез за дверью.
Гвидонов нехотя поплелся в прихожую, но голос теледиктора крючком вцепился в спину. "Слово предоставляется президенту Союза обманутых вкладчиков банка "Чага" господину..." Треск паркетной доски под пяткой перекрыл звук, и фамилия президента так и не долетела до слуха банкира.
- Мы полны решимости вернуть наши деньги, - с большевистским пафосом заявил президент, безликий мужичок с серо-зелеными, как доллар, глазами. Мы не остановимся ни перед чем...
Продолжение речи Гвидонов не услышал. Жесткий спазм обжал горло и он рухнул прямо во тьму.
Когда очнулся, почудилось, что в квартире пожар. Кожа на лице готова была лопнуть от жара. Он поднес ко рту ладонь, и жар стянул теперь уже кожу на кисти.
- Отодвинь лампу! - потребовал Жора Прокудин. - Еще рожу ему спалим...
- Кто вы? - спросил Гвидонов у незнакомого голоса.
Лиц он не видел. Казалось, что голос или голоса существуют сами по себе. Как и положено на небесах. Что в раю, что в аду. Судя по жару, его все-таки вознесли в ад. Впрочем, на что-либо иное он и не рассчитывал. Середины-то нету.
- Может, я ему клешни все-таки свяжу? - спросил уже другой голос.
- Хватит ног. Ты учти, Топор, перед тобой интеллигент в третьем поколении. Он грубости не понимает. С ним нужно вести себя цивилизованно...
- Где я? - уже почти не веря в собственное вознесение на небеса, спросил Гвидонов и вздрогнул от ответа.
- Добро пожаловать в ад! - загыгыкал Топор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116