- Как будто эти идиоты не могли выйти из машин и построиться перед киллерами, чтобы "мерседесы" остались в целости и сохранности...
Обычно такого рода события сталкивали с первой, а то и нескольких последующих газетных полос множество вполне приличных материалов, а коллектив редакции делился на две группы. Одни журналисты просиживали в буфете за чашкой кофе, так как что бы они сейчас ни писали, было работой на корзину. Другие же почти в буквальном смысле слова рыли землю в поисках информации, которая если и не проливала свет на убийство, то позволяла хоть в чем-то обскакать конкурентов.
- А ты чего сюда пришел? - потеплевшим голосом поинтересовался Ситдиков в благодарность за то, что Виктор также не одобрял расстрела "мерседесов".
- Хотел пристроить заметку на экономическую тему, - вздохнул Ребров.
- Интересную?
- Ну... смотря для кого.
- Понятно. Если в твоей заметке никого не убивают, тогда повесь ее на гвоздик в туалете и иди пить кофе, - дружелюбно посоветовал бывалый репортер.
2
Ребров послонялся по редакции, а потом и в самом деле поплелся в буфет. Но и там все разговоры вращались вокруг главного события дня. На этой почве даже серьезно поспорили два признанных редакционных авторитета редактор отдела культуры Ольга Трубина и маститый публицист Игнат Дробинкин, известный тем, что его мнение никогда не совпадало с мнением других.
- Самое страшное, что эти убийства уже стали совершенно обыденным явлением в России! - восклицала маленькая, незаметно для себя самой состарившаяся Трубина.
Не признавая современного искусства, она, как и тридцать лет назад, продолжала писать о состарившихся вместе с ней немногих титанах театра и кино. На их фоне Трубина все еще чувствовала себя молодой, что отражалось в ее когда-то легкомысленных, а теперь смешных нарядах, в прическе, в излишнем жеманстве привыкшей к обожанию галантных поклонников женщины.
- Вас потому страшит пусть и уродливая, но реальная жизнь, что вы привыкли к театральным мелодрамам и искусственным чувствам, - подначивал ее Дробинкин. - Поймите, страна переходит от коммунизма к примитивным формам капитализма, а это не может быть без крови. Я бы даже сказал, без большой крови... Идет колоссальный процесс передела собственности, и именно он, а не ваши театральные постановки определяет сегодня нравы людей.
- Игнат Федорович, побойтесь Бога! - изображая предынфарктное состояние не хуже актеров МХАТа, откинулась на спинку стула Трубина. Оказывается, теперь не моральные устои, не традиции и не воспитание определяют взаимоотношения между людьми, а какой-то процесс... этого вашего передела собственности. Значит, и вы, если вам пообещать кусок пожирнее, тоже пойдете убивать?!
- Не знаю, не знаю. Человек слаб... - дурачился публицист.
- Конечно, чего можно ждать, если вместо Бога нашим соотечественникам подсовывают ваш пресловутый рынок. Мол, молитесь на него, а он сам все отрегулирует, в том числе и взаимоотношения между людьми. И самое страшное, что эти бредовые идеи поддерживаете вы - человек умный, образованный, - с горьким сарказмом бросила Трубина.
- Может, я и молюсь на рынок, зато вы молитесь на иконы из папье-маше и на церкви, нарисованные на кулисах! - парировал Дробинкин.
- Попомните мое слово, Игнат Федорович, меркантильность скоро опять будет не в моде! Тем более в православной России. Сделав ставку на золотого тельца, вы и ваши единоверцы погрузили все наше общество в атмосферу коррупции, страха и... пошлости. Фу! - брезгливо сморщилась Трубина. - Ваши же единомышленники засели в правительстве, в парламенте, но скоро их всех оттуда повыбрасывают и люди на руках принесут туда тех, кого нельзя купить. Это только поначалу ваши молодые реформаторы могли заморочить людям головы своим экономическим экстремизмом. Теперь же опять в почете становятся люди благородные, высоконравственные, способные пожертвовать собой, чтобы защитить других...
Из буфета Виктор возвратился в свою комнату, сел за стол и надолго погрузился в задумчивость. Он чувствовал, что какая-то новая, интересная идея вот-вот должна посетить его, и почти физически ощущал ее присутствие где-то здесь, рядом. Однако она постоянно ускользала.
Ему не давала покоя та дискуссия, свидетелем которой он стал в буфете. При всей ее эпатированности и избытке эмоций, при всей гипертрофированности суждений и категоричности выводов, без чего люди, давно работающие в журналистике, просто не могли обойтись, там было и что-то по-настоящему ценное. Как раз это главное он и пытался выделить, выкристаллизовать, сформулировать.
Помучившись, Ребров взял лист бумаги и написал сверху слова, сказанные Трубиной: "Благородные люди". Подумав еще немного, он дописал: "Защитники общественных интересов". Дальше со словами было туго, зато на листе появилось множество геометрических фигур - квадратов, прямоугольников, ромбов. Размышляя, Виктор всегда что-то рисовал. Наконец, когда практически весь лист бумаги был заштрихован и только в самом низу оставалось совсем немного места, он медленно вывел: "Защита интересов предпринимателей с помощью общественного расследования". И поставил несколько жирных восклицательных знаков.
После этого он взялся за телефон.
К счастью, Алексей Большаков оказался на месте. Поздоровавшись, Виктор прямо спросил:
- Тебе еще нужно, чтобы я генерировал идеи для твоего Союза не очень молодых предпринимателей?
Большаков, не ожидавший такого вопроса, коротко хохотнул:
- Да, конечно.
- Тогда нам надо срочно встретиться. У меня есть очередная идея. Пожалуй, она даже поинтереснее, чем идея создания Института рынка. Во всяком случае внимания к твоему союзу может привлечь гораздо больше. Только действовать надо немедленно!
3
Через полчаса Ребров примчался в союз, переговорил с Алексеем Большаковым и остаток дня провел в страшной запарке, занимаясь сразу несколькими делами, в которых ему помогали уже немного разленившиеся эксперты-рыночники.
Неудавшемуся брокеру Кузьмянкову и его флегматичному другу экс-банкиру Ивакину было поручено собрать информацию обо всех нашумевших убийствах последних лет, где жертвами стали крупные бизнесмены. Другая половина сотрудников Института рынка, состоявшая из несостоявшихся журналистов Точилина и Баля, рассылала по редакциям факсы с приглашениями на экстренную пресс-конференцию.
Как следовало из написанного Виктором текста, Союз молодых российских предпринимателей собирался сделать важное сообщение по поводу убийства директора алюминиевого комбината. Никаких других подробностей в факсе не содержалось, и всем экспертам-рыночникам было строго-настрого запрещено давать по телефону какую-нибудь дополнительную информацию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Обычно такого рода события сталкивали с первой, а то и нескольких последующих газетных полос множество вполне приличных материалов, а коллектив редакции делился на две группы. Одни журналисты просиживали в буфете за чашкой кофе, так как что бы они сейчас ни писали, было работой на корзину. Другие же почти в буквальном смысле слова рыли землю в поисках информации, которая если и не проливала свет на убийство, то позволяла хоть в чем-то обскакать конкурентов.
- А ты чего сюда пришел? - потеплевшим голосом поинтересовался Ситдиков в благодарность за то, что Виктор также не одобрял расстрела "мерседесов".
- Хотел пристроить заметку на экономическую тему, - вздохнул Ребров.
- Интересную?
- Ну... смотря для кого.
- Понятно. Если в твоей заметке никого не убивают, тогда повесь ее на гвоздик в туалете и иди пить кофе, - дружелюбно посоветовал бывалый репортер.
2
Ребров послонялся по редакции, а потом и в самом деле поплелся в буфет. Но и там все разговоры вращались вокруг главного события дня. На этой почве даже серьезно поспорили два признанных редакционных авторитета редактор отдела культуры Ольга Трубина и маститый публицист Игнат Дробинкин, известный тем, что его мнение никогда не совпадало с мнением других.
- Самое страшное, что эти убийства уже стали совершенно обыденным явлением в России! - восклицала маленькая, незаметно для себя самой состарившаяся Трубина.
Не признавая современного искусства, она, как и тридцать лет назад, продолжала писать о состарившихся вместе с ней немногих титанах театра и кино. На их фоне Трубина все еще чувствовала себя молодой, что отражалось в ее когда-то легкомысленных, а теперь смешных нарядах, в прическе, в излишнем жеманстве привыкшей к обожанию галантных поклонников женщины.
- Вас потому страшит пусть и уродливая, но реальная жизнь, что вы привыкли к театральным мелодрамам и искусственным чувствам, - подначивал ее Дробинкин. - Поймите, страна переходит от коммунизма к примитивным формам капитализма, а это не может быть без крови. Я бы даже сказал, без большой крови... Идет колоссальный процесс передела собственности, и именно он, а не ваши театральные постановки определяет сегодня нравы людей.
- Игнат Федорович, побойтесь Бога! - изображая предынфарктное состояние не хуже актеров МХАТа, откинулась на спинку стула Трубина. Оказывается, теперь не моральные устои, не традиции и не воспитание определяют взаимоотношения между людьми, а какой-то процесс... этого вашего передела собственности. Значит, и вы, если вам пообещать кусок пожирнее, тоже пойдете убивать?!
- Не знаю, не знаю. Человек слаб... - дурачился публицист.
- Конечно, чего можно ждать, если вместо Бога нашим соотечественникам подсовывают ваш пресловутый рынок. Мол, молитесь на него, а он сам все отрегулирует, в том числе и взаимоотношения между людьми. И самое страшное, что эти бредовые идеи поддерживаете вы - человек умный, образованный, - с горьким сарказмом бросила Трубина.
- Может, я и молюсь на рынок, зато вы молитесь на иконы из папье-маше и на церкви, нарисованные на кулисах! - парировал Дробинкин.
- Попомните мое слово, Игнат Федорович, меркантильность скоро опять будет не в моде! Тем более в православной России. Сделав ставку на золотого тельца, вы и ваши единоверцы погрузили все наше общество в атмосферу коррупции, страха и... пошлости. Фу! - брезгливо сморщилась Трубина. - Ваши же единомышленники засели в правительстве, в парламенте, но скоро их всех оттуда повыбрасывают и люди на руках принесут туда тех, кого нельзя купить. Это только поначалу ваши молодые реформаторы могли заморочить людям головы своим экономическим экстремизмом. Теперь же опять в почете становятся люди благородные, высоконравственные, способные пожертвовать собой, чтобы защитить других...
Из буфета Виктор возвратился в свою комнату, сел за стол и надолго погрузился в задумчивость. Он чувствовал, что какая-то новая, интересная идея вот-вот должна посетить его, и почти физически ощущал ее присутствие где-то здесь, рядом. Однако она постоянно ускользала.
Ему не давала покоя та дискуссия, свидетелем которой он стал в буфете. При всей ее эпатированности и избытке эмоций, при всей гипертрофированности суждений и категоричности выводов, без чего люди, давно работающие в журналистике, просто не могли обойтись, там было и что-то по-настоящему ценное. Как раз это главное он и пытался выделить, выкристаллизовать, сформулировать.
Помучившись, Ребров взял лист бумаги и написал сверху слова, сказанные Трубиной: "Благородные люди". Подумав еще немного, он дописал: "Защитники общественных интересов". Дальше со словами было туго, зато на листе появилось множество геометрических фигур - квадратов, прямоугольников, ромбов. Размышляя, Виктор всегда что-то рисовал. Наконец, когда практически весь лист бумаги был заштрихован и только в самом низу оставалось совсем немного места, он медленно вывел: "Защита интересов предпринимателей с помощью общественного расследования". И поставил несколько жирных восклицательных знаков.
После этого он взялся за телефон.
К счастью, Алексей Большаков оказался на месте. Поздоровавшись, Виктор прямо спросил:
- Тебе еще нужно, чтобы я генерировал идеи для твоего Союза не очень молодых предпринимателей?
Большаков, не ожидавший такого вопроса, коротко хохотнул:
- Да, конечно.
- Тогда нам надо срочно встретиться. У меня есть очередная идея. Пожалуй, она даже поинтереснее, чем идея создания Института рынка. Во всяком случае внимания к твоему союзу может привлечь гораздо больше. Только действовать надо немедленно!
3
Через полчаса Ребров примчался в союз, переговорил с Алексеем Большаковым и остаток дня провел в страшной запарке, занимаясь сразу несколькими делами, в которых ему помогали уже немного разленившиеся эксперты-рыночники.
Неудавшемуся брокеру Кузьмянкову и его флегматичному другу экс-банкиру Ивакину было поручено собрать информацию обо всех нашумевших убийствах последних лет, где жертвами стали крупные бизнесмены. Другая половина сотрудников Института рынка, состоявшая из несостоявшихся журналистов Точилина и Баля, рассылала по редакциям факсы с приглашениями на экстренную пресс-конференцию.
Как следовало из написанного Виктором текста, Союз молодых российских предпринимателей собирался сделать важное сообщение по поводу убийства директора алюминиевого комбината. Никаких других подробностей в факсе не содержалось, и всем экспертам-рыночникам было строго-настрого запрещено давать по телефону какую-нибудь дополнительную информацию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116