Взять, к примеру, последний случай — заложил уважаемого сеньора Ферре в багажник.
— В багажник? — удивился я.
— Да!
— Ах, какой шкодник, — покачал я головой.
Ника передернула плечиками от такого щадящего определения и заявила, что она к мужчинам равнодушна, как к тварям Божьим. Да, Исидора? Хай! Тьфу!..
И Ника продолжила свою исповедь, из которой я уяснил, что девушки любят друг друга. Душой, а плотские утехи, как я понял, их не интересуют. Пока. Да, Исидора? Хай! Тьфу!..
Плюнув на свои коцы, я нервно полюбопытствовал, чем могу быть полезен? Им, миссионерам со свободного острова Лесбос.
Всего ничего: убедить Никитина — его филерство смешно и нелепо. И ему прийдется платить неустойки за срыв контрактов. А какие у вас расценки, девочки? Были названы умопомрачительные цифры: до двадцати-тридцати тысяч долларов за один показ. Правда, такие суммы зашибают королевы подиума — эти отощалые вешалки, как-то Наоми Кемпбелл, Клаудиу Шиффер, Надя Ауэрман, Карла Бруни и другие.
Ника-Исидора пока ещё не звезды мировой моды, но устремлены на парижские подмостки, и никто-ничто не сможет их остановить.
Трудный случай. Утешает лишь то, что девочки в начале коммерческого пути. По подиуму. И первая жертва — мой друг. Может ею стать. Что деньги мусор, а вот как пережить, что тебя, самца, променяли на брито-кожаное фу-фу с микроскопическими сисками. Это будет удар. Ниже пояса. В прямом смысле этих слов.
Как бы на моем месте поступили педагоги Макаренко и Ушинский? От подобного хамского наступления бритоголовой молодости. Ушли бы в монастырь — женский. Чтобы замаливать грехи вместе с монашками. В удобной лечебной позе Трендэленбурга.
Я (вместе с Никитиным и Резо) последовали бы их примеру, да боюсь, что через девять месяцев монастырские своды рухнут от воплей наших младенцев.
Делайте, что хотите, махнул я рукой, главное, чтобы Ника не брила череп. То есть предлагаю условие: Ника не превращается в легендарного красного комдива Котовского, я же беру Никитина на себя. В смысле, решаю все проблемы, возникающие у него с Высокой, понимаешь, модой.
— Хай, — на это ответили пипдюшки.
— Ага, — отсалютовал им, уходящим по аллеи в обнимку. С виляющими кожаными попками, куда бы не мешало вклинить по тротиловой шашечке. В профилактических целях.
Не знаю. Может, ты, дружочек, катастрофически постарел и не понимаешь современного мира? Например, совершенно непонятно, зачем вставлять себе в ноздри, веки, языки, пупки, соски, гениталии сережки из медицинской стали? Или туда же стержень. Или шарик.
Не понимаю. А если это есть примитивная попытка, как у папуасов, не быть как все. С кольцом в шнобеле ты скандалист, а без — никто. Никто — что может быть страшнее? Трудно без кольца в яйце, понимаю, но жить можно и без. Уверяю вас, дети мои.
По личной сотке я узнал, что Комитет трудится в нормальном режиме. Меня никто не искал. И никаких бомб не наблюдается — пока.
Эх, хор-р-рошо, потянулся на лавочке. Неужели ещё можно вот так посидеть и не спешить. Никуда. Под лучами нашего вечного термоядерного светила. А не стащить ли мне шкеры — позагораю срамным местечком. Почему бы и нет? Одним можно, а другим нельзя? Нельзя.
В том-то и дело: подыхая, мы не переползем зыбкой границы. Не переползем. Почему? Там, за пограничным столбом, ждет нас парадиз. С кипарисами. И жареным бананом. А все равно не поползем. Мешает воспитание становиться в лечебную позу Трендэленбурга, самую подходящую для достижения вожделенных целей.
Через пяток минут я притомился. От безделья. Утверждают, что акула гибнет, прекратив движение. Конечно, я — не акула, и мы — не в океане… И тем не менее мне тоже надо двигаться. Чтобы жить. Вопрос — куда?
Почему бы не проведать охотника Матушкина? Как мне известно, живет он близ памятника Гоголю, который стоит и который от Советского правительства.
Через полчаса неторопливой прогулки по бульварам я любовался гранитным произведением монументального искусства. Николай Васильевич с немой грустью взирал на арбатскую сутолоку: скучно жить на свете, господа!
Гражданин Матушкин обитал в старом и полуразрушенном доме, ремонтирующемся со времен создания «Старосветских помещиков.» Я поднялся по заляпанной краской лестнице на этаж — дверь коммунальной квартиры встречала дюжиной кнопок звонков.
Великое братство коммуны! Что может быть безобразнее общества, сбитого на квадратные метры суровыми обстоятельствами. Какие только типы не встречаются. Лишь великий Гоголь способен обрисовать эти удивительные фигуры, порожденные в костедробилке конца ХХ века.
Как-то Никитушка рассказал презабавную и страшненькую историю. Случилось она давно, когда Никитин служил ещё лейтенантиком КГБ. Все произошло в день похорон Илиьча Второго. Точнее, уже после того, как кремлевская кладбищенская бригада за долгим отсутствием натуральной работы утеряла навык — и гроб с вельможным усопшим, выскользнув их холеных лап, с гулким ударом на всю страну саданулся об ухоженное дно могильной ямы. Помнится, зарыдали от испуга близкие и скрипки. А могильщики торопливо начали заталкивать глину в могилу.
Так вот — те, кто возвращался с печальных торжеств, был отвлечен от горьких дум о будущем страны. В одном из дореволюционных домов с мортирным хлопком вышибло крестовидную оконную раму. Как затычка, вспоминали свидетели. Из многометрового свища домостроения вырвался странный чудовищный зверь. Как змей, утверждали свидетели. Гонимый порывами ветра и оставляя за собой широкий шлейф, он устремился в стратосферу. Это было так страшно, что я преждевременно родила, жаловалась одна из свидетельниц. Уткнувшись в плотные облака, загадочное явление природы распалось на составные. Как грязный снег, утверждали свидетели. Нет, это был не снег — с неба опадала бумажная требуха. Точнее, какая-то загадочная макулатурная смесь, нарезанная полосками, похожая на вермишель.
Участковый Блинов и лейтенант Никитин вместе с коллективом понятых решили проверить источник загрязнения окружающей среды. Да ещё в такой нерадостный день.
Никто не открывал дверь подозреваемой коммунальной квартиры. Пришлось вышибить к чертовой матери. Огромная квартира была пуста. Все жители ушли на площади и улицы, чтобы поддержать срану, как любил выражаться покойный, в трудную для неё минуту. Только одна каморка была подозрительно заперта. Взломали дверь. На общую беду. Бумажная масса обрушилась на незваных гостей, смяла их ряды, поволокла по коридору, на кухню, на лестничные марши. Исполнительные пожарные принялись бороться со стихией — водная целеустремленная сила остановила врага. Я чуть не погиб, жаловался один из нерасторопных свидетелей, поначалу от бумаги, а затем от воды — это черт знает что!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102