Никто из рыцарей не знал Марты Леливы и ее дочери и никогда в жизни
не встречался с ними. Но мужа ее Спицимира или Спытка, как его называли,
недавно поселившегося в усадьбе Понец, видали не раз и Лясота, и братья
Доливы. Это был уже пожилой человек, рыцарь в полном смысле этого слова,
беззаветно храбрый, прославившийся своими смелыми походами. Страшно было
даже подумать о том, что с ним могло статься, но всем было одинаково ясно,
что, если в момент нападения он был дома, то скорее отдал бы жизнь, чем
спасся бегством. Он мог устроить побег жены и дочери, но сам, наверное,
выдержал нападение.
Но не желая напрасными словами увеличивать горе женщины, никто не
спрашивал о нем; она сама, ломая руки, начала рассказывать о нем, потому
что, как все женщины, перенесшие тяжелое горе, она не могла уже больше
сдерживаться и должна была говорить о себе.
- Бог один ведает, что сталось с моим любимым мужем, - говорила она.
- Он хотел биться со своими людьми до последней крайности, но разве
мыслимо, чтобы он мог, хотя бы с боем прорваться сквозь ту толпу, что его
окружила со всех сторон?
Тут обе женщины принялись плакать. Тогда Лясота, не проронивший до
сих пор ни слова, подошел к ним и показал им свою растерзанную одежду и
окровавленное тело, кое-как перевязанное тряпками, на которых проступали
пятна крови.
- Теперь уже не надо роптать, а надо благодарить Бога тем, в ком еще
есть кровь, - сказал он. Мои все погибли. Я спасся только чудом. Кого Бог
осиротил, тот должен покориться судьбе, оплакав погибших. Благодарите
Бога, что вас не изрезала в куски чернь, которая озлилась на всех рыцарей,
жупанов и владык и решила уничтожить наше племя во всех землях.
Я знавал Спытка и думаю, что не посрамил себя и сражался до конца. Да
и нам, мне и многим еще уцелевшим, немного уж осталось жить. Знаете ли вы,
милостивая пани, что из тех панов, что укрылись в Гдече, не спаслась ни
одна живая душа: кто остался жив, того увели в неволю.
Женщины снова заплакали, громко причитая и ропща на судьбу, все
остальные молчали, не было слов, которыми можно было бы утешить их. Между
тем наступил вечер и решено было расположиться здесь на ночлег, чтобы не
оставлять женщин одних, а те не могли двинуться дальше в ожидании слуг. Но
кто знал, суждено ли им дождаться их?
Хотя положение беглецов было настолько серьезно и опасно, что как
будто и не время было думать о женской красоте и поддаться ее обаянию, но
братья Доливы, оба молодые, не женатые, и горячие сердцем, увидев дочку
Спытка, сразу влюбились в не и не могли налюбоваться ею.
Девушка, видя, как они следили за ней взглядами, пряталась за мать;
но это плохо помогало, потому что братья под предлогом различных мелких
услуг, старались подойти к ним поближе, чтобы хоть посмотреть на нее и
полюбоваться красотой. Правда оба лагеря были на известном расстоянии один
от другого, и женщины отошли в сторонку, но молодые люди без труда
находили предлоги, чтобы подойти к ним.
Слуга Спытков, которого она ждала с вестями от мужа, - не
возвращался; и становилось все более вероятным, что его или схватили
где-нибудь по дороге, или он заблудился в лесу, или стал жертвой дикого
зверя, хотя был очень толковый человек, чувствовавший себя в лесу, как
дома. Для Долив ясно было только то, что нельзя было оставить в таком
состоянии этих несчастных женщин. У них не было лишних коней, и маленький
их отряд, увеличенный ими, должен был еще медленнее двигаться в сторону
Вислы, а опасность этого путешествия еще усиливалась. Но никто не
жаловался на это. Обоим братьям улыбалась совместная поездка с дочерью
Спытка, в которую оба они сразу влюбились.
К ночи, когда возвращение слуги становилось все более сомнительным, -
начали советоваться о том, что делать утром, потому что недостаток в пище
не позволял откладывать выступленье в путь. Спыткова со слезами начала
умолять не оставлять их на произвол судьбы. На это отозвался старый
Лясота, снова обретший дар слова.
- Об этом никто не думает. Но и с нами вам не будет спокойнее и
удобнее, потому что мы и сами не можем защитить себя и пробираемся
крадучись, чтобы ни с кем не встречаться.
- А куда же вы направлялись? - спросила Спыткова.
- Мы?.. Да к Висле, - отвечал старик. - Но одно дело идти нам одним,
а другое - брать с собою женщин. Доливы вели нас к Висле, где, говорят,
еще спокойно на Мазурских землях; там этот негодяй Маслав держит народ в
железных руках. Но мы знать его не хотим и тем более не должны показывать
ему женщин, потому что у него тоже нет ничего святого; он упился, как
медом, своей силой. Вот мы и бредем на Вислу, а куда? - Бог один ведает...
Долго никто не возражал ему.
- Эх! - отозвался, наконец, Мшщуй, - не вечно же все будет так, как
теперь. Все придет в порядок; наши соберутся вместе, а мы пока построим
шалаши и переждем безвременье.
- А Голод? - опустив голову, промолвил Лясота.
- Ну, этого нам нечего бояться, - улыбаясь, отвечали братья Доливы, -
что-нибудь придумаем... В конце концов, что у нас осталось? Мы должны
позаботиться о самих себе и спасать свою жизнь.
Старик ничего не отвечал на это, женщины перешептывались между собой,
и, не придя ни к какому решению, все умолкли.
Была уже ночь, когда среди лесной тишины послышались звуки,
перепугавшие всех, особенно женщин. Все явственно услышали шелест среди
кустов. Мшщуй и Вшебор бросились к коням и оружию. Теперь уже можно было
различить чьи-то шаги, а скоро из-за чащи деревьев показался, внимательно
осматриваясь, человек, опиравшийся на палку и имевший за поясом топор и
дротик. Это и был слуга, посланный Спытковой на разведки о муже.
Женщины, узнав его, бросились к нему с вопросами, но, вглядевшись в
него внимательно, приостановились, выжидая.
Он шел или, брел, едва передвигая ноги от усталости, а по страшно
исхудавшему и пасмурному лицу не трудно было отгадать, что вести,
принесенные им, никого не могли утешить.
Приблизившись к огню, он остановился, опираясь на посох и жалостливо
поглядывая на свою госпожу, как бы приготовляя ее к тому, что ей не о чем
было и спрашивать. И Спыткова не решалась спрашивать, предпочитая продлить
минуты неизвестности, чем услышать известие, которое она угадывала
сердцем. Тогда старый Собек, не выдержав взгляда своих госпож, - потерял
все свое мужество и заплакал. Зловещее молчание - предвестник
надвигающейся бури, воцарилось около костра. Первым заговорил Лясота.
- Спытек погиб? А что сталось с усадьбой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70