Вернувшись, он забрал у Тома обе веревки.
Теперь Том пошел к тому месту, где Смоки привязал конец лассо, и стал его натягивать. Пилигрим почувствовал это и весь напрягся. Его гнуло к земле.
– Что он делает? – В тоненьком голоске Грейс звучал страх.
– Пытается поставить его на колени, – ответил Фрэнк.
Пилигрим яростно сопротивлялся, и когда все же рухнул на колени, то тут же вскочил вновь. Казалось, в этот последний порыв он вложил всю оставшуюся силу. Трижды опускался он на колени и трижды поднимался вновь. Но давление было слишком сильным – рухнув в четвертый раз, он не делал больше попыток подняться.
Энни почувствовала, как расслабились плечики Грейс. Но то был еще не конец. Том продолжал натягивать веревки. Он крикнул Смоки, чтобы тот бросал коновязь и шел ему помогать. И стали тянуть лассо вдвоем.
– Почему они не отпустят его? – воскликнула Грейс. – Довольно уж помучили.
– Он должен лечь, – сказал Фрэнк.
Пилигрим яростно фыркал. Пасть была вся в пене, к мокрым бокам пристал песок. И опять он долго сопротивлялся. И снова победа была не на его стороне. В конце концов конь повалился на бок, положил голову на песок и застыл.
Энни казалось, что сильнее унизить Пилигрима было просто невозможно.
Она чувствовала, как под ее руками сотрясается в рыданиях тело Грейс. На ее глазах против воли тоже выступили слезы. Повернувшись, Грейс прижалась лицом к материнской груди.
– Грейс! – Это позвал вдруг Том.
Энни подняла глаза и увидела, что Том и Смоки стоят у поверженного Пилигрима. Точь-в-точь два охотника рядом с тушей убитого зверя.
– Грейс! – снова позвал Том. – Подойди к нам, пожалуйста.
– Нет! Не хочу!
Том отошел от Смоки и направился к ним. Лицо его было мрачным, почти неузнаваемым, словно в него вселилась какая-то темная злая сила. Энни непроизвольно прижала к себе Грейс, желая защитить ее. Том остановился:
– Грейс! Я хочу, чтобы ты пошла со мной.
– Нет! Не пойду!
– Ты должна.
– Нет! Вы опять будете его мучить.
– Грейс, поверь, он ничуть не пострадал.
– Как же!
Энни хотелось вмешаться, защитить дочь. Но настойчивость Тома обескураживала, и она невольно разжала руки. Том, взяв девочку за плечи, заставил ее посмотреть ему в глаза.
– Ты должна это сделать, Грейс. Поверь мне.
– Что сделать?
– Идем – я покажу. – Грейс неохотно позволила Тому отвести себя к центру манежа. Движимая материнским инстинктом, Энни перелезла через ограду и тоже пошла за ними. Она остановилась в нескольких ярдах от мужчин, но все же достаточно близко, чтобы, если нужно, сразу прийти на помощь. Смоки улыбнулся Энни, но тут же понял, что улыбаться вроде бы не с чего. Том посмотрел в ее сторону.
– Энни, все в порядке. Не волнуйся. – Ей оставалось только молча кивнуть.
– Грейс, – позвал Том. – Я хочу, чтобы ты погладила его. Начни с задних ног, ласкай его – пройдись по всему телу.
– Какой в этом смысл? Он лежит как мертвый.
– Делай, как я сказал.
Грейс нерешительно направилась к крупу коня. Пилигрим не оторвал головы от земли, но Энни видела, как он следит за Грейс одним глазом.
– Так. Начинай его гладить. Еще. Сначала ноги. Так. Пройди кругами. Так.
– Он как неживой, – выкрикнула Грейс. – Что вы с ним сделали?
Перед глазами Энни вдруг всплыло лицо дочери – когда она была в коме…
– С ним все будет хорошо. А теперь погладь бедро. Ну, давай же, Грейс. Вот так.
Пилигрим не двигался. Грейс гладила его, стирала песок с вздымающихся потных боков, разминала мышцы, как велел Том. Наконец она перешла к шее и влажной шелковистой гриве.
– Хорошо. А теперь поставь на него ногу.
– Что?! – Грейс смотрела на Тома так, словно он был сумасшедшим.
– Поставь на него ногу.
– Ни за что.
– Грейс…
Энни шагнула вперед.
– Том…
– Спокойно, Энни. – Он даже не посмотрел в ее сторону. И повысил голос почти до крика. – Делай, как я сказал, Грейс. Поставь ногу. Сейчас же!
Грейс расплакалась. Том взял девочку за руку и подвел к животу коня.
– Ставь ногу. Ставь, говорю! А теперь вторую!
И она подчинилась. Слезы струились по ее лицу; она стояла хрупкая, как тростинка, на поверженном животном, дороже которого у нее не было никого на всем свете, и рыдала над своей бессердечностью.
Повернувшись, Том увидел, что Энни тоже плачет, но, словно не заметив, вновь заговорил с Грейс, разрешив той сойти с коня.
– Зачем ты это делаешь? – возмолилась Энни. – Это так жестоко и унизительно!
– Ты не права. – Не глядя на Энни, Том помог Грейс спуститься.
– Что? – презрительно переспросила Энни.
– Ты не права. Ничего жестокого не произошло. У Пилигрима был выбор.
– О чем ты?
Он наконец рискнул посмотреть на Энни. Грейс продолжала плакать, но Том не обращал на нее внимания… Обливаясь слезами, бедная девочка так же, как и Энни, не могла поверить, что Том может быть таким безжалостным и жестоким.
– У него был выбор – сопротивляться жизни или принять ее.
– Не было у него никакого выбора.
– Был. Трудный, но был. Он мог становиться все более несчастным. Но он предпочел дойти до последней черты, узнать, каково это. А потом решил принять жизнь с ее правилами.
Том повернулся к Грейс и положил руки ей на плечи.
– То, что произошло с ним, когда он лежал вот здесь, в грязи, он не мог представить даже в страшном сне. И вот что я тебе скажу. Он понял, что ничего ужасного не случилось. Даже когда ты встала на него. Он понял, что ему не хотят вреда. За самым мрачным часом всегда наступает рассвет. Этот час Пилигрим встретил здесь и сумел пережить его. Ты понимаешь меня?
Грейс утирала слезы, пытаясь уяснить слова Тома.
– Не знаю, – ответила она. – Думаю, понимаю.
Теперь Том повернулся к Энни, его глаза обрели ласковое и несколько умоляющее выражение – такого Тома она наконец могла понять…
– Энни? А ты понимаешь? Очень важно, чтобы ты поняла. Иногда то, что выглядит полным поражением, вовсе им не является. Я говорю о том, что происходит в наших душах. Об умении принимать жизнь такой, какая она есть на самом деле – как бы больно это ни было. Потому что неприятие жизни приносит боль несравненно большую. Энни, я знаю: ты понимаешь, что я хочу сказать.
Энни кивнула, вытерла слезы, силясь улыбнуться. Конечно же, Том говорит сейчас о ней и для нее. Его слова относились не столько к Пилигриму, сколько к ним – к тому, что происходит между ними. Однако, изобразив понимание, Энни так до конца и не уяснила мысль Тома, надеясь, что хотя бы со временем постигнет его слова.
* * *
Грейс смотрела, как с Пилигрима снимают путы и отвязывают веревки от уздечки и седла. Конь еще немного полежал, не шевелясь, только поглядывая на них одним глазом. Затем неуверенно поднялся на ноги, отряхнулся и, тихонько и радостно заржав, сделал несколько шагов, как бы проверяя, все ли у него на месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Теперь Том пошел к тому месту, где Смоки привязал конец лассо, и стал его натягивать. Пилигрим почувствовал это и весь напрягся. Его гнуло к земле.
– Что он делает? – В тоненьком голоске Грейс звучал страх.
– Пытается поставить его на колени, – ответил Фрэнк.
Пилигрим яростно сопротивлялся, и когда все же рухнул на колени, то тут же вскочил вновь. Казалось, в этот последний порыв он вложил всю оставшуюся силу. Трижды опускался он на колени и трижды поднимался вновь. Но давление было слишком сильным – рухнув в четвертый раз, он не делал больше попыток подняться.
Энни почувствовала, как расслабились плечики Грейс. Но то был еще не конец. Том продолжал натягивать веревки. Он крикнул Смоки, чтобы тот бросал коновязь и шел ему помогать. И стали тянуть лассо вдвоем.
– Почему они не отпустят его? – воскликнула Грейс. – Довольно уж помучили.
– Он должен лечь, – сказал Фрэнк.
Пилигрим яростно фыркал. Пасть была вся в пене, к мокрым бокам пристал песок. И опять он долго сопротивлялся. И снова победа была не на его стороне. В конце концов конь повалился на бок, положил голову на песок и застыл.
Энни казалось, что сильнее унизить Пилигрима было просто невозможно.
Она чувствовала, как под ее руками сотрясается в рыданиях тело Грейс. На ее глазах против воли тоже выступили слезы. Повернувшись, Грейс прижалась лицом к материнской груди.
– Грейс! – Это позвал вдруг Том.
Энни подняла глаза и увидела, что Том и Смоки стоят у поверженного Пилигрима. Точь-в-точь два охотника рядом с тушей убитого зверя.
– Грейс! – снова позвал Том. – Подойди к нам, пожалуйста.
– Нет! Не хочу!
Том отошел от Смоки и направился к ним. Лицо его было мрачным, почти неузнаваемым, словно в него вселилась какая-то темная злая сила. Энни непроизвольно прижала к себе Грейс, желая защитить ее. Том остановился:
– Грейс! Я хочу, чтобы ты пошла со мной.
– Нет! Не пойду!
– Ты должна.
– Нет! Вы опять будете его мучить.
– Грейс, поверь, он ничуть не пострадал.
– Как же!
Энни хотелось вмешаться, защитить дочь. Но настойчивость Тома обескураживала, и она невольно разжала руки. Том, взяв девочку за плечи, заставил ее посмотреть ему в глаза.
– Ты должна это сделать, Грейс. Поверь мне.
– Что сделать?
– Идем – я покажу. – Грейс неохотно позволила Тому отвести себя к центру манежа. Движимая материнским инстинктом, Энни перелезла через ограду и тоже пошла за ними. Она остановилась в нескольких ярдах от мужчин, но все же достаточно близко, чтобы, если нужно, сразу прийти на помощь. Смоки улыбнулся Энни, но тут же понял, что улыбаться вроде бы не с чего. Том посмотрел в ее сторону.
– Энни, все в порядке. Не волнуйся. – Ей оставалось только молча кивнуть.
– Грейс, – позвал Том. – Я хочу, чтобы ты погладила его. Начни с задних ног, ласкай его – пройдись по всему телу.
– Какой в этом смысл? Он лежит как мертвый.
– Делай, как я сказал.
Грейс нерешительно направилась к крупу коня. Пилигрим не оторвал головы от земли, но Энни видела, как он следит за Грейс одним глазом.
– Так. Начинай его гладить. Еще. Сначала ноги. Так. Пройди кругами. Так.
– Он как неживой, – выкрикнула Грейс. – Что вы с ним сделали?
Перед глазами Энни вдруг всплыло лицо дочери – когда она была в коме…
– С ним все будет хорошо. А теперь погладь бедро. Ну, давай же, Грейс. Вот так.
Пилигрим не двигался. Грейс гладила его, стирала песок с вздымающихся потных боков, разминала мышцы, как велел Том. Наконец она перешла к шее и влажной шелковистой гриве.
– Хорошо. А теперь поставь на него ногу.
– Что?! – Грейс смотрела на Тома так, словно он был сумасшедшим.
– Поставь на него ногу.
– Ни за что.
– Грейс…
Энни шагнула вперед.
– Том…
– Спокойно, Энни. – Он даже не посмотрел в ее сторону. И повысил голос почти до крика. – Делай, как я сказал, Грейс. Поставь ногу. Сейчас же!
Грейс расплакалась. Том взял девочку за руку и подвел к животу коня.
– Ставь ногу. Ставь, говорю! А теперь вторую!
И она подчинилась. Слезы струились по ее лицу; она стояла хрупкая, как тростинка, на поверженном животном, дороже которого у нее не было никого на всем свете, и рыдала над своей бессердечностью.
Повернувшись, Том увидел, что Энни тоже плачет, но, словно не заметив, вновь заговорил с Грейс, разрешив той сойти с коня.
– Зачем ты это делаешь? – возмолилась Энни. – Это так жестоко и унизительно!
– Ты не права. – Не глядя на Энни, Том помог Грейс спуститься.
– Что? – презрительно переспросила Энни.
– Ты не права. Ничего жестокого не произошло. У Пилигрима был выбор.
– О чем ты?
Он наконец рискнул посмотреть на Энни. Грейс продолжала плакать, но Том не обращал на нее внимания… Обливаясь слезами, бедная девочка так же, как и Энни, не могла поверить, что Том может быть таким безжалостным и жестоким.
– У него был выбор – сопротивляться жизни или принять ее.
– Не было у него никакого выбора.
– Был. Трудный, но был. Он мог становиться все более несчастным. Но он предпочел дойти до последней черты, узнать, каково это. А потом решил принять жизнь с ее правилами.
Том повернулся к Грейс и положил руки ей на плечи.
– То, что произошло с ним, когда он лежал вот здесь, в грязи, он не мог представить даже в страшном сне. И вот что я тебе скажу. Он понял, что ничего ужасного не случилось. Даже когда ты встала на него. Он понял, что ему не хотят вреда. За самым мрачным часом всегда наступает рассвет. Этот час Пилигрим встретил здесь и сумел пережить его. Ты понимаешь меня?
Грейс утирала слезы, пытаясь уяснить слова Тома.
– Не знаю, – ответила она. – Думаю, понимаю.
Теперь Том повернулся к Энни, его глаза обрели ласковое и несколько умоляющее выражение – такого Тома она наконец могла понять…
– Энни? А ты понимаешь? Очень важно, чтобы ты поняла. Иногда то, что выглядит полным поражением, вовсе им не является. Я говорю о том, что происходит в наших душах. Об умении принимать жизнь такой, какая она есть на самом деле – как бы больно это ни было. Потому что неприятие жизни приносит боль несравненно большую. Энни, я знаю: ты понимаешь, что я хочу сказать.
Энни кивнула, вытерла слезы, силясь улыбнуться. Конечно же, Том говорит сейчас о ней и для нее. Его слова относились не столько к Пилигриму, сколько к ним – к тому, что происходит между ними. Однако, изобразив понимание, Энни так до конца и не уяснила мысль Тома, надеясь, что хотя бы со временем постигнет его слова.
* * *
Грейс смотрела, как с Пилигрима снимают путы и отвязывают веревки от уздечки и седла. Конь еще немного полежал, не шевелясь, только поглядывая на них одним глазом. Затем неуверенно поднялся на ноги, отряхнулся и, тихонько и радостно заржав, сделал несколько шагов, как бы проверяя, все ли у него на месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99