Так пусть же такое не повторится. Я должен стоять как скала.
Сделай это для меня, о Луна, и клянусь, что я не сожгу ни один город моих врагов до наступления темноты. И тогда ты, о Луна, успеешь подняться в небо, чтобы яркие языки пламени приветствовали тебя. Они докажут, что твой слуга изо всех сил старается прославить тебя.
Аттила говорил и говорил, голос его то гремел раскатами грома, то снижался до шепота. Наконец, руки его опустились и он вернулся к земным делам, обнаружив, что ужасно голоден.
Онегезий ждал его за дверью с факелом в руке, дабы осветить лестницу в обеденный зал. Аттила слышал доносящийся сверху гомон. Его военноначальники, возбужденные казнью, похоже, тоже проголодались.
— Все кончено, — констатировал Аттила, кивнул Онегезию.
— Да, о король королей, — последовал ответ. — Я строго следовал твоим указаниям. Собралась большая толпа. Люди приветствовали твое решение пощадить остальных.
— Кому не повезло?
В свете факела Аттила заметил, что Онегезий бледен и очень нервничает. Он шумно проглотил слюну, прежде чем ответить.
— Первым был Галата из Восточной Сарматии, — последовала пауза. — Он заверещал, когда было названо его имя. Стражникам пришлось тащить его к плахе.
— Он всегда доставлял мне много хлопот. Я рад, что ему отрубили голову. Кто второй?
— Аталарих из Тюрингии.
Глаза Аттилы грозно блеснули, но, прежде чем он успел произнести хоть слово, Онегезий продолжил.
— Тут что-то нечисто, о Великий. Я… я не подчинился тебе, потому что знал, что ты не хочешь смерти Аталариха. Я не опустил листок с его именем в ящик, из которого тянули жребий. Я оставил его при себе. Смотри, — он вытащил из-под пояса полоску пергамента с именем короля Тюрингии. — Но в числе двух, приговоренных к смерти, был назван Аталарих. Что я мог поделать? Я не мог заявить, что произошла ошибка, что он не должен умереть. Я не мог сказать, что кто-то подменил листок с именем. Оставалось лишь стоять и смотреть, как умирает Аталарик.
— Как такое могло случится? — голос Аттилы звенел от ярости. — Кто мог это сделать? — он повертел в руках полоску пергамента. — Кто желал смерти Аталариху? А может, это проявление воли богов? Свидетельство того, что мне нельзя брать в жены эту девушку? Неужели боги отвернулись от меня? Твой обман мог разозлить их.
— Нет, нет! — вскричал Онегезий. — Это сделали те, кто имел непосредственное отношение к жеребьевке. Несколько человек могли подменить пергамент с именем. Я все устроил так, чтобы никто не узнал, что листков было девять. Как только из ящика вытянули два листка, остальные тут же сожгли. А уж потом были зачитаны имена тех, на кого указал жребий. В процедуре жеребьевки принимали участи четверо. О великий Танджо, нет сомнения, что это дело рук человеческих. И не составит труда узнать правду.
В наступившем молчании Аттила опустил голову, и Онегезий мог лишь гадать, о чем думает его господин. Поверил ли он ему? Он склоняется к мысли, что наказать надобно его, Онегезия, своими проделками разгневавшего богов?
— Кто мог сыграть со мной такую шутку? — спросил наконец Аттила.
Онегезий облегченно вздохнул. Козлом отпущения будет кто-то другой.
— Есть люди, которые не хотят, чтобы ты взял себе еще одну жену, да еще такую прекрасную. Она может родить тебе сыновей, которых ты предпочтешь своих детям от других жен.
Аттила вскинул голову.
— Это возможно.
Пальцы его правой руки напряглись, словно сжимаясь на нежной шее той, кто порушила его планы.
— Он умер достойно?
— Как настоящий мужчина, о великий Танджо. Не то что этот Галата.
— Не называй мне имена тех, кто принимал участие в жеребьевке. Я должен подумать. А что девушка? Где она?
— Она горюет. Айя говорит, что девушка беспрестанно повторяет, что жизнь теперь для нее ничто, и она хочет умереть.
Аттила насупился.
— Мне не нужна плачущая и скулящая жена. Может, завтра она придет в себя. Подождем.
Поднимаясь по ступенькам, Аттила споткнулся. Оперся о стену рукой.
— А может, это предупреждение богов? Может, я недостаточно хорошо служу им? Мудрый человек знает, что его обязанность — постоянно ублажать богов. Если он не будет выказывать им знаков внимания, они отвернутся от него.
Шум в обеденном зале разом стих. Когда Аттила поднялся на последнюю ступеньку, его встретила полная тишина. Ему, однако, не пришлось гадать, почему его воины разом онемели: Микка начал рассказывать одну из своих историй.
— Много сотен лет тому назад, когда Саргон был королем Вавилона и весь мир лежал у его ног, жил там бедный портной, маленькая мастерская которого находилась у городских ворот. У бедняги было трое сыновей и все они голодали, потому что отец по бедности не мог купить им достаточно еды. Когда пришел его смертный час, этот бедный человек, который проработал всю жизнь, получив так мало взамен, понял, что принадлежат ему только три вещи, которые он мог оставить сыновьям: игла, нитка и кусок воска. Вызвал он старшего сына и предложил ему выбрать…
Это надо прекратить, подумал Аттила. Незачем моим воинам слушать эти байки для женщин.
Когда занавески отдернулись и Аттила появился на возвышении, у лестницы, ведущей в обеденный зал, Микка оборвал свой рассказ на полуслове. Аттила вскинул в приветствии руку и воины тут же вскочили на ноги с криками: «О великий вождь, пусть боги направят твои стопы в Рим! О, Аттила, вечной тебе жизни!»
Аттила спустился на три ступеньки, вновь поднял руку, на этот раз призывая к тишине.
— Вы видели, как умерли сегодня два человека, отказавшихся выполнить мой приказ. Я помиловал остальных. И теперь, полагаю, в наших рядах не осталось ослушников. И когда мои армии двинутся на врага, я жду от вас абсолютного повиновения.
Сидящие за столиками возбужденно загудели. Светловолосые немцы с севера, ширококостные воины с востока соединили свои голоса, славящие вождя, объединившего всех варваров. Мечи взлетели в воздух, когда он спустился вниз и прошествовал к своему столу.
— Веди нас на Рим! — кричали воины. — На Рим! На Рим! На Рим! Наши мечи жаждут крови сынов Цезаря! Наши стрелы плачут по тиранам! Веди нас на тех, кто смеет звать нас варварами!
Аттила сел. Поднял обе руки, призывая воинов последовать его примеру. Они с готовностью повиновались, поскольку хотели и есть, и пить. Аттила удовлетворенно оглядел зал. Кровавый урок принес требуемый результат. В глазах воинов он видел лишь желание поскорее вступить в бой, готовность исполнить любой его приказ. Именно этого он и добивался. Мои люди, думал он, лучшие воины мира. Они сокрушат легионы и пройдут маршем по площадям Рима.
Многое в тот вечер ласкало его взгляд. Столы ломились от награбленных сокровищ и явств: драгоценные чаши, золотые и серебряные блюда, пряности Востока, деликатесы с севера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Сделай это для меня, о Луна, и клянусь, что я не сожгу ни один город моих врагов до наступления темноты. И тогда ты, о Луна, успеешь подняться в небо, чтобы яркие языки пламени приветствовали тебя. Они докажут, что твой слуга изо всех сил старается прославить тебя.
Аттила говорил и говорил, голос его то гремел раскатами грома, то снижался до шепота. Наконец, руки его опустились и он вернулся к земным делам, обнаружив, что ужасно голоден.
Онегезий ждал его за дверью с факелом в руке, дабы осветить лестницу в обеденный зал. Аттила слышал доносящийся сверху гомон. Его военноначальники, возбужденные казнью, похоже, тоже проголодались.
— Все кончено, — констатировал Аттила, кивнул Онегезию.
— Да, о король королей, — последовал ответ. — Я строго следовал твоим указаниям. Собралась большая толпа. Люди приветствовали твое решение пощадить остальных.
— Кому не повезло?
В свете факела Аттила заметил, что Онегезий бледен и очень нервничает. Он шумно проглотил слюну, прежде чем ответить.
— Первым был Галата из Восточной Сарматии, — последовала пауза. — Он заверещал, когда было названо его имя. Стражникам пришлось тащить его к плахе.
— Он всегда доставлял мне много хлопот. Я рад, что ему отрубили голову. Кто второй?
— Аталарих из Тюрингии.
Глаза Аттилы грозно блеснули, но, прежде чем он успел произнести хоть слово, Онегезий продолжил.
— Тут что-то нечисто, о Великий. Я… я не подчинился тебе, потому что знал, что ты не хочешь смерти Аталариха. Я не опустил листок с его именем в ящик, из которого тянули жребий. Я оставил его при себе. Смотри, — он вытащил из-под пояса полоску пергамента с именем короля Тюрингии. — Но в числе двух, приговоренных к смерти, был назван Аталарих. Что я мог поделать? Я не мог заявить, что произошла ошибка, что он не должен умереть. Я не мог сказать, что кто-то подменил листок с именем. Оставалось лишь стоять и смотреть, как умирает Аталарик.
— Как такое могло случится? — голос Аттилы звенел от ярости. — Кто мог это сделать? — он повертел в руках полоску пергамента. — Кто желал смерти Аталариху? А может, это проявление воли богов? Свидетельство того, что мне нельзя брать в жены эту девушку? Неужели боги отвернулись от меня? Твой обман мог разозлить их.
— Нет, нет! — вскричал Онегезий. — Это сделали те, кто имел непосредственное отношение к жеребьевке. Несколько человек могли подменить пергамент с именем. Я все устроил так, чтобы никто не узнал, что листков было девять. Как только из ящика вытянули два листка, остальные тут же сожгли. А уж потом были зачитаны имена тех, на кого указал жребий. В процедуре жеребьевки принимали участи четверо. О великий Танджо, нет сомнения, что это дело рук человеческих. И не составит труда узнать правду.
В наступившем молчании Аттила опустил голову, и Онегезий мог лишь гадать, о чем думает его господин. Поверил ли он ему? Он склоняется к мысли, что наказать надобно его, Онегезия, своими проделками разгневавшего богов?
— Кто мог сыграть со мной такую шутку? — спросил наконец Аттила.
Онегезий облегченно вздохнул. Козлом отпущения будет кто-то другой.
— Есть люди, которые не хотят, чтобы ты взял себе еще одну жену, да еще такую прекрасную. Она может родить тебе сыновей, которых ты предпочтешь своих детям от других жен.
Аттила вскинул голову.
— Это возможно.
Пальцы его правой руки напряглись, словно сжимаясь на нежной шее той, кто порушила его планы.
— Он умер достойно?
— Как настоящий мужчина, о великий Танджо. Не то что этот Галата.
— Не называй мне имена тех, кто принимал участие в жеребьевке. Я должен подумать. А что девушка? Где она?
— Она горюет. Айя говорит, что девушка беспрестанно повторяет, что жизнь теперь для нее ничто, и она хочет умереть.
Аттила насупился.
— Мне не нужна плачущая и скулящая жена. Может, завтра она придет в себя. Подождем.
Поднимаясь по ступенькам, Аттила споткнулся. Оперся о стену рукой.
— А может, это предупреждение богов? Может, я недостаточно хорошо служу им? Мудрый человек знает, что его обязанность — постоянно ублажать богов. Если он не будет выказывать им знаков внимания, они отвернутся от него.
Шум в обеденном зале разом стих. Когда Аттила поднялся на последнюю ступеньку, его встретила полная тишина. Ему, однако, не пришлось гадать, почему его воины разом онемели: Микка начал рассказывать одну из своих историй.
— Много сотен лет тому назад, когда Саргон был королем Вавилона и весь мир лежал у его ног, жил там бедный портной, маленькая мастерская которого находилась у городских ворот. У бедняги было трое сыновей и все они голодали, потому что отец по бедности не мог купить им достаточно еды. Когда пришел его смертный час, этот бедный человек, который проработал всю жизнь, получив так мало взамен, понял, что принадлежат ему только три вещи, которые он мог оставить сыновьям: игла, нитка и кусок воска. Вызвал он старшего сына и предложил ему выбрать…
Это надо прекратить, подумал Аттила. Незачем моим воинам слушать эти байки для женщин.
Когда занавески отдернулись и Аттила появился на возвышении, у лестницы, ведущей в обеденный зал, Микка оборвал свой рассказ на полуслове. Аттила вскинул в приветствии руку и воины тут же вскочили на ноги с криками: «О великий вождь, пусть боги направят твои стопы в Рим! О, Аттила, вечной тебе жизни!»
Аттила спустился на три ступеньки, вновь поднял руку, на этот раз призывая к тишине.
— Вы видели, как умерли сегодня два человека, отказавшихся выполнить мой приказ. Я помиловал остальных. И теперь, полагаю, в наших рядах не осталось ослушников. И когда мои армии двинутся на врага, я жду от вас абсолютного повиновения.
Сидящие за столиками возбужденно загудели. Светловолосые немцы с севера, ширококостные воины с востока соединили свои голоса, славящие вождя, объединившего всех варваров. Мечи взлетели в воздух, когда он спустился вниз и прошествовал к своему столу.
— Веди нас на Рим! — кричали воины. — На Рим! На Рим! На Рим! Наши мечи жаждут крови сынов Цезаря! Наши стрелы плачут по тиранам! Веди нас на тех, кто смеет звать нас варварами!
Аттила сел. Поднял обе руки, призывая воинов последовать его примеру. Они с готовностью повиновались, поскольку хотели и есть, и пить. Аттила удовлетворенно оглядел зал. Кровавый урок принес требуемый результат. В глазах воинов он видел лишь желание поскорее вступить в бой, готовность исполнить любой его приказ. Именно этого он и добивался. Мои люди, думал он, лучшие воины мира. Они сокрушат легионы и пройдут маршем по площадям Рима.
Многое в тот вечер ласкало его взгляд. Столы ломились от награбленных сокровищ и явств: драгоценные чаши, золотые и серебряные блюда, пряности Востока, деликатесы с севера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109