.. А он меня нет, хи-хи!.. Ну, что у вас, друзья? Вы можете быть со мной откровенными. Ваши проблемы — проблемы Тети Павы… Говорите как на духу…
Честно говоря, у меня было два желания. Первое — облевать шляпку и вуаль этой болтливой, глупой, омерзительной фурии. И второе — облевать ещё раз. Шляпку и вуаль.
И только присутствие Риты и отсутствие пищевых шлаков в моем желудке сдержали мои естественные чувства. Что там говорить, не всегда исполняются наши мечты, это правда.
Я показал леди в е'шляпке и в такой же вуали фото юноши. (Фото мы нашлепали в неограниченном количестве.) Тетя Пава зашлась в экзальтации:
— Боже мой, какая мордашечка! Мордуляшечка. Вылитая я. В молодости, ха-ха! О, дайте-дайте мне его! И я сделаю из него душечку.
— Так это… — заскрипел я резцами. — Мы бы сами хотели… Получить…
— На блюдечке с голубой каемочкой? — цыкнула красавица Шапокляк. Так-так. Поищем девочку. Мы не милиция, найдем, хи-хи. Как её имя?
— Рафаэль, — пискнула Маргарита.
— Прекрасно-прекрасно, — строго покосилась на неё Тетя Пава. Фотомордочку я в свою коллекцию? Обожаю таких сладеньких, таких чернявеньких. Щечки-то, щечки — наливные яблочки, а глазки-глазки бархотки…
Я уж не рад был, что судьбе угодно было столкнуть меня с этим миром, где все жители нуждались в ремонте. Всех частей тела. Особенно той, которая болталась на плечах вместо головы. Но в шляпке.
Было такое впечатление, что весь вечер я занимаюсь лишь тем, что пытаюсь очистить желудок. От литра бензина и килограмма дерьма, скушанных мною на десерт. В буфете театра Романюка.
И все мои попытки оздоровить организм тщетны. Клетки отравлены ядом, и рубиновая кровь уже начинает хереть. Проще говоря, пиздец приблизился очень даже заметно.
От скоропостижной смертушки меня спас приезд маленького, метр с кепкой, но большого, как утверждают, мэтра современного искусства кино. Похожего из-за обильной повсеместной растительности на доброго лесовичка. В кожаной, кстати, кепке. Его окружала шумная творческая молодежь. С бутылками шампанского. И было непонятно, то ли они приехали встречать Новый год, то ли выбирать натуру для нового фильма, то ли тесно общаться с экзальтированными подружками.
Деятелей культуры встречали с восторгом и любовью. Начиналась цыганщина — не хватало лишь медведя в розовой вуали. Хотя за зверя вполне мог сойти предельно улыбчивый мэтр в кепке.
— Ой, какие люди! — взвизгнула Тетя Пава мэтру. — Папулечка мой, соловушка золотой, радость моя ненаглядная! — И нам: — Ой, простите, простите меня, такую дуреху. Не волнуйтесь, детки, сделаем все, что в наших слабых, хи-хи, силенках.
Я и Марго были чужими на этом празднике жизни. Любезно попрощавшись с куратором, который пообещал всячески содействовать нашим поискам, мы пошли к джипу.
Беспорядочная пальба пробками из бутылок шампанского и вопли любителей субъективистского кино приветствовали наш уход.
Мы сели в джип, как будто вернулись на родину. Вкусно пахло металлом, степной пылью, разбитой, ухабистой, проселочной дорогой. И даже запах бензина… М-да.
Маргарита поежилась — я включил печку. Хрустнул ключом зажигания.
— Чего-то такого хочется. Чтобы душа закрылась и…
— …и не открывалась, — прекрасно поняла меня девочка. — У бабы Лены для этого случая. Настоечка. На лечебных травах.
— Я как-то обещался с ней дирибиридернуть. По-моему, после сегодняшнего… — говорил я, выруливая родной джип из стойла лакированных иномарок. Признаюсь, у меня появилось нехорошее желание пырнуть пару-другую чужих колес. Шилом. Да, боюсь, неправильно буду понят своей спутницей. Панин, тот бы меня понял. И даже помог. В деле борьбы с международным империализмом. — А не поздно ли нам в гости? — увидел луковичку уличных часов. — «Спокойной ночи, малыши» уже закончились.
— Саша, баба Лена считает тебя за сына, — сказала на это девушка. Так что неси это звание гордо. И если обещал дирибиридернуть, значит, надо дирибиридернуть.
Я одобрительно хмыкнул: девочка училась на глазах. Надеюсь, только хорошему. У меня. А я — у нее, знающей о зигзагах жизни и человеческих слабостях, пожалуй, куда больше моего. Более того, она к нашим похождениям, например, отнеслась с олимпийским спокойствием, а я никак не мог освободиться от куска дерьма, застрявшего в кишках.
Надо признать, что учение Шаолиня («Забудь о бренной жизни своей. С просветленной душой иди на горы мечей!») в наших «цивилизованных» условиях теряет свой просветительский и боевой смысл. Какие тут горы мечей? Вокруг одни холмистые жопы. Идти на них? С просветленной душой?
И я решил: чтобы моя душа вновь просветлела, нарушу запрет не пить. Великие создатели системы ушу: Лао-цзы, Чжуан-цзы и другие — не могли и в страшном сне представить, что враг будет гнездиться в седалище. У современного мира. И уничтожить этот порок, как неприятеля, невозможно. Тут нужны принципиальные меры.
Была бы моя воля, клюкнул бы я лекарственной настоечки да тиснул бы ядерную тротиловую шашечку в задний проход человечеству. Чтобы прекратить это разложение, распад и гниение. Увы, ядерный чемоданчик находится не у меня. Так что остается одно — вмалинить от души. Чтобы уничтожить привкус испражнений мира. И потом спокойно уснуть. И видеть сны. Про грядки, студеную колодезную водицу и красную молодицу, похожую на…
Маргарита оказалась права — нас ждали. Как родных. Тетя Елена Максимовна и Лада заманипулировали на кухне посудой — мое предложение полечить нервную систему было встречено с энтузиазмом. При одном воздержавшемся. Панине, припомнившем утреннюю нахлобучку. Ему. От меня.
Я отвечал резонно: мы ещё не ходили в театр, где некоторые несознательные, но хозяйственные граждане совершили акт вандализма. Это я утверждал с полной уверенностью, потому что уже обнаружил в домашнем туалете ручку с шариком. Из слоновой кости. Для поднятия механизма пуска сточных и бурных вод в Мировой океан.
И потом: мы с Ритой видели такое, что без бутылки не забудешь. А если вспомнишь, вздрогнешь.
Лада тут же пристала: что же мы такое видели? А видели мы, детка, страшного и ужасного Бармалея, да, Марго? Александр, да? И зубы у него были зубастые, да? Зубки как зубки, да? И скрипит он этими зубищами и говорит: идите вы, друзья, к Тете Паве, да, будет она шелковая, да? Как батистовый шнурочек. А шнурочки у нее, вспомнила Рита, увидеть и умереть. На шляпке, уточнил я.
И тут мы оба, я и Маргарита, принялись хохотать. Как мы смеялись! Мы хохотали, как сумасшедшие. Тетя Елена малость испугалась за наше душевное равновесие и ухнула каждому по стаканчику лечебной настойки. На малине.
И вся наша веселая гоп-компания дружно замалинила божественно-лекарственный нектар. И я сразу почувствовал, как засохший кус экскрементов растворяется, исчезая в небытии моего желудка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Честно говоря, у меня было два желания. Первое — облевать шляпку и вуаль этой болтливой, глупой, омерзительной фурии. И второе — облевать ещё раз. Шляпку и вуаль.
И только присутствие Риты и отсутствие пищевых шлаков в моем желудке сдержали мои естественные чувства. Что там говорить, не всегда исполняются наши мечты, это правда.
Я показал леди в е'шляпке и в такой же вуали фото юноши. (Фото мы нашлепали в неограниченном количестве.) Тетя Пава зашлась в экзальтации:
— Боже мой, какая мордашечка! Мордуляшечка. Вылитая я. В молодости, ха-ха! О, дайте-дайте мне его! И я сделаю из него душечку.
— Так это… — заскрипел я резцами. — Мы бы сами хотели… Получить…
— На блюдечке с голубой каемочкой? — цыкнула красавица Шапокляк. Так-так. Поищем девочку. Мы не милиция, найдем, хи-хи. Как её имя?
— Рафаэль, — пискнула Маргарита.
— Прекрасно-прекрасно, — строго покосилась на неё Тетя Пава. Фотомордочку я в свою коллекцию? Обожаю таких сладеньких, таких чернявеньких. Щечки-то, щечки — наливные яблочки, а глазки-глазки бархотки…
Я уж не рад был, что судьбе угодно было столкнуть меня с этим миром, где все жители нуждались в ремонте. Всех частей тела. Особенно той, которая болталась на плечах вместо головы. Но в шляпке.
Было такое впечатление, что весь вечер я занимаюсь лишь тем, что пытаюсь очистить желудок. От литра бензина и килограмма дерьма, скушанных мною на десерт. В буфете театра Романюка.
И все мои попытки оздоровить организм тщетны. Клетки отравлены ядом, и рубиновая кровь уже начинает хереть. Проще говоря, пиздец приблизился очень даже заметно.
От скоропостижной смертушки меня спас приезд маленького, метр с кепкой, но большого, как утверждают, мэтра современного искусства кино. Похожего из-за обильной повсеместной растительности на доброго лесовичка. В кожаной, кстати, кепке. Его окружала шумная творческая молодежь. С бутылками шампанского. И было непонятно, то ли они приехали встречать Новый год, то ли выбирать натуру для нового фильма, то ли тесно общаться с экзальтированными подружками.
Деятелей культуры встречали с восторгом и любовью. Начиналась цыганщина — не хватало лишь медведя в розовой вуали. Хотя за зверя вполне мог сойти предельно улыбчивый мэтр в кепке.
— Ой, какие люди! — взвизгнула Тетя Пава мэтру. — Папулечка мой, соловушка золотой, радость моя ненаглядная! — И нам: — Ой, простите, простите меня, такую дуреху. Не волнуйтесь, детки, сделаем все, что в наших слабых, хи-хи, силенках.
Я и Марго были чужими на этом празднике жизни. Любезно попрощавшись с куратором, который пообещал всячески содействовать нашим поискам, мы пошли к джипу.
Беспорядочная пальба пробками из бутылок шампанского и вопли любителей субъективистского кино приветствовали наш уход.
Мы сели в джип, как будто вернулись на родину. Вкусно пахло металлом, степной пылью, разбитой, ухабистой, проселочной дорогой. И даже запах бензина… М-да.
Маргарита поежилась — я включил печку. Хрустнул ключом зажигания.
— Чего-то такого хочется. Чтобы душа закрылась и…
— …и не открывалась, — прекрасно поняла меня девочка. — У бабы Лены для этого случая. Настоечка. На лечебных травах.
— Я как-то обещался с ней дирибиридернуть. По-моему, после сегодняшнего… — говорил я, выруливая родной джип из стойла лакированных иномарок. Признаюсь, у меня появилось нехорошее желание пырнуть пару-другую чужих колес. Шилом. Да, боюсь, неправильно буду понят своей спутницей. Панин, тот бы меня понял. И даже помог. В деле борьбы с международным империализмом. — А не поздно ли нам в гости? — увидел луковичку уличных часов. — «Спокойной ночи, малыши» уже закончились.
— Саша, баба Лена считает тебя за сына, — сказала на это девушка. Так что неси это звание гордо. И если обещал дирибиридернуть, значит, надо дирибиридернуть.
Я одобрительно хмыкнул: девочка училась на глазах. Надеюсь, только хорошему. У меня. А я — у нее, знающей о зигзагах жизни и человеческих слабостях, пожалуй, куда больше моего. Более того, она к нашим похождениям, например, отнеслась с олимпийским спокойствием, а я никак не мог освободиться от куска дерьма, застрявшего в кишках.
Надо признать, что учение Шаолиня («Забудь о бренной жизни своей. С просветленной душой иди на горы мечей!») в наших «цивилизованных» условиях теряет свой просветительский и боевой смысл. Какие тут горы мечей? Вокруг одни холмистые жопы. Идти на них? С просветленной душой?
И я решил: чтобы моя душа вновь просветлела, нарушу запрет не пить. Великие создатели системы ушу: Лао-цзы, Чжуан-цзы и другие — не могли и в страшном сне представить, что враг будет гнездиться в седалище. У современного мира. И уничтожить этот порок, как неприятеля, невозможно. Тут нужны принципиальные меры.
Была бы моя воля, клюкнул бы я лекарственной настоечки да тиснул бы ядерную тротиловую шашечку в задний проход человечеству. Чтобы прекратить это разложение, распад и гниение. Увы, ядерный чемоданчик находится не у меня. Так что остается одно — вмалинить от души. Чтобы уничтожить привкус испражнений мира. И потом спокойно уснуть. И видеть сны. Про грядки, студеную колодезную водицу и красную молодицу, похожую на…
Маргарита оказалась права — нас ждали. Как родных. Тетя Елена Максимовна и Лада заманипулировали на кухне посудой — мое предложение полечить нервную систему было встречено с энтузиазмом. При одном воздержавшемся. Панине, припомнившем утреннюю нахлобучку. Ему. От меня.
Я отвечал резонно: мы ещё не ходили в театр, где некоторые несознательные, но хозяйственные граждане совершили акт вандализма. Это я утверждал с полной уверенностью, потому что уже обнаружил в домашнем туалете ручку с шариком. Из слоновой кости. Для поднятия механизма пуска сточных и бурных вод в Мировой океан.
И потом: мы с Ритой видели такое, что без бутылки не забудешь. А если вспомнишь, вздрогнешь.
Лада тут же пристала: что же мы такое видели? А видели мы, детка, страшного и ужасного Бармалея, да, Марго? Александр, да? И зубы у него были зубастые, да? Зубки как зубки, да? И скрипит он этими зубищами и говорит: идите вы, друзья, к Тете Паве, да, будет она шелковая, да? Как батистовый шнурочек. А шнурочки у нее, вспомнила Рита, увидеть и умереть. На шляпке, уточнил я.
И тут мы оба, я и Маргарита, принялись хохотать. Как мы смеялись! Мы хохотали, как сумасшедшие. Тетя Елена малость испугалась за наше душевное равновесие и ухнула каждому по стаканчику лечебной настойки. На малине.
И вся наша веселая гоп-компания дружно замалинила божественно-лекарственный нектар. И я сразу почувствовал, как засохший кус экскрементов растворяется, исчезая в небытии моего желудка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84