Варежка с очками… И как они уцелели в этой переделке?
Но главное, что уцелел Тилька (он уже успокоился и, кажется, дремлет в кулаке у Владика).
Лариса пообещала высушить одежду утюгом («У нас тут все удобства»). Владик пошел за ней в соседний каземат. Там все оказалось как и в первом, только был еще некрашеный стол — на площадке, где раньше располагалось орудие. А в углу Владик заметил низкую дверцу из толстого железа. Она была приоткрыта и так осела, что, кажется, намертво вросла в цементный пол. Не шевельнуть. За дверцей чернела пустота, и веяло оттуда холодом.
— Там что? — спросил Владик у Ларисы.
— Старинный пороховой погреб. Но сейчас туда не попадешь,
— А кто-нибудь пробовал?
— Кто же станет пробовать? Щелка-то вон какая. Кошка и та не пролезет.
— Интересно у вас тут.
— А раньше ты здесь не бывал?
— Не… Мы хотели с ребятами пробраться, да там сторож у проходной…
— Теперь ты, можно сказать, член нашей команды, — проговорил дядя Миша. Он только что вошел. — Я скажу сторожам, чтобы тебя пускали. Идет?
— Еще бы! — просиял Владик.
…Рубашка была горячая от утюга. Владик улыбался от тепла и от счастья. Дядя Миша сказал ему:
— Приходи, под парусом пойдем… — И протянул крепкую ладонь.
Владик незаметно пересадил Тильку из правой ладошки в левую и тоже протянул руку.
Вошел Зуриф. Сказал:
— Дует здорово, но дождь кончился. Так что зонтик не раскрывай. А то опять улетишь, как одуванчик.
6
Владик не пошел в школу. На первые два урока он опоздал, на остальные какой смысл идти? Все равно попадет — что за два пропущенных урока, что за четыре. Но за четыре попадет лишь в понедельник (а может быть, и забудут).
А сейчас так хотелось еще полетать!
Владик спрятал сумку в камнях в глухом уголке сквера на Бастионной улице. Но сначала он отстегнул от сумки, длинный и широкий ремень. На концах ремня были прочные кольца, они хорошо надевались на изогнутую ручку зонта. Получилась удобная петля для сиденья. После этого Владик решил поехать на троллейбусе на край города, к Скалистому мысу…
Город стоит на полуострове. Юго-западный шторм мчался с моря, пересекал этот громадный выступ суши и терялся где-то в мелководных лиманах на северо-востоке. Владик подумал, что если постараться, то можно пролететь над всем городом от Скалистого мыса до нового стадиона…
Только сначала надо было высадить Тильку.
— Как с тобой быть? Отнести в ту лужу, где ты играл сегодня? — спросил Владик.
Тилька молчал. Голова-капелька поблескивала над краем кармашка.
— Ну, ты чего… — виновато сказал Владик. — Все еще сердишься? Мы же помирились.
— Никуда меня не относи, — тихонько подал голос Тилька. — Я хочу с тобой.
— Но я же снова буду летать!
— Какой ты без-динь-толковый! Я тоже хочу!
— Ты же боялся. Говорил: длинь — и на осколочки. А если в самом деле?
— Ну… тогда тащи осколочки стекольному мастеру, — храбро сказал Тилька. — Пускай чинит.
— А он говорил, что не будет…
— Мало ли что он говорил!
— Ладно. Тогда держись крепче…
В районе Скалистого мыса берег был пустынен. Говорили, что скоро здесь разобьют парк и поставят памятник Парусной Эскадре — с пушками, якорями и бронзовой моделью трехдечного линейного корабля. Но пока на мысу раскинулись выровненные грейдерами площадки, а между ними торчали редкие шеренги маленьких кипарисов. И никого не было…
Владик потренировался на этих площадках. Он разбегался, взмывал над кипарисами, пролетал сотню шагов и опускался на один из квадратов твердой, кремнистой земли. Разбегаться, сидя в кожаной петле, было не так-то просто. Но самое сложное — это посадка. Надо было приземляться аккуратно, чтобы шишек не набить, очки не раскокать и чтобы Тилька не пострадал. Владик хотел на время тренировки высадить его из кармана, но в ответ услышал:
— Не хочу. Со мной ты будешь осторожнее. Не станешь длинь-лихачить…
Вот и приходилось быть осторожным. Зато Владик научился опускаться на землю, как семя одуванчика на бархат.
Наконец он решился на большой полет. Разбежался изо всех сил, поймал тугим дрожащим зонтом восходящую струю ветра и сильно оттолкнулся. Красно-желтый купол одним махом вознес легонького пилота на высоту трехэтажного дома. А потом еще, еще… Скалистый мыс быстро остался позади, внизу поплыли сады, крыши и дворики окраины. Все крыши были черепичные, и от этого улицы сверху казались оранжевыми.
Владик смеялся и болтал ногами. Сидеть в беседке из широкого ремня было удобно, не то что висеть, цепляясь за тонкую ручку. За надежность зонта Владик не опасался. Это был замечательный, очень прочный зонт. Возможно, даже волшебный.
Вокруг Владика лихо шумел ветер.
Когда-то Владик читал в книге Жюля Верна, что пассажиры воздушного шара не чувствуют ветра: аэростат мчится с той же скоростью, что потоки воздуха, — как легкий мячик в течении ручья. Но зонт с Владиком летел не так. Ветер обгонял Владика, раскачивал, бил по лицу и по ногам лохматыми мягкими лапами, раздувал волосы. Тугой воздух ударял снизу в натянутый купол, зонт мелко дрожал, и это дрожание передавалось через ручку и ремень Владькиным ладоням.
Иногда ветер делал плавный поворот и нес Владика по кругу. Словно хотел, чтобы Владик хорошенько разглядел дворы и улицы, по которым неслись вперемешку пятна от облаков и солнца…
Прохожих было мало, и никто не смотрел вверх. Никто не видел, как мчится в беспокойном ветреном небе четвероклассник Владик Арешкин. А наверно, это было красиво и немножко страшно. Наверно, с земли Владик казался крошечным, как Тилька. Будто он уцепился за пышный красно-желтый георгин, который ветер вырвал с клумбы и несет высоко над крышами, чтобы посадить на другом краю города…
Потянулись большие дома и квадратные дворы, улицы с разноцветными автомобилями. Слева проплыла башня Корабельного клуба с часами. Потом внизу оказались шумящие кроны Исторического парка. Там, под деревьями, прятались памятники и старинные бастионы с чугунными карронадами. Мягким ударом воздуха Владика развернуло, он летел теперь спиной вперед, а за деревьями и крышами опять видел море. Оно было темно-зеленым у берегов и туманно-сизым вдали. И вся его громада, словно белым пухом, была усыпана пенными гребешками. Горизонт сливался с облачным небом.
…Что-то больно чиркнуло Владика по локтю и щелкнуло по зонту. Владик посмотрел вниз. Он летел над Боцманской слободкой. Раньше тут селились отставные матросы и боцманы с парусных кораблей, поэтому и получилось такое название. Домики в слободке, как и в старину, были маленькие, переулки узкие. С горки на горку перебегали каменные лесенки — трапы. На крышах сарайчиков лежали лодки. Белые улочки сходились на крошечных площадях, посреди которых стояли столбы с фонарями или водонапорные колонки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Но главное, что уцелел Тилька (он уже успокоился и, кажется, дремлет в кулаке у Владика).
Лариса пообещала высушить одежду утюгом («У нас тут все удобства»). Владик пошел за ней в соседний каземат. Там все оказалось как и в первом, только был еще некрашеный стол — на площадке, где раньше располагалось орудие. А в углу Владик заметил низкую дверцу из толстого железа. Она была приоткрыта и так осела, что, кажется, намертво вросла в цементный пол. Не шевельнуть. За дверцей чернела пустота, и веяло оттуда холодом.
— Там что? — спросил Владик у Ларисы.
— Старинный пороховой погреб. Но сейчас туда не попадешь,
— А кто-нибудь пробовал?
— Кто же станет пробовать? Щелка-то вон какая. Кошка и та не пролезет.
— Интересно у вас тут.
— А раньше ты здесь не бывал?
— Не… Мы хотели с ребятами пробраться, да там сторож у проходной…
— Теперь ты, можно сказать, член нашей команды, — проговорил дядя Миша. Он только что вошел. — Я скажу сторожам, чтобы тебя пускали. Идет?
— Еще бы! — просиял Владик.
…Рубашка была горячая от утюга. Владик улыбался от тепла и от счастья. Дядя Миша сказал ему:
— Приходи, под парусом пойдем… — И протянул крепкую ладонь.
Владик незаметно пересадил Тильку из правой ладошки в левую и тоже протянул руку.
Вошел Зуриф. Сказал:
— Дует здорово, но дождь кончился. Так что зонтик не раскрывай. А то опять улетишь, как одуванчик.
6
Владик не пошел в школу. На первые два урока он опоздал, на остальные какой смысл идти? Все равно попадет — что за два пропущенных урока, что за четыре. Но за четыре попадет лишь в понедельник (а может быть, и забудут).
А сейчас так хотелось еще полетать!
Владик спрятал сумку в камнях в глухом уголке сквера на Бастионной улице. Но сначала он отстегнул от сумки, длинный и широкий ремень. На концах ремня были прочные кольца, они хорошо надевались на изогнутую ручку зонта. Получилась удобная петля для сиденья. После этого Владик решил поехать на троллейбусе на край города, к Скалистому мысу…
Город стоит на полуострове. Юго-западный шторм мчался с моря, пересекал этот громадный выступ суши и терялся где-то в мелководных лиманах на северо-востоке. Владик подумал, что если постараться, то можно пролететь над всем городом от Скалистого мыса до нового стадиона…
Только сначала надо было высадить Тильку.
— Как с тобой быть? Отнести в ту лужу, где ты играл сегодня? — спросил Владик.
Тилька молчал. Голова-капелька поблескивала над краем кармашка.
— Ну, ты чего… — виновато сказал Владик. — Все еще сердишься? Мы же помирились.
— Никуда меня не относи, — тихонько подал голос Тилька. — Я хочу с тобой.
— Но я же снова буду летать!
— Какой ты без-динь-толковый! Я тоже хочу!
— Ты же боялся. Говорил: длинь — и на осколочки. А если в самом деле?
— Ну… тогда тащи осколочки стекольному мастеру, — храбро сказал Тилька. — Пускай чинит.
— А он говорил, что не будет…
— Мало ли что он говорил!
— Ладно. Тогда держись крепче…
В районе Скалистого мыса берег был пустынен. Говорили, что скоро здесь разобьют парк и поставят памятник Парусной Эскадре — с пушками, якорями и бронзовой моделью трехдечного линейного корабля. Но пока на мысу раскинулись выровненные грейдерами площадки, а между ними торчали редкие шеренги маленьких кипарисов. И никого не было…
Владик потренировался на этих площадках. Он разбегался, взмывал над кипарисами, пролетал сотню шагов и опускался на один из квадратов твердой, кремнистой земли. Разбегаться, сидя в кожаной петле, было не так-то просто. Но самое сложное — это посадка. Надо было приземляться аккуратно, чтобы шишек не набить, очки не раскокать и чтобы Тилька не пострадал. Владик хотел на время тренировки высадить его из кармана, но в ответ услышал:
— Не хочу. Со мной ты будешь осторожнее. Не станешь длинь-лихачить…
Вот и приходилось быть осторожным. Зато Владик научился опускаться на землю, как семя одуванчика на бархат.
Наконец он решился на большой полет. Разбежался изо всех сил, поймал тугим дрожащим зонтом восходящую струю ветра и сильно оттолкнулся. Красно-желтый купол одним махом вознес легонького пилота на высоту трехэтажного дома. А потом еще, еще… Скалистый мыс быстро остался позади, внизу поплыли сады, крыши и дворики окраины. Все крыши были черепичные, и от этого улицы сверху казались оранжевыми.
Владик смеялся и болтал ногами. Сидеть в беседке из широкого ремня было удобно, не то что висеть, цепляясь за тонкую ручку. За надежность зонта Владик не опасался. Это был замечательный, очень прочный зонт. Возможно, даже волшебный.
Вокруг Владика лихо шумел ветер.
Когда-то Владик читал в книге Жюля Верна, что пассажиры воздушного шара не чувствуют ветра: аэростат мчится с той же скоростью, что потоки воздуха, — как легкий мячик в течении ручья. Но зонт с Владиком летел не так. Ветер обгонял Владика, раскачивал, бил по лицу и по ногам лохматыми мягкими лапами, раздувал волосы. Тугой воздух ударял снизу в натянутый купол, зонт мелко дрожал, и это дрожание передавалось через ручку и ремень Владькиным ладоням.
Иногда ветер делал плавный поворот и нес Владика по кругу. Словно хотел, чтобы Владик хорошенько разглядел дворы и улицы, по которым неслись вперемешку пятна от облаков и солнца…
Прохожих было мало, и никто не смотрел вверх. Никто не видел, как мчится в беспокойном ветреном небе четвероклассник Владик Арешкин. А наверно, это было красиво и немножко страшно. Наверно, с земли Владик казался крошечным, как Тилька. Будто он уцепился за пышный красно-желтый георгин, который ветер вырвал с клумбы и несет высоко над крышами, чтобы посадить на другом краю города…
Потянулись большие дома и квадратные дворы, улицы с разноцветными автомобилями. Слева проплыла башня Корабельного клуба с часами. Потом внизу оказались шумящие кроны Исторического парка. Там, под деревьями, прятались памятники и старинные бастионы с чугунными карронадами. Мягким ударом воздуха Владика развернуло, он летел теперь спиной вперед, а за деревьями и крышами опять видел море. Оно было темно-зеленым у берегов и туманно-сизым вдали. И вся его громада, словно белым пухом, была усыпана пенными гребешками. Горизонт сливался с облачным небом.
…Что-то больно чиркнуло Владика по локтю и щелкнуло по зонту. Владик посмотрел вниз. Он летел над Боцманской слободкой. Раньше тут селились отставные матросы и боцманы с парусных кораблей, поэтому и получилось такое название. Домики в слободке, как и в старину, были маленькие, переулки узкие. С горки на горку перебегали каменные лесенки — трапы. На крышах сарайчиков лежали лодки. Белые улочки сходились на крошечных площадях, посреди которых стояли столбы с фонарями или водонапорные колонки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27