Дети невероятно чувствительны к подобным вещам. Ребенок, которого заваливают всем, что только можно купить за деньги, но лишают единственного, чего за деньги купить нельзя, вырастает в агрессивную, неуравновешенную личность.
– Так. Значит, по-твоему, я воспитываю из Клэр малолетнего преступника, правильно я тебя понял?
– Ладно, забудь, – вздохнула она. – До тебя не достучишься, не так ли?
– С Клэр у меня и в самом деле маловато опыта, – с видимой неохотой признал он. Потом посмотрел на Кэтрин из-под густых черных ресниц. – Ее мать использовала ее против меня – в качестве орудия мести за развод. Мне разрешали встречаться с Клэр, но только тогда, когда это подходило ее матери, причем очень часто в такой обстановке, что я просто не мог свободно общаться с дочерью.
– Но почему она это делала? – поразилась Кэтрин, и его рот искривился.
– Да потому что таковы женщины, разве нет?
– Не все женщины! – возмутилась Кэтрин.
– И ты провозглашаешь это во всеоружии добра и святости, верно? – В его тоне явно слышался сарказм, и она покраснела.
– Не втягивай меня в ваши отношения. Если желаешь сплавить ее, отослав к воспитательнице, – что ж, вперед, действуй. – Она поднялась и прошла к раковине с чашкой в руке. – А я, если не возражаешь, уезжаю домой. Мне в самом деле пора.
– Зачем? Тебя там что, Дэвид дожидается? – Он развернулся на стуле в ее сторону.
– Никто меня там не ждет, – холодно ответила она. – Но это вовсе не означает, что я намерена оставаться здесь и выслушивать оскорбления. Хочешь верь, хочешь нет, но я предпочитаю вместо этого сидеть в моем пустом доме и считать трещины на потолке..
Он тоже встал и быстро, с кошачьей грацией двинулся к ней.
– Пойду найду пиджак, – осторожно вымолвила она.
– Я принесу. – Он вышел из кухни, пару минут спустя вернулся с пиджаком и развернул его, чтобы она оделась. Кэтрин с большим удовольствием натянула бы его сама, но все же приняла помощь, каждой клеточкой ощущая близость его тела.
Он повернул ее к себе лицом, не убирая рук с воротника.
– Ты не хочешь остаться и перекусить? – спросил он, и Кэтрин отрицательно покачала головой.
Она могла бы не раздумывая ответить ему, что этого ей хотелось меньше всего на свете. Даже свалиться в яму со змеями, пожалуй, не так опасно.
– А почему нет? – Жесткая улыбка исказила его рот.
– Дома у меня есть чем поужинать, – чуть неуверенно произнесла она.
– Причина именно в этом?
– А в чем же еще? – В ее голосе звенела тревога, но она все же изо всех сил пыталась сохранить спокойствие, не замечать, что его близость удушающими тисками сжимает ей горло.
– Может, напугана до смерти и сбегаешь? – Он рассмеялся. – Когда ты ворвалась в мой дом, чтобы заявить о своем безразличии ко мне, я не мог избавиться от странного ощущения. Почему-то мне подобная страстность показалась преувеличенной.
Мне не следовало этого делать, покрываясь холодным потом, подумала она. Разве можно было забыть о невероятной проницательности Доминика Дюваля, когда дело касалось оттенков и нюансов человеческого поведения?
– Ты себе льстишь, – буркнула она, а его ладони оставили воротник ее пиджака и легли ей на щеки, обжигая кожу, вызывая внутри ее пламя, которое, конечно, погасло бы, если бы она смогла не обращать на него внимания.
– Вот как? А может, ты опасаешься, что, окажись мы слишком близко, твое тело начнет вытворять такие вещи, каких сознание бы не позволило?
– Какая чушь! Пожалуйста, пусти меня.
– Или что?
– Или я так врежу тебе по ноге, что тебе придется сидеть дома с переломом лодыжки.
– Такой огонь, – пробормотал он, – и прячется под чопорной одеждой и чопорной миной. Ты что, все шесть лет заливала пламя в надежде, что оно в конце концов потухнет?
– Не знаю и не хочу знать, о чем ты! – Смелое заявление, добавила она про себя. Какая жалость, что его подпортила полнейшая сумятица у нее внутри.
– Прекрасно знаешь, – сказал он.
– Я учитель, мистер Дюваль! – начала она, и он снова рассмеялся, как будто ее доводы казались ему невероятно забавными. – А этот огонь вам почудился.
– Проверим? – Он набросился на ее рот, с силой запрокинув ее голову назад, раздвигая языком губы, проникая внутрь.
Кэтрин отпихивала его что есть мочи, но он лишь сильнее целовал ее, грубо, до боли, прижимая ее спиной к кухонной стойке.
Она услышала свой стон – хриплый, постыдный звук, – и его руки, оставив лицо, пустились в путь по ее телу: забрались под свитер, двинулись выше, пока наконец она не почувствовала, как они скользнули под кружева бюстгальтера и легли на груди.
Набухшие, изнывающие груди заполнили его ладони, и он зарылся губами в ямочку на ее шее, отчего голова Кэтрин еще сильнее откинулась назад, а тело выгнулось под лаской его ищущих пальцев.
Все мысли покинули ее, когда он приподнял свитер, обнажил грудь и наконец склонился над ней, обжигая языком твердые, острые соски. Он приник губами сначала к одному соску, затем к другому, и Кэтрин, распростершись на стойке, замерла в позе, которая даже ее затуманенному сознанию представлялась шокирующе бесстыдной.
Все тело вопило от того, что происходило внутри ее, между бедрами стало влажно, но эта влага ее желания лишь переполнила ее отчаянием и унижением.
Она отпихнула его, но, когда он ее отпустил, по-прежнему дрожала как осиновый лист.
– Так-таки нет огня, а, Кэтрин? – поддел он, и она вскинула на него злые глаза.
– Какое ты из всего этого вынес удовлетворение?
– Огромное. Теперь я знаю, что мог бы взять тебя, если бы захотел. Однажды ты ушла от меня, но сейчас, будь моя воля, ты стала бы моей добычей. Разве это не достаточное удовлетворение?
– Возможно, меня все еще тянет к тебе, – в ужасе от своих слов прошептала она, – но твоей я бы никогда не стала!
– Никогда? – Он растянул губы в холодной улыбке. – Поосторожнее, моя крошка учительница, может статься, ты узнаешь, что у прошлого есть когти, которые вдруг возьмут да и вцепятся в тебя, даже через столько лет.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Рождественский спектакль прекрасно продвигался. Репетиции приносили уйму радости десяткам малышей, сосредоточенно пытавшихся выучить библейские стихи и псалмы.
До великого события оставалось две недели, и всего лишь три – до Рождества, поэтому вся атмосфера в школе дышала радостным волнением.
Обычно Кэтрин от души наслаждалась всей этой суетой. Ей как сейчас помнились безрадостные рождественские вечера ее детства. Правда, она вместе со всеми участвовала в представлениях, но переполнявшее ее детское желание довести свою роль до совершенства в надежде, что мать хоть на этот раз развеселится и улыбнется ей из зала, превращало для нее этот праздник в муку.
Во время представления она сосредоточенно хмурилась и так старалась, что веселье и непосредственность исчезали, и она понимала, вглядываясь в мамино лицо, что снова потерпела неудачу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43