И что ни капли обо всем этом не жалеет...
Потому как во сколько оценить удовольствие погладить спасенную тобой лошадь по длинному и мягкому - теплый живой бархат! - носу? Сколько стоит возможность поговорить с вряд ли понимающим тебя животным? Или ощутить мягкое осторожное прикосновение лошадиных губ, бережно снимающих крошки хлеба с ладони?
Да, после покупки лошади Марина Ивановна хорошо понимала свою необходимость этой фирме (ранее ее иногда посещали сомнения на этот счет). Усилий только Орлова для обуздания частых всплесков Ефимовых идей могло и не хватить. Она могла спокойно получать свою зарплату.
- Ладно, давай к делу, - взяла быка за рога Марина. - Что с Сашкой?
Здесь ее проницательность не впечатляла. Орлов всегда приходил первым, а если хотя бы на десять минут задерживался, то обязательно звонил.
- А что тебе Лена сказала? - поинтересовался Береславский.
- Ничего не сказала. Помолчала в трубку и все. А второй раз вообще не сняла.
"Это не Лена. Это Атаман", - подумал Ефим.
- Он в тюрьме.
- За что?
- На квартиру напали. Он убил троих в квартире и четвертого - на выезде.
- Это похоже на самозащиту? - Казалось, Марина не удивилась, узнав, что их увалень-бухгалтер "замочил" целую банду. Так оно и было: она отлично разбиралась в людях.
- Боюсь, что нет. Особенно тот, что на выезде.
- Ты собираешься что-то предпринимать?
- Я собираюсь устроить такой гам, что им проще будет его выпустить.
- А наших денег хватит?
- Не хватит - продам "Ауди", - с неподдельной печалью сказал Ефим. Марина подумала, что расстаться с квартирой ее шефу было бы куда проще. Тем более что с его любвеобильностью он всегда найдет где переночевать.
- А почему на Сашку был налет? Ошибка наводчика?
- Сам не пойму! Все странно, понимаешь? Но я разберусь. Я уж точно в этом разберусь!
Вот за это Марина и любила своего шефа. Когда дело касалось его друзей, Ефим быстро терял парнасскую отстраненность и превращался в человека, с которым не слишком приятно, - а иногда - опасно! - воевать. Войне, как и всему, что он делал, Ефим отдавался целиком, со всей страстью своей натуры.
Еще, как ни странно, она ценила шефа за... стихи. Ей сложно было определить профессионально, насколько они хороши, но она невольно верила заявлениям Ефима о его собственной гениальности: не так уж часто он ее обманывал.
Впрочем, сейчас явно было не до стихов. Надвигалось что-то серьезное. А Марина Ивановна никогда не избегала бурь.
- Действуй, Ефим Аркадьевич. Тебе виднее. В любом случае на меня можешь положиться.
- Не сомневался, - буркнул Береславский, уже набирая номер из заготовленного еще дома списка. - Алло, Льва Огонькова будьте добры.
- Что ему передать? - Голос секретаря был сухо вежлив. Ефим терпеть не мог такую формулировку. Сейчас там начнут выяснять, насколько Береславский нужен Огонькову. И если окажется, что кто-то другой - нужнее, то Ефиму ответят, будто Льва нет на месте. Все эти хитрости понятны, но у Ефима на них нет времени.
- Передайте ему, чтобы поскорее взял трубку.
- Алло, - пролился из микрофона густой бас Льва. Он вел популярную ежевечернюю передачу на 8-м канале. Теперь это был холеный мужчина лет за пятьдесят, непременный ингредиент всех светских тусовок. Бомонд, короче.
21 год назад
Ефим знал его давно, еще с тех времен, когда тот ведал отделом юмора в популярной молодежной газете. Береславский принес туда свой первый рассказик и дрожащими руками передал его редактору. Над обшарпанным столом Льва висела в рамке им лично украденная в бане (золотом по синему) вывеска: "Работает мозолист".
Лев взял листок с напечатанным на раздолбанной машинке рассказиком. Медленно побежал по строчкам глазами. Он вообще все делал медленно. Часто при этом успевая.
- Смешно, - печально сказал он, ткнув пальцем в строчку. - И здесь смешно... И вот тут.
Закончив читать, он положил листок на стол и, не обращая на Ефима внимания, занялся своими делами.
- А... как с рассказом? - растерялся молодой автор.
Лев поднял от стола свои черные грустные глаза.
- Старик, тебе это надо? - От него веяло выстраданной веками печальной мудростью.
- Что - это?
- Ну, литература, искусство, проблемы...
- Я бы не против... - робко сказал Ефим.
- Да ты не волнуйся. Рассказ хороший. Намного хуже печатаем.
- А... когда?
- Читай газету, - закончил аудиенцию властитель душ. И не обманул.
На следующий же день (!) газета вышла с рассказиком Ефима. Видно, все-таки неплохим. И смешным. Про таксиста, который возвращался домой на такси. Пожарника - на пожарной машине. И машиниста метро - соответственно. Уже после перестройки Ефим услышал свой сюжет в виде анекдота про нового русского.
Береславского потряс и гонорар, полученный им в кассе газеты. Ему заплатили за его первый литературный труд 3 р. 62 коп. Для тех, кто молод, нужно пояснить, что ровно столько тогда стоила бутылка водки. И когда Ефим принес "Столичную" в студенческую общагу, ее распили с гораздо большим уважением, чем обычные "банки". А литературные поиски Ефима перестали вызывать улыбку у самых закоренелых скептиков. Раз за рассказик, размером с гулькин нос, можно получить настоящую бутылку водки, значит, это кому-то нужно?
- Алло, - требовательно повторил Огоньков.
- Лева, это я, Ефим.
- Давненько не слышал.
- Лев, у меня для вас сюжет сумасшедший.
- Что такое?
- Мой бухгалтер отбил бандитский налет на свой дом. Спасая семью, убил троих бандитов, а потом психанул и застрелил их босса. Плюс еще одного ранил.
- Когда это было?
- Вчера днем.
- Странно.
- Что - странно?
- У нас свои люди в пресс-службе МВД. И ничего не сообщили.
- Лев, здесь многое странно. Здесь вообще нет ничего обычного.
- Ефим, это мне не нравится. А по другим каналам в криминале что-нибудь было?
- Пока нет.
- Очень странно. Не каждый день в столице мочат по пять бандитов. Чую носом, ты меня во что-то нехорошее тянешь.
- Лев, мужик в тюрьме. Давай, я вечерком позвоню и в прямой эфир выскажусь. Вы - ни при чем. Тема рейтинговая, ответственность - моя. Только сделай так, чтоб я дозвонился.
- Это как?
- Позвони сам. Сделаешь?
Минутная пауза. Потом на выдохе:
- Черт с тобой. Но мне все это не нравится.
- Спасибо, Лев. Я буду ждать в 22.30 по мобильному. Номер у тебя есть.
- Ладно.
В трубке зазвучали гудки.
Интересная вещь: человек, однажды сделав доброе дело другому, становится как будто его должником. Не наоборот, что было бы естественно, а именно так. Дальше он должен все время соответствовать имиджу, который для него привычен. И - делать новые и новые добрые дела.
Лева не хотел ввязываться. Но он уже помогал Ефиму и таким захотел в его сознании остаться. Хотя, может, все и проще: Огоньков никогда не искал особых приключений, но всегда считался порядочным человеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94