Он формулировал вопросы таким образом, что свидетелю было непросто, а то и неприятно на них отвечать.
– Что вы сделали, найдя заключенного рядом с постелью госпожи Агнес?
– Я начал громко возмущаться.
– Что он вам сказал в качестве объяснения?
– Он сказал, что мадам потеряла сознание во время разговора с ним и он поспешил помочь ей.
– Вы считаете, что он так и сделал?
– Да, сударь. На столике рядом с постелью стояла чаша. В ней была жидкость.
– Вы думаете, что он дал ей часть того, что там находилось?
– Да, мне уже сказали об этом.
– Правильно. Де Вандом сообщила вам об этом. В каком состоянии находилась госпожа Агнес?
– Она была в полубессознательном состоянии – и я сразу понял, что визит Кера был губительным для нее.
– Вы считаете, это произошло из-за того, что он ей дал что-то выпить?
– Я уверен, что это не принесло ей пользы. Он не разбирается в медицине. Откуда Керу было знать, что ей нужно?
С каждой секундой заключенный все яснее понимал, что ситуация немного меняется. Судьи также осознали это, но не вызвать в суд де Пуатевана, личного доктора мадам Агнес Сорель, они не могли. Он, как и Прежан Кеннеди, нарушал стройный хор голосов подкупленных свидетелей.
Жак Кер был уверен, что ни один из скользких вопросов де Пуатевану не зададут. Он оказался прав. Дювэ взял на себя основной груз допроса. Он так хитро формулировал вопросы, что показания свидетеля в отношении яда как бы совпадали с показаниями предыдущих свидетелей. После целого часа искусных маневров никто в аудитории (кроме Кера и де Пуатевана) не сомневался в том, что все идет так, как и прежде.
Дювэ взглянул на своих коллег – Гийом Гуффье понял и ответил кивком. Дювэ прищурился и повернулся к свидетелю.
– У меня есть еще один вопрос. После того как Жак Кер дал Агнес Сорель попить и покинул дом, вы были уверены, что она умирает?
– Было абсолютно ясно, что сил у нее становится все меньше. Но…
– Благодарю вас, доктор. Достаточно.
Дювэ небрежно махнул рукой в знак того, что свидетель свободен.
2
Жак Кер ни на секунду не сомневался, что его признают виновным, и ужасно страдал от собственного бессилия. Бороться против лжесвидетелей было невозможно. Он почувствовал небольшую надежду, когда стал давать показания Робер де Пуатеван, но эта надежда потухла. Он не сводил взгляда с узкого окна, через которое последние лучи солнца проникали в зал. Ему казалось символичным, что видимый кусок неба уменьшался и темнел. «Все кончено, – подумал он. – Нет никакой возможности справиться с этим бесконечным нагромождением лжи». Он вдруг заметил, что Пуатеван не покидает свидетельского места. На лице врача застыло удивление. Он никак не мог прийти в себя, потому что ему не задали ни одного действительно важного для следствия вопроса. Гуффье резко повторил:
– Свидетель может быть свободен. Робер де Пуатеван отошел от стола судей.
Но тут произошло нечто. Ни с того ни с сего заговорил Антуан де Шабанн. Отставной вояка – толстый, малоподвижный – странно смотрелся в компании остальных, более молодых членов суда. Он все время сидел молча с отсутствующим видом, и казалось, его совершенно не интересует течение процесса. Возможно, ему в это время грезились круглые башни Сан-Фарго, окруженные лесами, и земли, которые, как он надеялся, вскоре станут его собственностью. Наверное, желание, чтобы эти мечты побыстрее сбылись, побудило его к действию. Он привстал и громко заявил:
– Я желаю задать вопрос свидетелю.
Робер де Пуатеван охотно вернулся на прежнее место. Гийом Гуффье недоверчиво взглянул на коллегу, как бы предчувствуя неладное.
– Уже поздно, – заметил он. – Слушание дела почти закончено.
– У меня небольшой вопрос, но мне хотелось бы его задать. – Старый вояка улыбнулся и покачал огромной головой. – Я заметил несоответствие в показаниях, а вы его заметили? – обратился он к свидетелю. – Вы видели бутылку с ядом на столике рядом с чашей?
Второй раз Жак Кер выпрямился на стуле. Глаза его засверкали, у него вновь пробудился интерес к процессу. Его разум заработал. Кер понимал, что из всех незаданных вопросов судьи боялись именно этого. Гуффье сразу побагровел. Он что-то мысленно говорил де Шабанну, проклинал его, желал провалиться сквозь землю.
Зрители моментально среагировали на изменение сценария. Казалось, они сразу поняли, что события пошли по незапланированному маршруту. В конце концов в комнате воцарилась мертвая тишина.
– Нет, господин судья, – громко ответил Робер де Пуатеван. – Я не видел бутылочку с ядом на столике госпожи Агнес. Ее там не было.
– Но… – продолжал старый вояка, в его тусклых глазах появилось удивление. Он не обратил внимания на то, что его с силой тряс за рукав Гуффье. – Я уверен, что де Вандом, та, в зеленом, сказала, что яд был на столике госпожи Сорель все время и что позже эта Вандом вернулась в комнату и взяла его.
– Сударь, она ошиблась. Она, вероятно, что-то перепутала. Никакого яда там не было.
Гуффье изо всех сил пытался говорить спокойно, но ему это плохо удавалось. Он обратился к свидетелю:
– Нам ясно, что вы были настолько взволнованы случившимся, что просто не обратили на это внимания.
– Нет, сударь. Тут нет ничего ясного и простого. Вы не должны забывать, что флаконы для ядов делаются такой формы, что их ни с чем нельзя перепутать. Совершенно невероятно, чтобы врач не обратил внимания на бутылочку с красной стрелой рядом с ложем пациента. Тем более такого пациента, к которому я всегда относился с вниманием и нежностью, – к леди Агнес Сорель!
– Наверное, дело обстояло так, – продолжал настаивать Гуффье, – обвиняемый совершил ошибку и вернулся в комнату позже и тогда же оставил флакон на столе.
– Нет, нет, сударь! Этого не могло быть! Обвиняемый покинул комнату до того, как я ушел оттуда, и у него не было возможности туда возвратиться!
Антуан де Шабанн, казалось, не понимал, какую ужасную ошибку он совершил. Он поморгал глазами, как сова, и заявил свидетелю:
– Я что-то ничего не понимаю. В любом случае, господин доктор, вам было известно, что в чаше находится яд?
Гуффье погрозил свидетелю, запрещая ему отвечать. Глядя искоса на старого вояку, он сказал:
– Сударь, должен вам сказать, что на этот вопрос он не может дать нормального ответа. Нам неизвестно, проверял ли он содержимое чаши. Я уверен, что наши коллеги согласятся со мной. Вам не стоит продолжать задавать вопросы. Сядьте на место. Помолчите!
Но свидетель уже отвечал на вопрос де Шабанна:
– Я проверил содержимое чаши!
Робер де Пуатеван прекрасно понимал, что подобным заявлением он рискует навлечь на себя гнев королевских министров и, возможно, самого короля. Но он ни секунды не колебался и продолжал давать показания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
– Что вы сделали, найдя заключенного рядом с постелью госпожи Агнес?
– Я начал громко возмущаться.
– Что он вам сказал в качестве объяснения?
– Он сказал, что мадам потеряла сознание во время разговора с ним и он поспешил помочь ей.
– Вы считаете, что он так и сделал?
– Да, сударь. На столике рядом с постелью стояла чаша. В ней была жидкость.
– Вы думаете, что он дал ей часть того, что там находилось?
– Да, мне уже сказали об этом.
– Правильно. Де Вандом сообщила вам об этом. В каком состоянии находилась госпожа Агнес?
– Она была в полубессознательном состоянии – и я сразу понял, что визит Кера был губительным для нее.
– Вы считаете, это произошло из-за того, что он ей дал что-то выпить?
– Я уверен, что это не принесло ей пользы. Он не разбирается в медицине. Откуда Керу было знать, что ей нужно?
С каждой секундой заключенный все яснее понимал, что ситуация немного меняется. Судьи также осознали это, но не вызвать в суд де Пуатевана, личного доктора мадам Агнес Сорель, они не могли. Он, как и Прежан Кеннеди, нарушал стройный хор голосов подкупленных свидетелей.
Жак Кер был уверен, что ни один из скользких вопросов де Пуатевану не зададут. Он оказался прав. Дювэ взял на себя основной груз допроса. Он так хитро формулировал вопросы, что показания свидетеля в отношении яда как бы совпадали с показаниями предыдущих свидетелей. После целого часа искусных маневров никто в аудитории (кроме Кера и де Пуатевана) не сомневался в том, что все идет так, как и прежде.
Дювэ взглянул на своих коллег – Гийом Гуффье понял и ответил кивком. Дювэ прищурился и повернулся к свидетелю.
– У меня есть еще один вопрос. После того как Жак Кер дал Агнес Сорель попить и покинул дом, вы были уверены, что она умирает?
– Было абсолютно ясно, что сил у нее становится все меньше. Но…
– Благодарю вас, доктор. Достаточно.
Дювэ небрежно махнул рукой в знак того, что свидетель свободен.
2
Жак Кер ни на секунду не сомневался, что его признают виновным, и ужасно страдал от собственного бессилия. Бороться против лжесвидетелей было невозможно. Он почувствовал небольшую надежду, когда стал давать показания Робер де Пуатеван, но эта надежда потухла. Он не сводил взгляда с узкого окна, через которое последние лучи солнца проникали в зал. Ему казалось символичным, что видимый кусок неба уменьшался и темнел. «Все кончено, – подумал он. – Нет никакой возможности справиться с этим бесконечным нагромождением лжи». Он вдруг заметил, что Пуатеван не покидает свидетельского места. На лице врача застыло удивление. Он никак не мог прийти в себя, потому что ему не задали ни одного действительно важного для следствия вопроса. Гуффье резко повторил:
– Свидетель может быть свободен. Робер де Пуатеван отошел от стола судей.
Но тут произошло нечто. Ни с того ни с сего заговорил Антуан де Шабанн. Отставной вояка – толстый, малоподвижный – странно смотрелся в компании остальных, более молодых членов суда. Он все время сидел молча с отсутствующим видом, и казалось, его совершенно не интересует течение процесса. Возможно, ему в это время грезились круглые башни Сан-Фарго, окруженные лесами, и земли, которые, как он надеялся, вскоре станут его собственностью. Наверное, желание, чтобы эти мечты побыстрее сбылись, побудило его к действию. Он привстал и громко заявил:
– Я желаю задать вопрос свидетелю.
Робер де Пуатеван охотно вернулся на прежнее место. Гийом Гуффье недоверчиво взглянул на коллегу, как бы предчувствуя неладное.
– Уже поздно, – заметил он. – Слушание дела почти закончено.
– У меня небольшой вопрос, но мне хотелось бы его задать. – Старый вояка улыбнулся и покачал огромной головой. – Я заметил несоответствие в показаниях, а вы его заметили? – обратился он к свидетелю. – Вы видели бутылку с ядом на столике рядом с чашей?
Второй раз Жак Кер выпрямился на стуле. Глаза его засверкали, у него вновь пробудился интерес к процессу. Его разум заработал. Кер понимал, что из всех незаданных вопросов судьи боялись именно этого. Гуффье сразу побагровел. Он что-то мысленно говорил де Шабанну, проклинал его, желал провалиться сквозь землю.
Зрители моментально среагировали на изменение сценария. Казалось, они сразу поняли, что события пошли по незапланированному маршруту. В конце концов в комнате воцарилась мертвая тишина.
– Нет, господин судья, – громко ответил Робер де Пуатеван. – Я не видел бутылочку с ядом на столике госпожи Агнес. Ее там не было.
– Но… – продолжал старый вояка, в его тусклых глазах появилось удивление. Он не обратил внимания на то, что его с силой тряс за рукав Гуффье. – Я уверен, что де Вандом, та, в зеленом, сказала, что яд был на столике госпожи Сорель все время и что позже эта Вандом вернулась в комнату и взяла его.
– Сударь, она ошиблась. Она, вероятно, что-то перепутала. Никакого яда там не было.
Гуффье изо всех сил пытался говорить спокойно, но ему это плохо удавалось. Он обратился к свидетелю:
– Нам ясно, что вы были настолько взволнованы случившимся, что просто не обратили на это внимания.
– Нет, сударь. Тут нет ничего ясного и простого. Вы не должны забывать, что флаконы для ядов делаются такой формы, что их ни с чем нельзя перепутать. Совершенно невероятно, чтобы врач не обратил внимания на бутылочку с красной стрелой рядом с ложем пациента. Тем более такого пациента, к которому я всегда относился с вниманием и нежностью, – к леди Агнес Сорель!
– Наверное, дело обстояло так, – продолжал настаивать Гуффье, – обвиняемый совершил ошибку и вернулся в комнату позже и тогда же оставил флакон на столе.
– Нет, нет, сударь! Этого не могло быть! Обвиняемый покинул комнату до того, как я ушел оттуда, и у него не было возможности туда возвратиться!
Антуан де Шабанн, казалось, не понимал, какую ужасную ошибку он совершил. Он поморгал глазами, как сова, и заявил свидетелю:
– Я что-то ничего не понимаю. В любом случае, господин доктор, вам было известно, что в чаше находится яд?
Гуффье погрозил свидетелю, запрещая ему отвечать. Глядя искоса на старого вояку, он сказал:
– Сударь, должен вам сказать, что на этот вопрос он не может дать нормального ответа. Нам неизвестно, проверял ли он содержимое чаши. Я уверен, что наши коллеги согласятся со мной. Вам не стоит продолжать задавать вопросы. Сядьте на место. Помолчите!
Но свидетель уже отвечал на вопрос де Шабанна:
– Я проверил содержимое чаши!
Робер де Пуатеван прекрасно понимал, что подобным заявлением он рискует навлечь на себя гнев королевских министров и, возможно, самого короля. Но он ни секунды не колебался и продолжал давать показания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136