- И еще я понял такую вещь... - сказал Гоша, открывая дверь подъезда, в который прежде простому смертному было не попасть без предварительной договоренности. Теперь же подъезд, в котором находилась квартира бывшего мэра, выглядел в точности так же, как и тысячи других. Темно было во дворе бывшего мэра, фонарь, призванный освещать территорию, не горел уже несколько месяцев. - Еще я понял, - продолжал Гоша, понизив голос, - что ерунда все это - забота о будущей пользе, которую ты можешь принести. Человек не умирает до тех пор, пока не выработает свой потенциал. Это только кажется иначе... Причитают на похоронах - мол, такой молодой ну или там не молодой, того не успел, сего не успел... Столько еще мог сделать... Написать, сыграть, спеть... Сплясать... Все он успел! А чего не сделал - не сделал бы, даже если б остался жив. Так со всеми, Кариночка моя. - Гоша перешел на шепот. - Со всеми. Какая-то высшая мудрость в этом есть, нам недоступная... Человек на самом деле все успевает. Все, на что он способен. А если рано умер - значит и не было у него никакого предназначения. Все мы все успеваем. Поэтому жить надо здесь и сейчас. И делать надо то, что тебе в данную минуту подсказывает совесть. Не откладывать на какое-то там туманное будущее. Будущего нет. Есть только настоящее. Только то, что сейчас. И это самое важное.
Гоша нажал кнопку звонка у квартиры Греча.
Как может человек так измениться за одну ночь? Даже не за всю ночь - за несколько предутренних часов?
Крюкову чрезвычайно не хотелось открывать глаза, хотя он уже в третий раз слышал слова Греча, призывавшие его подниматься, одеваться-умываться и, надо понимать, убираться восвояси. А ни в какие "свояси" смерть как не хотелось. И то - спал Крюков всего часа два, а до этого - ночь в могиле... То есть, тьфу ты, не в могиле, конечно, но в яме на кладбище, под открытым небом - это вам не шуточки.
Крюков натянул одеяло на голову, надеясь, что Греч вдруг по какой-то причине забудет о нем и уйдет из дома. Жена-то уже поехала куда-то, Крюков слышал, как она прощалась с мужем, как хлопнула за ней входная дверь. Забудет о нем Греч, закрученный неотложными делами, умчится решать свои проблемы, а он, Гоша Крюков, незаметненько останется до вечера на превосходном, мягком и широком диване под толстым одеялом. Этот диван сейчас ему был нужнее всего на свете. Нужнее даже, чем сто граммов опохмелки, которыми Гоша в подобных случаях никогда не пренебрегал.
И куда все делось? Ведь ночью сидели на кухне, беседовали задушевно, как друзья... А теперь? Ну, конечно, Греч не выгоняет его впрямую, грубостей не говорит, но интонации, которые слышал в его голосе Крюков, значили гораздо больше, чем любые грубости.
"Ишь ты, насобачился за время мэрства своего, - подумал Крюков. - Прямо как генерал с подчиненными... Командный голос, однако, выработал. Так и подмывает вскочить, в струнку вытянуться... Слушаюсь, мол, ваше благородие... Тьфу ты, пропасть..."
- Георгий, вставайте. Нам пора уходить, - в очередной раз донесся до Гоши голос хозяина.
Остаток ночи действительно получился задушевным. Греч и Островская были, конечно, удивлены визитом ночных и незваных гостей, но быстро поняли серьезность происходящего и, что удивило Крюкова, еще быстрее поверили в то, что он им рассказал. Поняв же, в чем дело, сели на кухне - Островская все куда-то звонила, но это не мешало беседе Гоши с бывшим мэром, - на столе появилась бутылка водки, неохотно выданная хозяйкой, и Крюков совсем размяк.
В гостях у Греча был еще и Радужный, с которым Гоша был прежде знаком. Сейчас ректор Института даже не узнал его. Только после объяснения Греча Радужный идентифицировал полупьяного избитого оборванца с прогрессивным писателем Крюковым. Однако, завидев на столе водку, ректор быстренько ретировался, сославшись на то, что он вообще не пьет, да и время ночное. На работу утром, то да се...
Беседа же с Гречем затянулась почти до утра. Гоша почувствовал себя очень уютно и выложил бывшему мэру все то, что сбивчиво излагал Карине Назаровне. Кстати, Карина ушла вместе с Радужным, но Гоша этого даже не заметил. Он говорил о предназначении человека, о смысле жизни, о тяжелом времени для страны - обо всем, что наболело у него за последние годы. Когда бутылка почти опустела, Греч предложил Крюкову лечь в гостиной. Это не вызвало у писателя никаких возражений, и через несколько минут удовлетворенный и умиротворенный Крюков уже спал без сновидений и ночных кошмаров, которые частенько мучили его в запоях.
"Как удобно быть героем в кино. Или в литературе... Гром, дым, ты падаешь с мужественным выражением лица и с аккуратным красным пятнышком на белой рубахе. А вокруг бегают враги, сверкают фотогеничными лицами. И не больно, и не страшно, зато невероятно красиво и трогательно. А в жизни? Шорох домашних тапочек, сухость во рту, головная боль, грохот посуды на кухне и слякоть за окном, слякоть, в которую, хочешь не хочешь, а придется сейчас выгребать. Вонючие дырявые сапоги, замасленный ватник, щетина на подбородке... Герой. Все, Гоша. Ты свою функцию выполнил, предназначение исполнил, теперь свободен, дружище. Всего доброго. Have a nice day!"
- Гоша!
- Встаю, - деланно-бодро выкрикнул в ответ Крюков.
Гоша выполз из-под одеяла и сел на диване. Похмелье было очень серьезным. Голова раскалывалась, все тело противно дрожало. К тому же пришла отвратительная неуверенность в движениях - Крюков знал, что ему сейчас будет очень сложно добираться до дома. В таком состоянии он обычно шарахается от каждой машины, каждого встречного пешехода, пропускает тех, кто нагоняет его сзади, - ему кажется, что любой движущийся предмет или человек только и ищет столкновения с больным Гошей, только и норовит задеть его, толкнуть, сбить с ног и пройти или проехать по нему. Очень неприятное состояние, что и говорить.
- Иду, - снова крикнул Гоша, хотя Греч, кажется, и не ждал новой информации. А ждал он - Крюков убедился в этом, выйдя из гостиной, - только того, когда же гость, наконец, натянет свои грязные сапоги и выметется из квартиры на лестницу. По крайней мере так расценил Крюков взгляд бывшего мэра, который стоял в прихожей, держа в руках пальто.
- Георгий, - сказал Павел Романович, - что же вы так заспались?
В голосе Греча Крюкову слышалась искусственность, неискренен был хозяин дома, раздражен, торопился очень. А Крюков его задерживал. Ну, понятно... Большой человек... Что ему до такого мелко... мелко... Гоша сбился.
- Мы вас будили к завтраку, - продолжал извиняться Греч, - но никак не могли поднять... Сейчас уже некогда. Спасибо вам огромное, еще раз хочу сказать - мы очень вам благодарны за то, что вы предупредили... Это очень, очень важно. Я всегда к вашим услугам, Георгий, если что...
- Ладно, чего там, - пробурчал Гоша, натягивая ватник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101