А за стеклами кабин Алешка видел лица водителей,
усталые и равнодушные. Водителям не было дела до Алешки.
Ни один из них не нажмет тормоз!
И надо ждать, ждать, пока не пройдет этот гудящий поток. Лишь
тогда можно будет пересечь шоссе и снова помчаться, налегая всей
тяжестью на педали. И уже не по тропинке, а напрямик, подминая
колесами желтые высокие ромашки. Потому что надо спешить.
А машины, кажется, не спешили. И Алешка уже ненавидел их,
тупомордых, тяжелых, гудящих надоедливо и бесконечно. Они закрыли
ему путь к берегу! И ползли, ползли по горячему от солнца асфальту.
А время летело...
Он опоздал.
Когда хвост автоколонны вытянулся из леса, Алешка сквозь гул
моторов услышал гудение теплохода. Вернее, не услышал, а просто
почувствовал чуть заметный двойной толчок воздуха. Значит,
"Рахманинов" показался из-за желтого глинистого мыса.
И Алешка повернул назад.
Правда, он знал, что мог бы еще успеть и увидеть корму
теплохода. Вдали, у нижнего поворота. Но зачем? Капитан все равно не
заметит Алешку. Капитаны не смотрят назад. Им нельзя. Впереди
опасная дорога: мели, перекаты.
Он опоздал. Значит, все было зря. Зря ездил на станцию, зря
просил какого-то недовольного пассажира позвонить в город, на
пристань. Сам Алешка звонить не мог: телефонистка знала его по
голосу и бросала трубку. Он ей надоел. Пассажир торопился куда-то,
но Алешка очень вежливо попросил его узнать, когда отчалит
"Рахманинов". И тот дозвонился и узнал. И проворчал, подхватывая
чемодан:
- В двенадцать тридцать по-местному. И зачем тебе? Все равно он
здесь не останавливается...
Зачем? Будто все на свете можно объяснить!
Он и себе-то не мог объяснить как следует. Просто, когда белый
трехпалубный теплоход появлялся из-за мыса, что-то непонятное
делалось с Алешкой. Словно "Рахманинов" вез ему какой-то
удивительный подарок. Или какую-то тайну...
Теплоход походил мимо. Путь его лежал по синим лентам рек,
окаймленных тайгой. А на берегу оставался Алешка, и ему было
грустно. Он хотел, чтобы у него было что-то общее с теми, кто водит
"Рахманинова" к морю. Чтобы он мог сказать: "Мой корабль". Но пока
он мог только приходить на берег и смотреть, как белый теплоход
проплывает мимо. И он приходил каждый раз, как на вахту. И смотрел.
Он думал, что, может быть, капитан заметит его - мальчика с
велосипедом, всегда стоящего у сухой одинокой сосны.
А зачем надо, чтобы он заметил? Этого Алешка совсем не сумел бы
объяснить. Даже Вальке, хотя она все хорошо понимала.
Но, может быть, будущим летом он с отцом поплывет на
"Рахманинове" в Самарово - там живет папин товарищ. И Алешка
где-нибудь на трапе встретит капитана и скажет:
- Здравствуйте. Вы помните сухую сосну на обрыве у поселка
Белые Юрты?
- Да, - ответит капитан, потому что он, конечно, знает все все
береговые приметы. - Помню. Ну и что? - И нетерпеливо сведет брови.
- А помните, в прошлом году там всегда стоял велосипедист?
- Да, действительно, - вспомнит капитан. - Это было. А в чем
дело?
- Так просто. Ни в чем, - скажет Алешка. - Это был я.
- Вот как? - слегка удивится капитан. - И что ты там делал?
Всегда...
И Алешка ответит:
- Ждал вас.
Брови под лаковым козырьком разойдутся, и капитан не станет
больше спрашивать. Капитаны понимают с полуслова. Он возьмет Алешку
за плечо и поведет на мостик...
А что будет потом, Алешка придумать не мог. Но, наверно, что-то
хорошее. Лишь бы капитан действительно заметил его.
И, кажется, это случилось. В прошлый раз.
Алешка поднял руку и нерешительно махнул теплоходу. Произошло
удивительное: дрогнул воздух, и басовитый голос сирены трижды
прозвучал над водой: та-а... та-а... та-а...
Кому сигналил "Рахманинов"? Раньше он никогда не гудел здесь,
честное слово! Зачем ему гудки, если до поворота далеко, а впереди
ни суденышка? И вообще никого кругом. Только Алешка на обрыве.
Значит, это ему? Может быть, правда ему?
А в следующий раз, если снова махнуть рукой? Ответит?
Но следующего раза не было. Помешали машины.
Домой Алешка не поехал. Не хотелось. Борис и Юрка собираются на
старый карьер купаться, а может, рыбачить. Борис у Алешки спросит:
"Пойдешь?" Алешка мотнет головой: "Не пойду". "Почему?" Ну, как ему
объяснишь? Сказать, что настроения нет? Борис только плюнет в лопухи
- настроения еще какие-то! А Юрка ехидно зашепчет: "Ну и пусть сидит
дома с невестой своей. Мы и без него... Ага, Борь?" И чего они
злятся на Алешку? Будто он что-то плохое им сделал! Будто он должен
ходить везде вместе с ними и делать все, что они делают! А если ему
интересно что-то другое?
И, проезжая у березовой опушки, он свернул на чуть заметную
тропинку. Увидел ее и сразу повернул, даже сам не ожидал этого. По
лицу, по плечам, по коленям стеганули мелкие листья. Зазвенели
спицы, отбивая и перемалывая тонкие сухие ветки. Лицо залепила
невидимая лесная паутина. Отплевываясь, Алешка успел заметить
толстого серого паука. Паук раскачивался на обрывке порванной
мухоловной сети, сердито шевелил ногами и, наверно, ругался.
Березняк скоро кончился, тропинка пошла под уклон, и велосипед,
прыгая по корням, сам выехал на желтую песчаную дорогу.
Если свернуть налево, дорога выведет на тракт. Но чего Алешка
не видел на этом тракте? Опять смотреть, как ползут грузовики? Он
повернул направо и нажал на педали.
Там, где песок, ехать нелегко, даже если сидишь в седле. А если
велосипед большой и надо стоять на педалях и в то же время крутить
их, то совсем тяжело. И все же он ехал. Он вспомнил про машины и
снова здорово разозлился на них. А когда злишься, то часто не
замечаешь трудностей. И, кроме того, было интересно: что там
впереди? И дальше, за поворотом?
За поворотом была машина.
Съехав задними колесами в травянистый кювет и наклонившись, на
дороге стоял лесовоз. Прицеп его совсем лежал на боку, завалился в
яму с рыжими осыпавшимися краями. Наверно, эта машина, которая везла
несколько длинных сосновых стволов, задела прицепом о дерево на
повороте. Прицеп съехал в яму из-под выкорчеванных пней и потянул
грузовик в кювет.
Тяжелые стволы порвали стягивающую нить и грозили совсем
развалиться.
Алешка остановился. Он не мог не остановиться, не порадоваться.
Он еще слишком сердит был на всех шоферов на свете, и ему казалось
справедливым, что хоть один из них прочно засел в яме. Так и надо!
Это им не по шоссе ездить!
Из-за кабины вышел водитель.
1 2 3 4 5 6 7 8
усталые и равнодушные. Водителям не было дела до Алешки.
Ни один из них не нажмет тормоз!
И надо ждать, ждать, пока не пройдет этот гудящий поток. Лишь
тогда можно будет пересечь шоссе и снова помчаться, налегая всей
тяжестью на педали. И уже не по тропинке, а напрямик, подминая
колесами желтые высокие ромашки. Потому что надо спешить.
А машины, кажется, не спешили. И Алешка уже ненавидел их,
тупомордых, тяжелых, гудящих надоедливо и бесконечно. Они закрыли
ему путь к берегу! И ползли, ползли по горячему от солнца асфальту.
А время летело...
Он опоздал.
Когда хвост автоколонны вытянулся из леса, Алешка сквозь гул
моторов услышал гудение теплохода. Вернее, не услышал, а просто
почувствовал чуть заметный двойной толчок воздуха. Значит,
"Рахманинов" показался из-за желтого глинистого мыса.
И Алешка повернул назад.
Правда, он знал, что мог бы еще успеть и увидеть корму
теплохода. Вдали, у нижнего поворота. Но зачем? Капитан все равно не
заметит Алешку. Капитаны не смотрят назад. Им нельзя. Впереди
опасная дорога: мели, перекаты.
Он опоздал. Значит, все было зря. Зря ездил на станцию, зря
просил какого-то недовольного пассажира позвонить в город, на
пристань. Сам Алешка звонить не мог: телефонистка знала его по
голосу и бросала трубку. Он ей надоел. Пассажир торопился куда-то,
но Алешка очень вежливо попросил его узнать, когда отчалит
"Рахманинов". И тот дозвонился и узнал. И проворчал, подхватывая
чемодан:
- В двенадцать тридцать по-местному. И зачем тебе? Все равно он
здесь не останавливается...
Зачем? Будто все на свете можно объяснить!
Он и себе-то не мог объяснить как следует. Просто, когда белый
трехпалубный теплоход появлялся из-за мыса, что-то непонятное
делалось с Алешкой. Словно "Рахманинов" вез ему какой-то
удивительный подарок. Или какую-то тайну...
Теплоход походил мимо. Путь его лежал по синим лентам рек,
окаймленных тайгой. А на берегу оставался Алешка, и ему было
грустно. Он хотел, чтобы у него было что-то общее с теми, кто водит
"Рахманинова" к морю. Чтобы он мог сказать: "Мой корабль". Но пока
он мог только приходить на берег и смотреть, как белый теплоход
проплывает мимо. И он приходил каждый раз, как на вахту. И смотрел.
Он думал, что, может быть, капитан заметит его - мальчика с
велосипедом, всегда стоящего у сухой одинокой сосны.
А зачем надо, чтобы он заметил? Этого Алешка совсем не сумел бы
объяснить. Даже Вальке, хотя она все хорошо понимала.
Но, может быть, будущим летом он с отцом поплывет на
"Рахманинове" в Самарово - там живет папин товарищ. И Алешка
где-нибудь на трапе встретит капитана и скажет:
- Здравствуйте. Вы помните сухую сосну на обрыве у поселка
Белые Юрты?
- Да, - ответит капитан, потому что он, конечно, знает все все
береговые приметы. - Помню. Ну и что? - И нетерпеливо сведет брови.
- А помните, в прошлом году там всегда стоял велосипедист?
- Да, действительно, - вспомнит капитан. - Это было. А в чем
дело?
- Так просто. Ни в чем, - скажет Алешка. - Это был я.
- Вот как? - слегка удивится капитан. - И что ты там делал?
Всегда...
И Алешка ответит:
- Ждал вас.
Брови под лаковым козырьком разойдутся, и капитан не станет
больше спрашивать. Капитаны понимают с полуслова. Он возьмет Алешку
за плечо и поведет на мостик...
А что будет потом, Алешка придумать не мог. Но, наверно, что-то
хорошее. Лишь бы капитан действительно заметил его.
И, кажется, это случилось. В прошлый раз.
Алешка поднял руку и нерешительно махнул теплоходу. Произошло
удивительное: дрогнул воздух, и басовитый голос сирены трижды
прозвучал над водой: та-а... та-а... та-а...
Кому сигналил "Рахманинов"? Раньше он никогда не гудел здесь,
честное слово! Зачем ему гудки, если до поворота далеко, а впереди
ни суденышка? И вообще никого кругом. Только Алешка на обрыве.
Значит, это ему? Может быть, правда ему?
А в следующий раз, если снова махнуть рукой? Ответит?
Но следующего раза не было. Помешали машины.
Домой Алешка не поехал. Не хотелось. Борис и Юрка собираются на
старый карьер купаться, а может, рыбачить. Борис у Алешки спросит:
"Пойдешь?" Алешка мотнет головой: "Не пойду". "Почему?" Ну, как ему
объяснишь? Сказать, что настроения нет? Борис только плюнет в лопухи
- настроения еще какие-то! А Юрка ехидно зашепчет: "Ну и пусть сидит
дома с невестой своей. Мы и без него... Ага, Борь?" И чего они
злятся на Алешку? Будто он что-то плохое им сделал! Будто он должен
ходить везде вместе с ними и делать все, что они делают! А если ему
интересно что-то другое?
И, проезжая у березовой опушки, он свернул на чуть заметную
тропинку. Увидел ее и сразу повернул, даже сам не ожидал этого. По
лицу, по плечам, по коленям стеганули мелкие листья. Зазвенели
спицы, отбивая и перемалывая тонкие сухие ветки. Лицо залепила
невидимая лесная паутина. Отплевываясь, Алешка успел заметить
толстого серого паука. Паук раскачивался на обрывке порванной
мухоловной сети, сердито шевелил ногами и, наверно, ругался.
Березняк скоро кончился, тропинка пошла под уклон, и велосипед,
прыгая по корням, сам выехал на желтую песчаную дорогу.
Если свернуть налево, дорога выведет на тракт. Но чего Алешка
не видел на этом тракте? Опять смотреть, как ползут грузовики? Он
повернул направо и нажал на педали.
Там, где песок, ехать нелегко, даже если сидишь в седле. А если
велосипед большой и надо стоять на педалях и в то же время крутить
их, то совсем тяжело. И все же он ехал. Он вспомнил про машины и
снова здорово разозлился на них. А когда злишься, то часто не
замечаешь трудностей. И, кроме того, было интересно: что там
впереди? И дальше, за поворотом?
За поворотом была машина.
Съехав задними колесами в травянистый кювет и наклонившись, на
дороге стоял лесовоз. Прицеп его совсем лежал на боку, завалился в
яму с рыжими осыпавшимися краями. Наверно, эта машина, которая везла
несколько длинных сосновых стволов, задела прицепом о дерево на
повороте. Прицеп съехал в яму из-под выкорчеванных пней и потянул
грузовик в кювет.
Тяжелые стволы порвали стягивающую нить и грозили совсем
развалиться.
Алешка остановился. Он не мог не остановиться, не порадоваться.
Он еще слишком сердит был на всех шоферов на свете, и ему казалось
справедливым, что хоть один из них прочно засел в яме. Так и надо!
Это им не по шоссе ездить!
Из-за кабины вышел водитель.
1 2 3 4 5 6 7 8