Он увидел выражение ее глаз. Тогда в Моткоме она рассказала ему о себе все, утаив только одно – свое чувство вины. Этого она не могла бы признать никогда, ни при каких обстоятельствах.
– Тебе этого не понять, – холодно сказала она.
– Ошибаешься! Очень хорошо понимаю! Что-что, а чувство вины я понимаю прекрасно!
На этих словах она снова посмотрела ему в глаза.
– Понять-то я это могу, но считаю, что с этим пора кончать. Хватит обрекать себя на бесконечные страдания.
– Откуда тебе это знать? – не скрывая злости, воскликнула она. Джон коснулся ее самого больного места. – Откуда тебе знать, что я чувствую!
– Нет, этого я не знаю, – просто ответил он. – Хотя я почти на сорок лет старше тебя, я, конечно, не могу представить, что творится у тебя в душе, как ты страдаешь. Я знаю одно: ты не должна считать свои беды и несчастья карой небесной. С чувством вины очень трудно жить, Франческа. Если ты его не преодолеешь, оно тебя погубит.
– Но я ничего не могу с ним поделать! – Она вскочила, забилась в угол.
– Послушай меня, Франческа. – Голос Джона зазвучал тише и мягче. – Послушай. – Он взглянул на нее и увидел, как безвольно опустились ее плечи. – Худа без добра не бывает. Вдруг случается такое, чего и не ждешь. Но под лежачий камень вода не течет. Надо дать судьбе шанс. Что бы ни случилось, нельзя опускать руки. Надо бороться.
– А если я не хочу бороться? – в упор спросила она.
– Раз так, сдавайся. Ты уже, по сути дела, сдалась.
Он заметил, как блеснули ее глаза при этих словах, и понял, как глубоко ее задел.
Джон подошел к двери, бесшумно открыл ее и вышел. Она его не остановила.
Франческа долго стояла у окна, глядя в сад, перекопанный их руками, на кусты, посаженные ее руками в прошлый выходной, когда ей удалось купить саженцы на деньги, сэкономленные от получки в студии Дейва Йейтса. Она смотрела на увитую жимолостью изгородь и на ворота, еще не перекрашенные, но уже подготовленные к покраске в сочный зеленый цвет. Да, худа без добра не бывает.
Впервые за последние месяцы она вспомнила Джованни, а потом подумала о Патрике. Из насилия и убийства родилась любовь – пусть недолгая, но любовь. А из предательства и разочарования возникли этот дом, надежное существование, Джон. Франческа дохнула на стекло и на пятнышке тумана нарисовала сердце, свое сердце, и уже хотела добавить, как всегда это делала, слезинку, но удержалась.
Джон прав. Она была счастлива, работая у Дейва Йейтса, она начинала жить новой жизнью. У нее появился шанс изменить течение судьбы. И теперь еще было не поздно вернуться к этому сначала. Всего-то и требовалось – пойти к нему и все объяснить. А если он не поверит… Она решительно прикусила губу. А если он все же не поверит, по крайней мере моя совесть будет чиста – я сделала все, что зависело от меня. Надо изменять обстоятельства, если они не устраивают, – это Джон верно сказал. Она набрала в грудь побольше воздуха и отвернулась от окна. Именно это я и должна сделать!
– Джон!
Она появилась в дверях кухни в пальто и с беретом на голове.
Он обернулся, снял очки, в которых читал газету, и внимательно посмотрел на нее.
– Я еду повидаться с Дейвом, – сказала она. – Ты прав, надо рассказать ему насчет Мэтта.
– Мне пойти с тобой?
Еще нынче утром он даже не думал о том, чтобы сказать ей все то, что потом наговорил в гостиной, и теперь мучился – не слишком ли он далеко зашел. Сейчас он понял, что сделал все правильно.
– Справишься сама?
– Да. Не беспокойся. – Голос ее звучал твердо и решительно. Неожиданно она улыбнулась: – Хотя, по правде говоря, ужасно боюсь.
Джон улыбнулся в ответ.
– Бояться нечего. Все будет хорошо.
– Ну посмотрим. – У нее вдруг засосало под ложечкой.
– Джон, а вдруг…
– Ничего не бойся. Иди. – Он проводил ее до двери. – Задай им там всем жару!
Она кивнула, запахнула поплотнее пальто, надвинула берет до самых ушей и вышла навстречу неприветливому утру.
Дейва разбудил настойчивый звонок в дверь. Он только сейчас заметил, что, оказывается, улегся на куске очень дорогого кашемира. Открывать он пошел не сразу. Не сразу удалось сообразить, где он, оторвать голову от рулона кашемира, на котором она покоилась, и продрать глаза. Похмелье было тяжелым.
– А, черт! – от резкого движения в голове гулко застучало. Он схватился за виски. – Кого еще черт несет! – Ему с трудом удалось сесть, сохраняя равновесие, но тут же стала подступать тошнота. Громко застонав, он с трудом поднялся на ноги и тут же рухнул, ударившись головой о металлическую корзинку для бумаги. Звонок продолжал настойчиво звенеть.
Почувствовав себя немножко лучше, он нащупал кнопку, открывающую дверь на входе, и рухнул на кожаный диван в углу студии, удивляясь, почему не сделал этого вчера вечером. В голове смутно забрезжили какие-то тревожные воспоминания о вчерашних событиях, но начавшаяся опять тошнота заглушила их. Как он попал на раскройный стол? Слава Богу, что хоть не свалился с него посреди ночи, а то непременно сломал бы шею.
Он услышал, как открывается дверь, и поднял руку для приветствия.
– Прошу! – с преувеличенной учтивостью воскликнул он и тут же опять скис. Да, чувствовал он себя препохабно.
– Привет, Дейв! – Франческа на цыпочках вошла в студию, боясь, что ее башмаки слишком громко стучат. Она сразу увидела Дейва с трехдневной щетиной, спутанными волосами, в мятой одежде, грязного. В комнате воняло перегаром. Этот запах был хорошо ей знаком.
– Дейв! – Она опять обратилась к нему, уже менее уверенно.
– Да? – Он оторвал ладонь от лица и медленно открыл глаза, чтобы увидеть – кто же нарушает течение неприятного процесса похмельного синдрома. Увидев на пороге одетую Франческу, он отчетливо вспомнил то, что произошло накануне.
– Господи Боже! – Он резко поднялся, и Франческа инстинктивно отпрянула.
– Ах, извините! Я не хотел. – Он прижал ладонь ко рту. – Прости, – успел он выговорить, и его стошнило.
– Фу-ты, черт. – Дейв вытер рот рукавом рубашки и опять повалился на диван. – Прости, я понимаю, что это отвратительно. – Он сделал два глубоких вздоха. – Черт, рад тебя видеть. – Он прикрыл глаза и проглотил комок, подкативший к горлу. – Я должен перед тобой извиниться, Франческа. Еще как извиниться! Я был просто распоследний сукин сын. Башку мне за это оторвать! – Он потер висок. – Не будешь ли так добра – поискать чего-нибудь от головной боли?
Она кивнула.
– И водички захвати. У меня во рту, как у попугая в заднице.
Через пять минут Франческа принесла воду, намоченную салфетку, зубную щетку, которую Дейв держал в кухне про запас, таблетки и соду. Она знала, как исцелять тяжелое похмелье.
Все это она разложила на стуле перед диваном, на котором лежал Дейв. Он приоткрыл глаза и криво улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
– Тебе этого не понять, – холодно сказала она.
– Ошибаешься! Очень хорошо понимаю! Что-что, а чувство вины я понимаю прекрасно!
На этих словах она снова посмотрела ему в глаза.
– Понять-то я это могу, но считаю, что с этим пора кончать. Хватит обрекать себя на бесконечные страдания.
– Откуда тебе это знать? – не скрывая злости, воскликнула она. Джон коснулся ее самого больного места. – Откуда тебе знать, что я чувствую!
– Нет, этого я не знаю, – просто ответил он. – Хотя я почти на сорок лет старше тебя, я, конечно, не могу представить, что творится у тебя в душе, как ты страдаешь. Я знаю одно: ты не должна считать свои беды и несчастья карой небесной. С чувством вины очень трудно жить, Франческа. Если ты его не преодолеешь, оно тебя погубит.
– Но я ничего не могу с ним поделать! – Она вскочила, забилась в угол.
– Послушай меня, Франческа. – Голос Джона зазвучал тише и мягче. – Послушай. – Он взглянул на нее и увидел, как безвольно опустились ее плечи. – Худа без добра не бывает. Вдруг случается такое, чего и не ждешь. Но под лежачий камень вода не течет. Надо дать судьбе шанс. Что бы ни случилось, нельзя опускать руки. Надо бороться.
– А если я не хочу бороться? – в упор спросила она.
– Раз так, сдавайся. Ты уже, по сути дела, сдалась.
Он заметил, как блеснули ее глаза при этих словах, и понял, как глубоко ее задел.
Джон подошел к двери, бесшумно открыл ее и вышел. Она его не остановила.
Франческа долго стояла у окна, глядя в сад, перекопанный их руками, на кусты, посаженные ее руками в прошлый выходной, когда ей удалось купить саженцы на деньги, сэкономленные от получки в студии Дейва Йейтса. Она смотрела на увитую жимолостью изгородь и на ворота, еще не перекрашенные, но уже подготовленные к покраске в сочный зеленый цвет. Да, худа без добра не бывает.
Впервые за последние месяцы она вспомнила Джованни, а потом подумала о Патрике. Из насилия и убийства родилась любовь – пусть недолгая, но любовь. А из предательства и разочарования возникли этот дом, надежное существование, Джон. Франческа дохнула на стекло и на пятнышке тумана нарисовала сердце, свое сердце, и уже хотела добавить, как всегда это делала, слезинку, но удержалась.
Джон прав. Она была счастлива, работая у Дейва Йейтса, она начинала жить новой жизнью. У нее появился шанс изменить течение судьбы. И теперь еще было не поздно вернуться к этому сначала. Всего-то и требовалось – пойти к нему и все объяснить. А если он не поверит… Она решительно прикусила губу. А если он все же не поверит, по крайней мере моя совесть будет чиста – я сделала все, что зависело от меня. Надо изменять обстоятельства, если они не устраивают, – это Джон верно сказал. Она набрала в грудь побольше воздуха и отвернулась от окна. Именно это я и должна сделать!
– Джон!
Она появилась в дверях кухни в пальто и с беретом на голове.
Он обернулся, снял очки, в которых читал газету, и внимательно посмотрел на нее.
– Я еду повидаться с Дейвом, – сказала она. – Ты прав, надо рассказать ему насчет Мэтта.
– Мне пойти с тобой?
Еще нынче утром он даже не думал о том, чтобы сказать ей все то, что потом наговорил в гостиной, и теперь мучился – не слишком ли он далеко зашел. Сейчас он понял, что сделал все правильно.
– Справишься сама?
– Да. Не беспокойся. – Голос ее звучал твердо и решительно. Неожиданно она улыбнулась: – Хотя, по правде говоря, ужасно боюсь.
Джон улыбнулся в ответ.
– Бояться нечего. Все будет хорошо.
– Ну посмотрим. – У нее вдруг засосало под ложечкой.
– Джон, а вдруг…
– Ничего не бойся. Иди. – Он проводил ее до двери. – Задай им там всем жару!
Она кивнула, запахнула поплотнее пальто, надвинула берет до самых ушей и вышла навстречу неприветливому утру.
Дейва разбудил настойчивый звонок в дверь. Он только сейчас заметил, что, оказывается, улегся на куске очень дорогого кашемира. Открывать он пошел не сразу. Не сразу удалось сообразить, где он, оторвать голову от рулона кашемира, на котором она покоилась, и продрать глаза. Похмелье было тяжелым.
– А, черт! – от резкого движения в голове гулко застучало. Он схватился за виски. – Кого еще черт несет! – Ему с трудом удалось сесть, сохраняя равновесие, но тут же стала подступать тошнота. Громко застонав, он с трудом поднялся на ноги и тут же рухнул, ударившись головой о металлическую корзинку для бумаги. Звонок продолжал настойчиво звенеть.
Почувствовав себя немножко лучше, он нащупал кнопку, открывающую дверь на входе, и рухнул на кожаный диван в углу студии, удивляясь, почему не сделал этого вчера вечером. В голове смутно забрезжили какие-то тревожные воспоминания о вчерашних событиях, но начавшаяся опять тошнота заглушила их. Как он попал на раскройный стол? Слава Богу, что хоть не свалился с него посреди ночи, а то непременно сломал бы шею.
Он услышал, как открывается дверь, и поднял руку для приветствия.
– Прошу! – с преувеличенной учтивостью воскликнул он и тут же опять скис. Да, чувствовал он себя препохабно.
– Привет, Дейв! – Франческа на цыпочках вошла в студию, боясь, что ее башмаки слишком громко стучат. Она сразу увидела Дейва с трехдневной щетиной, спутанными волосами, в мятой одежде, грязного. В комнате воняло перегаром. Этот запах был хорошо ей знаком.
– Дейв! – Она опять обратилась к нему, уже менее уверенно.
– Да? – Он оторвал ладонь от лица и медленно открыл глаза, чтобы увидеть – кто же нарушает течение неприятного процесса похмельного синдрома. Увидев на пороге одетую Франческу, он отчетливо вспомнил то, что произошло накануне.
– Господи Боже! – Он резко поднялся, и Франческа инстинктивно отпрянула.
– Ах, извините! Я не хотел. – Он прижал ладонь ко рту. – Прости, – успел он выговорить, и его стошнило.
– Фу-ты, черт. – Дейв вытер рот рукавом рубашки и опять повалился на диван. – Прости, я понимаю, что это отвратительно. – Он сделал два глубоких вздоха. – Черт, рад тебя видеть. – Он прикрыл глаза и проглотил комок, подкативший к горлу. – Я должен перед тобой извиниться, Франческа. Еще как извиниться! Я был просто распоследний сукин сын. Башку мне за это оторвать! – Он потер висок. – Не будешь ли так добра – поискать чего-нибудь от головной боли?
Она кивнула.
– И водички захвати. У меня во рту, как у попугая в заднице.
Через пять минут Франческа принесла воду, намоченную салфетку, зубную щетку, которую Дейв держал в кухне про запас, таблетки и соду. Она знала, как исцелять тяжелое похмелье.
Все это она разложила на стуле перед диваном, на котором лежал Дейв. Он приоткрыл глаза и криво улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117