Современная японская новелла –
OCR Busya
«Современная японская новелла»: Радуга; Москва; 1985
Аннотация
Героиня Такако Такахаси сродни хэйанским придворным дамам, не только своей житейской необремененностью, но также и чуткостью к тонким и тончайшим движениям души, пониманием «очарования вещей», ощущением грустной прелести любви и человеческого общения, особо драгоценных из-за своей мимолетности.
Такако Такахаси
Томление
I
Я ждала Тамао. Ему было восемнадцать лет.
В городок Т. меня привело исключительно необычное душевное состояние. И хотя в молодости я в этих краях бывала, в самом Т. оказалась впервые.
Из поезда, когда он подъезжал к городу N., моим глазам открылась удивительная картина: далеко вокруг над самой землей низко стлалась сверкающая пелена, или, если быть точнее, от земли будто поднимались вверх воздушные струи, светящиеся каким-то металлическим блеском. Свечения настолько интенсивного мне до сих пор здесь видеть не доводилось.
А произошло вот что. В прошлом месяце, в январе, я села в первый попавшийся поезд и поехала неизвестно куда: есть у меня такая привычка – кататься в поезде без определенной цели; в этой бесцельности я нахожу свою прелесть: полнейшее отсутствие прагматизма, все подернуто дымкой неопределенности. Однако в тот раз поездка была вызвана особым обстоятельством – мой муж покончил с собой.
Несколько месяцев после этого я жила в состоянии прострации, ничем не могла себя занять. Тогда и пришла мне в голову мысль сесть в любой вагон и отправиться невесть куда. А поняла я, в какую сторону меня везет поезд, когда за окном заметила поднимающееся с поверхности земли сияние.
Смерть мужа все перемешала в голове, создав невообразимый хаос, в котором не было ничего от повседневной суеты. В подобных случаях люди обычно впадают в безумие – плачут, кричат, и это, видимо, приносит им какое-то облегчение. Но со мной было не так. Чем дальше, тем более беспорядочно нагромождались мысли, хаос миллиардами ледышек заполнял всю меня, грозя разорвать изнутри, а окружающий мир со всем, что в нем есть, словно растворился. И ничто не в силах было вывести меня из этого оцепенения.
И вот, увидев за окнами мчащегося поезда странный полусвет, я вспомнила, что еще в юности, проезжая по этой дороге, была поражена необычным, исходящим от земли сиянием. Вспомнила и свою интерпретацию загадочного явления. Здесь начинается горная гряда. Свечение наблюдается на узкой полосе между морем и горами, на пути от города N. до портового городка К-, причем в районе города N. оно особенно поражает, возможно потому, что дальше глаза к нему привыкают. Объясняется этот феномен, по-моему, просто: горы состоят из гранита, за тысячи лет местами стершегося в порошок, который покрыл всю прибрежную полосу; или же в составе самой почвы изначально был гранит, частички которого и дают такое свечение.
Мне захотелось сойти с поезда в этом необычном месте, но, узнав, что на станции N. можно пересесть в другой поезд, который следует еще выше в горы, до станции Т., я решила ехать туда: по логике, чем выше поднимусь я в горы, тем ближе буду к истокам завораживающего меня зрелища.
На платформе было холодно, дул пронизывающий северный ветер. В воздухе, казалось, можно было явственно различить мерцающие пылинки гранита. Ощущение, будто я вступила в центр огромного ореола, не покидало меня, и я еще подумала: отличаюсь ли я сейчас, сию минуту, от той, какою была до поездки?
Самоубийство мужа. Оно назревало, видимо, в течение всей нашей десятилетней совместной жизни – исподволь, капля за каплей. Но было еще одно обстоятельство, мучившее меня. Задолго до этого брака покончил с собой другой человек, с которым я была близка. Мне представлялось, что какой-то нитью эти факты связаны между собой. Оба самоубийства не имели какого-то непосредственного повода: как покойный муж в течение десяти лет копил в себе смерть, так и возлюбленный копил ее те три года, что мы встречались. Да, они оба именно копили в себе смерть, по-другому не скажешь. И тот и другой, оказалось, были удивительно слабы, с годами их жизненная стойкость не возрастала, а, дойдя до какой-то точки, падала, и этой точкой был момент встречи со мной. Так мне объяснил все это один старик хиромант.
– Планида твоя такова: тебе свыше предопределено тяготеть над другими. Оттого всякий мужчина, которого ты полюбишь, окажется в круге смерти, – добавил он.
Никогда прежде не думала я, что судьбою мне дарована такая власть, я всегда была уверена, что не отличалась силой – ни душевной, ни физической.
– Что это значит – оказаться в круге смерти? – спросила я.
В комнате хироманта горела свеча; кроме книги в кожаном переплете, ничто не говорило о таинствах его профессии. Огонь свечи пожирал темень.
Старик сказал:
– Существует круг жизни и круг смерти, и есть, следовательно, люди, жаждущие жизни, но не способные выйти из круга смерти, и люди, страстно желающие умереть, но не способные выйти за пределы круга жизни. И в том и в другом случае их жизнь адова. Большинство людей, правда, могут жить спокойно: их судьбы не связаны с этими кругами.
И добавил:
– Я, бывает, смотрю внимательно на людей и вижу вокруг некоторых из них едва мерцающие круги, освободиться от которых невозможно. Одни рождаются с таким кругом, а у других, как родимые пятна, он появляется позднее.
Неожиданно старик поднял свечу и, вытянув вперед руку, указал во тьму.
Я смутно различила где-то далеко людей, сонм людей. Один из тысячи был заключен в светящийся круг. Мне только непонятно было, каков круг жизни и каков – смерти. Зато я с поразительной остротой почувствовала, до чего мучительной должна быть участь тех, кто хочет, но не может умереть, и тех, кто стремится жить, но не в состоянии отодвинуть нависшую над ними смерть.
– Отчего в человеке накапливаются силы смерти? Как? – спросила я, и хиромант ответил:
– Вспомни, как люди меряются силой. У тебя с ними было так же. Вам казалось, что ваши руки недвижны, что они только напряжены, тем не менее скрытая борьба уже шла. Схлестнулись две силы, две судьбы, борьба шла на пределе, со стонами и скрежетом зубовным. Но что удивительно – вы сами этого не чувствовали. А я это видел. Я видел, как постепенно вокруг стоп твоих мужчин возникали круги смерти.
Этот разговор привел к тому, что меня обуял ужас: казалось, стоит мне пристально взглянуть, скажем, на какое-нибудь насекомое – и, мертвое, оно упадет, словно высохшая чешуйка. Моя планида помимо моей собственной воли губительна для всего живого? Мир, в котором мне суждено обитать, должен быть усеян трупами? Значит, я ни к кому и ни к чему не смею приближаться… Чтобы не звать смерть, я сама должна затаиться, притвориться мертвой.
1 2 3 4 5 6 7