- Или гробы, - напомнил я.
Потом мы уснули - и спали под спасительную мелодию колес, тукающих на стыках нашего нового пути. Или это пульсировала кровь в коррозийных от страха венах? Или это был стук в дверь купе. Я просыпаюсь - и открываю её. И вижу - маму.
- Мама? - удивляюсь. - Ты тоже этим поездом. Ты ведь умерла?
- А я тебе принесла молочка, сын, - села у моих ног, как в детстве. Ты любишь молоко, я знаю.
- Я никогда не любил молоко.
- Не спорь. Оно полезно для здоровья. Мне выдали за ударный труд.
- Тебе сделали лоботомию и ты умерла! - закричал я. - Ты забыла?
- Лобомисты никогда не умирают, - удивилась мама. - Они живут вечно и счастливо.
- Но тебя нет. Тебя бросили в братскую могилу, как отходы неудачного эксперимента.
- Глупыш, - улыбнулась. - Мы были первыми. Новая Энергия - это власть над миром.
- Мама, ты ничего не знаешь, - страдал я. - Мир сошел с ума. Вас, первых, обманули, как детей. Вы находились в путах иллюзий!
- О чем ты? - мама качалась в такт движению поезда. - Ты раньше был хорошим мальчиком, а теперь что?
- Что?
- Не хочешь добровольно выполнять Постановление ДИКТАТА?
- Не хочу! Не хочу быть, как все.
- Надо сын, надо, - и я увидел в её руках скальпель. - Надо быть, как все.
- Мама! - закричал, втискиваясь в угол купе. - Я твой сын!
- Это не больно. Я удалю только одну дольку мозга, - взмахнув скальпелем, наклонилась в сторону соседней полки. - Это все она, сумасбродка, сбила моего мальчика с пути истинного. Вот выколю ей глаза, будет знать.
- Мама! - и бросившись на руку, держащую скальпель, пробудился от собственного крика и потного страха.
По-прежнему били колеса: во спасения себя! Обезлюженное мутное пространство растворялось за окном. Анна спала - глаза её были приоткрыты и казались планетарными сферами.
В дверь купе постучали - это был проводник, моложавый, веселый, с беглым преступным взглядом. Поверх фирменного пиджака напялил бронежилет.
- Желаете чаю? - спросил.
- Можно, - согласился я.
- А чаю нету, - развел руками. - Хотите яблочек, Наливных, бархатных, - и высыпал из фуражки мелкие фруктовые шарики. - Для молодоженов ничего не жалко. Райские яблочки.
- Спасибо, - поморщился я.
Когда проводник удалился, я, задумавшись, взял со столика яблоко, надкусил его и фыркнул ядовитой кислотой.
Анна прыснула, проснувшись. Смотрела на меня веселыми и стойкими глазами:
- А вот почему он в бронежилете?
- Стреляют, наверное.
- Кто?
- Террористы, понимаешь.
- А ты их видел?
- Видел, - твердо проговорил я. - Показывали по межнациональному каналу.
- Прекрати, - поморщилась то ли от яблока, то ли от моей глупости. Если кто и террористы, то это мы с тобой, милый.
- Мы?
- Да, я и ты.
- Почему?
- Потому, что билеты у нас на самолет, - засмеялась.
... И наступил полдень, дождя уже не было, у горизонта плавали топленые солнцем облака. Поезд тормозил на каком-то диком полустанке. Внизу плыло бескрасочное мокрое поле; вдали угадывался лес. В жиже проселочной дороги увяз странный механизм, похожий на трактор. Возле него стоял человек в безмерном дождевике.
- Это мой брат, - суетился проводник в тамбуре. - Он вам поможет. Торопливо сдирал с себя бронежилет. - Передайте ему эту жилетку, черт!
- А вы уверены, что здесь безопасно? - завал я глупый и лишний вопрос. - Сколько до границы?
- Самый раз, милые мои, - твердил проводник. - Прыгайте и все будет лучше, чем думаете. Дальше поезд все равно не идет
И мы с Анной прыгнули на гальку насыпи. Состав дрогнул и попятился в ту сторону, откуда мы приехали.
- Помогут вам! - кричал проводник, отмахивая рукой на брата.
Когда поезд пропал в полуденной синеве дня, мы медленно спустились на проселочную дорогу. Брат проводника был мрачен и глуховат. Вырвав из моих рук бронежилет, кинул его в кабину трактора, потом кивнул нам, чтобы садились.
- Как вы здесь живете? - спросил я.
- Деньги, - сказал брат.
Анна вытащила купюры и передала ему, взглянув на меня. Я понял, что мне лучше молчать, как трупу.
Через час мы въехали в странное хуторское поселение. Его жители ходили в бронежилетах. Это было поселение, где жили те, кто сопротивлялся режиму сопротивлялся с оружием в руках.
- Теперь я верю, что нам могут помочь, - проговорила Анна.
- Думаешь? - и поднял голову: небесный купол, обрамленный верхушками деревьев, отсвечивался праздничным светом. - Красиво. Кажется, нас любит небо?
- А мы любим его, - и взяла меня за руку.
Потом брат проводника привел сухожильную женщину, она была помятая и старая, как газета, но взгляд был чистым и свободным.
- Убегаете? - спросила равнодушно.
- Да, - ответили мы.
- Деньги, - протянула руку.
Анна снова вырвала из сумочки купюры, с заметной нерешительностью протянула их... Женщина усмехнулась:
- Не бойтесь! Не бывает кары, длящейся дольше жизни, - и пригласила нас в деревенский дом.
Там мы сели за длинный общинный стол и перед нами поставили чугунок с картофелем. Я взял картофелину и, обжигая десны, вспомнил, что когда-то был счастливым.
- А ты заметил, - сказала Анна, - у них нет ни газет, ни книг, ни телефона, ни радио, ни ТВ.
- У них есть оружие и бронежилеты, - заметил я.
- Счастливые люди, - вздохнула любимая. - Почему мы так не можем жить?
- Не знаю, - пожал плечами.
Тут ударила дверь - входила сухожильная женщина и мужчина. Он был в старой форме таможенной службы, поверх кителя - бронежилет. Взглянул на нас философским взглядом:
- К тирану иди с головой, возложенной как бы на блюдо, но руку, несущую блюдо, согни! Тогда голова уцелеет.
Я посмотрел на таможенника:
- А блюдо-то где?
Он хныкнул и резким, профессиональным движением вырвал из-за спины автомат. Пули с барабанной дробью рассыпались над нашими головами. (Лоб удобная площадка для барабанных палочек калибра 5,45 мм).
- Молодец, - похвалила его женщина. - Но они умрут не сейчас.
- Да? - таможенник дунул в монокль ствола. - Тогда я больше не буду.
- Позвольте, - возмутился я наконец. - Мы платим деньги, а вы...
- Зря промахнулся, - сокрушенно вздохнул таможенник. - Если бы попал, ты бы не умничал.
- Хватит шутки шутить, - проговорила женщина. - Пора идти. Или будет поздно: границу перекроют Энергетической установкой "Паутина".
- "Паутина"? - переспросил я. - Красиво.
... Мы быстро шли по лесной дороге. Вокруг пели даровитые птахи. В дальней стороне громыхал гром.
- Дождь? - спросил я у таможенника.
- Граница, - пожал плечами. - Скоро совсем дело будет плохо. Туда пути не будет, - кивнул в сторону горизонта. - Вы последние.
Через час я заметил, что Анна притомилась. Она спотыкалась и загнанно дышала. Потом присела у дерева:
- Прости, устала.
- Потерпи, - протянул руку.
- А если мы не дойдем?
- Дойдем, - и пошли по тропе, но взявшись за руки, точно дети.
Мы шли и путь наш казался бесконечным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97