"Здраствуй, мой любимый! Я понимаю, как тебе сейчас тяжело, как ты сейчас мучаешся. Но все это тебе приходится делать ради меня и Петьки. Мы тебя очень ждем и обещаем, что очень скоро у нас будет прекрасная жизнь. Я тебя сразу полюбила и по твоим письмам вижу,что ты так же не можешь жить без меня, как и я. Мы уедем отсюда, из Степановска. Я уже присмотрела одно хорошее место на Дону, в одной станице, где от конного завода нам дадут ферму......"
Гриша повторял про себя эти слова бессчетное количество раз, пока Ложкин не толкнул его в плечо, спросил хрипло.
- Ну, есть у тебя план, как убежать?
- Что? - Гриша посмотрел на напарника.
Оба мокрые от пота, грязные, заросшие волосами - стояли перегнувшись в трубе пробиваемого тонеля, дышать было тяжело, где-то позади них возились, отваливая назад грунт, Рогожин и Климов.
- Ты что, забыл о чем говорили? - сатанея, оскалил зубы Ложкин. Туфту гнал? Фуфлом оказался?
- Нет... Не забыл... Можно бежать, но подумать надо. Где мы хоть примерно обитаем? В городе, в поле, в деревне?
- Не знаю.
- Надо остальных подговорить.
- Не надо. - просипел Ложкин. - Остальные нам без надобности. Маслаков политический псих в натуре. Климов сука, его придавим. А на глухаря этого, немого, начхать, наркоман конченный.
- Без них не получится. - вздохнул Гриша.
Из темнонты тоннеля появился Климов с пустым корытом на проволоке и сказал бодро.
- А вот, пипл, какая у меня добрая мысль! Надо сказать Бригадиру, чтоб мы здесь какой-нибудь "карман" выкопали и туда парашу поставили! А то от вонищи здесь уже невпродых у нас! Добрая мысль, пипл?
- Дурак. - сказал Ложкин. - Ты в своей жизни хоть раз чего доброго сделал?
- А то?! - возмутился Климов. - Я человека спас!
- Ты?
- А то? Лет десять назад поехал на Рижское взморье отдыхать и там девченка латышка утонула в десяти шагах от берега. Ну, её вытащили, покачали пару раз и бросили на песке! Лытыши , лабздоны эти, им бы только пиво пить! А я, тоже конечно, керной, взялся её новым тогда методом откачивать - "рот в рот". И лизался с ней, качал минут сорок! Она вздохнула, а тут и "скорая помощь". Сказали, что без меня лабздонка бы померела! Папаша её мне деньги совал, мамаша плакала обнимала, сыном называла. Только я теперь думаю, зря я так сделал. Вредно водку пить, вечно глупость сморозишь.
- Почему это зря? - удивился Гриша.
- А они, лабздоны, теперь в своем государстве живут и всех русских оккупантами называют! Ты вот сьезди туда, увидишь как они нас ненавидят! Живьем бы сожрали! Полиция ихняя, чуть ты вякнешь - тут же дубиной по горбу! Раньше лабздоны нам жопу лизали до блеска. А теперь мы там теперь люди второго сорта!
Ложкин сказал брезгливо.
- А ты и здесь харя третьего сорта.
Климов сплюнул и принялся нагружать землю в корыто. Наполнил его и уволок в начало тоннеля.
Ложкин вонзил лопату в грунт и упрямо сказал.
- Получится вырваться и без них! В толковом деле, Гришка, больше двух человек - крышка. Третий всегда продаст. Не спи сегодня после вахты. Суку проверим. Он, кажись, затосковал. Знак подал, чтоб его сегодня наружу подняли.
Гриша не стал расспрашивать, какой такой "знак" уловил Ложкин, а тот пояснил сам.
- Он там свежим воздухом подышит, помоется, прогулку сделает и отчет даст, что мы, мол, - послушные скоты. Не спи сегодня.
Сказанное Ложкиным было не очень понятно. Но плотно поужинав, Гриша улегся на койку и принялся "писать".
"Любимая моя! Я не знаю, кто нас и почему обманывает. Я никому не делал зла в этом мире. Совсем никому, и я тебе это обьясню, когда мы встретимся. Но теперь и не знаю, придет ли этот долгожданный час. Если я никогда не вернусь,то ты должна знать, что в этом пустом и безлюдном для меня мире, ты была для меня...."
Глаза у него смыкались, он чувствовал, что уже спит, когда люк на потолке бесшумно открылся, вниз спустился охранник в маске, растолкал Климова и оба тихо поднялись наверх. Люк за ними тихо закрылся.
Ложкин приподнял голову с подушки и тихо прошептал.
- Я ж тебе сказал, что это "баран-провокатор"! Не бойся, этот нам завтра уже мешать не будет.
... В своей характеристике Валентину Климову Ложкин был категорически прав, но все же - недостаточно. Строго говоря, даже с позиций нашего либерального в оценках нравственности времени, Климов все одно был законченным мерзавцем. Мерзавцем и негодяем по рождению, по генетическому коду. Он был доносчиком и провокатором едва ли не с пеленок. А в юном возрасте превзошел своей подлостью даже знаменитого Павлика Морозова предал не только родного батюшку, но "сдал" его правоохране вместе с матушкой! Двойной, смертный грех, определяемый ещё Библией, - но и сие не смутило юного Валюшу! Пошел в милицию поселка и заявил, что дрожайшие родители гонят на продажу самогонку в подпольных условиях. А если учитывать, что сообщение это было сделано в годы лютой компании по борьбе с пьнством, алкоголизмом, в годы когда в винных магазиных учинялись битвы уровня Бородинской - не удивительно, что за свои наивные занятия батюшка Вали и матушка схлопотали пару лет отсидки в местах не столь отдаленных, однако при суровом климате. А сознательному сыну Валентину остался дом с приусадебным участком в полное владение!
В школе его били одноклассники с регулярностью раз в две недели. Били люто, смертным боем. Но он все одно наушничал директору и учителям кто из приятелей покуривает анашу, кто из девочек забеременел, чьи родители однокласников рыбачат на озере при помощи динамита. Доносы и подлости доставляли Климову наслаждение сравнимое разве что с возвышенным восторгом истинно верующего при Пасхальной молитве. Он весь трепетал изнутри, когда видел, как с его подачи очередной бедолага получает свирепое наказание. Если бы он был поумней и пообразованей, то наверняка организовал бы Церковь Иуды Искариота. А вместо икон в своем Храме - увесил бы алтарь изображениями Азефа, Малиновского, попа Гапона, князя Курбского и прочей швали рода российского.
Если все остальные члены бригады попали в тоненнель через обман и принуждение, то Климов, практически, напросился туда сам, когда задружился с Заваровым. И, следует отметить, что с должностью "барана провокатора" он справлялся отменно. Но и здесь его подлая натура до конца не находила удовлетоворения. Он не знал - куда и зачем бьют тоннель. Ему не сказали о задаче всей этой сложной операции, чем крайне оскорбили всю его изуродованную душу. Он снова оказался в ролях "на подхвате" и не более того. Климов уже люто возненавидел Заварова, понимая, что тот использовал его, Климова, на подлых ролях. И это унижение - заслуживало мести. Нужно было "продать" Заварова и всю его компанию, "продать" так, чтоб они надолго, на всю жизнь его, Валентина Климова, запомнили.
Но беда заключалась в том, что и Климов не знал с какой целью затеяно строительство тоннеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122