Сомнений быть не могло.
Когда они подъезжали к переправе, Том оглянулся, но Энни уже не было. Наверное, Дайана увела ее в дом. На улице остались только мальчишки. Том помахал им.
Эта мысль пришла Грейс в голову, когда она нащупала в кармане спички. Она захватила этот коробок в аэропорт, чтобы потренироваться с отцом в ожидании самолета и довести фокус со спичками до совершенства.
Она не знала, сколько часов они с Пилигримом провели в пути. Солнце уже высоко – значит, времени прошло много. Она гнала коня как сумасшедшая, выкладываясь до конца и заражая своим исступленным безумием Пилигрима. Коню передалось ее состояние – он бежал что есть силы, бежал все утро – весь взмыленный, с пеной у пасти. Прикажи Грейс ему лететь – он бы взлетел.
Сначала у нее не было определенного плана, ее несла вперед слепая, разрушительная сила без цели и направления, эта сила с легкостью могла обернуться против самой Грейс. Когда на рассвете она седлала Пилигрима, стараясь производить как можно меньше шума, она знала только то, что должна наказать их обоих. Они еще пожалеют! Только на высокогорных лугах, почувствовав на лице обжигающе холодный воздух, Грейс расплакалась. Слезы лились по ее щекам, и она, припав к шее Пилигрима, громко разрыдалась.
Сейчас, когда конь пил из озерка на плоскогорье, ярость девочки несколько видоизменилась – нет, она не уменьшилась, а как бы очистилась от прочих эмоций. Перед взором Грейс, гладившей взмокшую шею Пилигрима, стояли две фигурки, которые поодиночке выскальзывали из ночного мрака – словно вороватые псы из лавки мясника. Они, конечно, надеялись, что их никто не заметит. А потом ее мать, с раскрасневшимся лицом и размазанной в порыве похоти косметикой, преспокойно спрашивала у нее медовым голосом, как она себя чувствует и почему ее тошнит.
А Том! Как он мог так поступить? Ее Том. Такой вроде бы добрый и любящий… а на самом деле… На самом деле забота о ней – всего лишь прикрытие, чтобы легче встречаться с ее матерью. Господи, всего неделю назад он как ни в чем не бывало болтал и смеялся с отцом! Ее тошнит от этого. Все взрослые такие – от них тошнит. И все вокруг знают, все. Так сказала Дайана. Как сучка в течке – вот как сказала она. Как все гнусно, как гнусно!
Грейс посмотрела вперед – туда, где на лике гор темнел, как шрам, извилистый перевал. Там, высоко в горах, стоит хижина; когда-то, когда перегоняли скот, всем им там было хорошо и весело, а потом эти двое вернулись и занимались там своим грязным делом. Они опорочили, изгадили это место. А ее мать лгала, постоянно лгала. Делала вид, что ей нужно побыть одной, «собраться с мыслями». О Боже!
Ну что ж, она покажет им! У нее с собой спички, и она устроит им представление. Хижина вспыхнет мгновенно, как бумага. Позже они найдут ее обуглившиеся черные кости и пожалеют, что сотворили такое. Еще как пожалеют!
Том не знал, насколько Грейс опережает их. В ближайшей резервации был один парень, который, взглянув на след, мог с точностью до минуты определить, когда тут проезжал конь. Фрэнк тоже кое-что понимал в следах, во всяком случае, больше Тома – как-никак охотник, – но не настолько, чтобы сказать, какое расстояние отделяет их от Грейс. Ясно было – она гонит коня во весь опор, и, если так будет продолжаться и дальше, Пилигрим скоро рухнет на землю.
Она явно направлялась на летние пастбища; они поняли это еще до того, как увидели отпечатки подков в натоптанной глине у озерка. Грейс много ездила верхом с Джо и хорошо знала окрестности, но в горы поднималась лишь однажды. Если ей хотелось найти убежище, то им могла быть только хижина в горах – другого места она просто не знала. Но сумеет ли Грейс отыскать хижину? За прошедшие две недели все здесь очень изменились. Даже человек, находящийся не в столь смятенных чувствах (а судя по бешеной скачке Грейс, она явно была не в себе), запросто мог здесь заблудиться.
Фрэнк слез с коня, чтобы поближе взглянуть на следы Пилигрима у воды. Он снял шляпу и вытер потное лицо рукавом. Том тоже сошел с Римрока и держал обеих лошадей, не подпуская их к воде, чтобы они не затоптали следов.
– Что скажешь?
– Даже не знаю. Глина здорово затвердела, но на таком солнцепеке она могла быстро схватиться. За полчаса, ну, минут за сорок.
Они пустили лошадей к воде, а сами, нахмурившись, всматривались в даль.
– Честно говоря, я надеялся, что отсюда мы увидим ее, – сказал Фрэнк.
– Я тоже.
Какое-то время оба молчали, и в тишине было слышно только, как жадно глотали воду кони.
– Послушай, Том…
Том повернулся к брату, который неловко улыбался, переминаясь с ноги на ногу.
– Конечно, это не мое дело, но вчера вечером Дайана… ну, ты сам видел, она выпила лишнего… мы с ней были в кухне, и она заговорила о вас с Энни, ну и вот… Это, конечно, повторяю, не наше дело.
– Ладно, продолжай.
– Она кое-что ляпнула, а тут как раз вошла Грейс, и я не уверен, что она не слышала ее слов.
Фрэнк спросил, не думает ли он, что Грейс могла уехать из-за этого, наверное, и Том кивнул: да, скорее всего. Братья смотрели друг другу в глаза, и Фрэнк понял по взгляду Тома, какую боль он испытывает.
– У тебя это так серьезно? – спросил он.
– Серьезнее не бывает.
Они молча отвели лошадей от воды и поскакали через плато.
Итак, Грейс все знала. Как она узнала – его не интересовало. Этого Том больше всего боялся – еще до того, как Энни поделилась с ним своими страхами. Вчера, когда Энни и Грейс уезжали с вечеринки, он спросил у девочки, хорошо ли она повеселилась. Грейс, натянуто улыбаясь, кивнула, но не смотрела при этом ему в глаза… Какую муку, должно быть, испытывала она! Какую боль от его предательства! И боль девочки вошла в сердце Тома, слившись с его собственной.
Братья надеялись увидеть девочку с вершины хребта, но и оттуда ее не было видно. Судя по следам, скорость Пилигрима снизилась, но совсем не намного. Только однажды Грейс дала коню передых, приблизительно ярдах в пятидесяти от перевала. Похоже, она заставила его пойти тише, затем сделала небольшой круг – словно обдумывала дальнейшие действия или что-то увидела. Потом Грейс снова заставила Пилигрима перейти на широкий размашистый шаг.
Фрэнк натянул поводья, остановив своего коня у сосен, росших перед крутым склоном:
– Как думаешь, чьи это следы? – спросил он, осматривая землю.
Следов от копыт было очень много, и среди них четко выделялись вмятины от подков Пилигрима. Определить, какие следы свежее, было невозможно.
– Скорее всего это мустанги Гранолы.
– Пожалуй.
– Никогда не видел их так высоко. А ты?
– Тоже.
Приблизительно на середине перевала, у поворота, их внимание привлек глухой гул, и они остановились, прислушиваясь. Том сначала подумал, что это катится вниз сорвавшийся большой камень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Когда они подъезжали к переправе, Том оглянулся, но Энни уже не было. Наверное, Дайана увела ее в дом. На улице остались только мальчишки. Том помахал им.
Эта мысль пришла Грейс в голову, когда она нащупала в кармане спички. Она захватила этот коробок в аэропорт, чтобы потренироваться с отцом в ожидании самолета и довести фокус со спичками до совершенства.
Она не знала, сколько часов они с Пилигримом провели в пути. Солнце уже высоко – значит, времени прошло много. Она гнала коня как сумасшедшая, выкладываясь до конца и заражая своим исступленным безумием Пилигрима. Коню передалось ее состояние – он бежал что есть силы, бежал все утро – весь взмыленный, с пеной у пасти. Прикажи Грейс ему лететь – он бы взлетел.
Сначала у нее не было определенного плана, ее несла вперед слепая, разрушительная сила без цели и направления, эта сила с легкостью могла обернуться против самой Грейс. Когда на рассвете она седлала Пилигрима, стараясь производить как можно меньше шума, она знала только то, что должна наказать их обоих. Они еще пожалеют! Только на высокогорных лугах, почувствовав на лице обжигающе холодный воздух, Грейс расплакалась. Слезы лились по ее щекам, и она, припав к шее Пилигрима, громко разрыдалась.
Сейчас, когда конь пил из озерка на плоскогорье, ярость девочки несколько видоизменилась – нет, она не уменьшилась, а как бы очистилась от прочих эмоций. Перед взором Грейс, гладившей взмокшую шею Пилигрима, стояли две фигурки, которые поодиночке выскальзывали из ночного мрака – словно вороватые псы из лавки мясника. Они, конечно, надеялись, что их никто не заметит. А потом ее мать, с раскрасневшимся лицом и размазанной в порыве похоти косметикой, преспокойно спрашивала у нее медовым голосом, как она себя чувствует и почему ее тошнит.
А Том! Как он мог так поступить? Ее Том. Такой вроде бы добрый и любящий… а на самом деле… На самом деле забота о ней – всего лишь прикрытие, чтобы легче встречаться с ее матерью. Господи, всего неделю назад он как ни в чем не бывало болтал и смеялся с отцом! Ее тошнит от этого. Все взрослые такие – от них тошнит. И все вокруг знают, все. Так сказала Дайана. Как сучка в течке – вот как сказала она. Как все гнусно, как гнусно!
Грейс посмотрела вперед – туда, где на лике гор темнел, как шрам, извилистый перевал. Там, высоко в горах, стоит хижина; когда-то, когда перегоняли скот, всем им там было хорошо и весело, а потом эти двое вернулись и занимались там своим грязным делом. Они опорочили, изгадили это место. А ее мать лгала, постоянно лгала. Делала вид, что ей нужно побыть одной, «собраться с мыслями». О Боже!
Ну что ж, она покажет им! У нее с собой спички, и она устроит им представление. Хижина вспыхнет мгновенно, как бумага. Позже они найдут ее обуглившиеся черные кости и пожалеют, что сотворили такое. Еще как пожалеют!
Том не знал, насколько Грейс опережает их. В ближайшей резервации был один парень, который, взглянув на след, мог с точностью до минуты определить, когда тут проезжал конь. Фрэнк тоже кое-что понимал в следах, во всяком случае, больше Тома – как-никак охотник, – но не настолько, чтобы сказать, какое расстояние отделяет их от Грейс. Ясно было – она гонит коня во весь опор, и, если так будет продолжаться и дальше, Пилигрим скоро рухнет на землю.
Она явно направлялась на летние пастбища; они поняли это еще до того, как увидели отпечатки подков в натоптанной глине у озерка. Грейс много ездила верхом с Джо и хорошо знала окрестности, но в горы поднималась лишь однажды. Если ей хотелось найти убежище, то им могла быть только хижина в горах – другого места она просто не знала. Но сумеет ли Грейс отыскать хижину? За прошедшие две недели все здесь очень изменились. Даже человек, находящийся не в столь смятенных чувствах (а судя по бешеной скачке Грейс, она явно была не в себе), запросто мог здесь заблудиться.
Фрэнк слез с коня, чтобы поближе взглянуть на следы Пилигрима у воды. Он снял шляпу и вытер потное лицо рукавом. Том тоже сошел с Римрока и держал обеих лошадей, не подпуская их к воде, чтобы они не затоптали следов.
– Что скажешь?
– Даже не знаю. Глина здорово затвердела, но на таком солнцепеке она могла быстро схватиться. За полчаса, ну, минут за сорок.
Они пустили лошадей к воде, а сами, нахмурившись, всматривались в даль.
– Честно говоря, я надеялся, что отсюда мы увидим ее, – сказал Фрэнк.
– Я тоже.
Какое-то время оба молчали, и в тишине было слышно только, как жадно глотали воду кони.
– Послушай, Том…
Том повернулся к брату, который неловко улыбался, переминаясь с ноги на ногу.
– Конечно, это не мое дело, но вчера вечером Дайана… ну, ты сам видел, она выпила лишнего… мы с ней были в кухне, и она заговорила о вас с Энни, ну и вот… Это, конечно, повторяю, не наше дело.
– Ладно, продолжай.
– Она кое-что ляпнула, а тут как раз вошла Грейс, и я не уверен, что она не слышала ее слов.
Фрэнк спросил, не думает ли он, что Грейс могла уехать из-за этого, наверное, и Том кивнул: да, скорее всего. Братья смотрели друг другу в глаза, и Фрэнк понял по взгляду Тома, какую боль он испытывает.
– У тебя это так серьезно? – спросил он.
– Серьезнее не бывает.
Они молча отвели лошадей от воды и поскакали через плато.
Итак, Грейс все знала. Как она узнала – его не интересовало. Этого Том больше всего боялся – еще до того, как Энни поделилась с ним своими страхами. Вчера, когда Энни и Грейс уезжали с вечеринки, он спросил у девочки, хорошо ли она повеселилась. Грейс, натянуто улыбаясь, кивнула, но не смотрела при этом ему в глаза… Какую муку, должно быть, испытывала она! Какую боль от его предательства! И боль девочки вошла в сердце Тома, слившись с его собственной.
Братья надеялись увидеть девочку с вершины хребта, но и оттуда ее не было видно. Судя по следам, скорость Пилигрима снизилась, но совсем не намного. Только однажды Грейс дала коню передых, приблизительно ярдах в пятидесяти от перевала. Похоже, она заставила его пойти тише, затем сделала небольшой круг – словно обдумывала дальнейшие действия или что-то увидела. Потом Грейс снова заставила Пилигрима перейти на широкий размашистый шаг.
Фрэнк натянул поводья, остановив своего коня у сосен, росших перед крутым склоном:
– Как думаешь, чьи это следы? – спросил он, осматривая землю.
Следов от копыт было очень много, и среди них четко выделялись вмятины от подков Пилигрима. Определить, какие следы свежее, было невозможно.
– Скорее всего это мустанги Гранолы.
– Пожалуй.
– Никогда не видел их так высоко. А ты?
– Тоже.
Приблизительно на середине перевала, у поворота, их внимание привлек глухой гул, и они остановились, прислушиваясь. Том сначала подумал, что это катится вниз сорвавшийся большой камень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99