Когда смотришь на их длинные прямые ноги, осиную талию, тонкие руки, огромную грудь и широкие плечи, то начинаешь понимать, что они не жалкая карикатура на человека, а в каком-то смысле утонченные существа. И эту голову с лысым коричневым черепом, выпиравшими скулами, куполообразным лбом, узким подбородком и длинными остроконечными ушами могла бы изваять только рука Бранкузи; небольшой плоский нос лишь подчеркивал симметрию, подвижный рот напоминал человеческий, а большие раскосые золотистые глаза под грациозными маленькими антеннами являли собой прекрасное сияющее чудо.
Тем не менее я ненавидел этого типа в безупречной черной форме, с посеребренным воротником и орденом Двойного Полумесяца на груди.
Он бесстрастно ждал объяснений, высокомерно рассматривая мой запылившийся китель. Прозрачные третьи веки предохраняли глаза от ослепительного блеска заходящего солнца; это придавало ему подслеповатый и немного отстраненный вид.
Я собрал все свое достоинство боевого офицера и решительно представился:
— Меня зовут Дэвид Марк Арнфельд. Я бывший командир межпланетных сил Объединенных Наций. Эти земли и дом по закону принадлежат мне. Могу ли узнать причину вашего появления в моем доме, севни?
Он смотрел на меня еще какое-то время. Очевидно, мой средний рост, плотное телосложение и грубоватое, покрытое морщинами лицо не подходили, по его мнению, военному аристократу. И все же он поклонился мне.
— Я признаю ваши права на собственность, сэр, — ответил он. — В гостиной висит ваш портрет; и я иногда задавал себе вопрос, вернетесь вы когда-нибудь сюда или нет.
Он говорил по-английски очень хорошо, но слишком отрывисто и витиевато для жителя Земли. Марсианский ваннзару настолько резок, что половина слов произносится в ультразвуковом диапазоне, поэтому люди не могут говорить на нем.
— Разрешите представиться. Я севни Реджелин дзу Корутан, окружной наблюдатель Архата планеты Марс.
Лицо офицера напоминало деревянную маску, а вопросительный взгляд устремился на Крис, которая с вызовом разглядывала его высокую фигуру.
— Эта юная леди моя гостья, — холодно произнес я. Мне очень хотелось добавить: «В отличие от вас», но он и так понял, что я имел в виду.
— Прошу вас, проходите, — сказал он, и на его лице появилась странная улыбка. — Впрочем, вероятно, мне следует ждать, когда вы пригласите меня в дом.
Резким приказом он отослал охрану, и мы вошли в прохладный полумрак.
Все осталось таким, как прежде, — полированные полы из твердого дерева, золотистые дубовые панели, блеск зеркал и серебра, старые книги, картины и мебель. Все стояло на своих местах. Мне захотелось зарыдать. Но вместо этого я повернулся к Реджелину и потребовал объяснений; слова прозвучали по-детски нагло и задиристо.
Он вежливо ответил на мои вопросы. Большая часть оккупационных войск на Земле располагалась в гарнизонах, но некоторые офицеры выполняли на планете роль наблюдателей и окружных администраторов. В ведении Реджелина находилась вся область Новой Англии. Чтобы не стеснять людей, его вместе с охраной и помощниками (всего десять марсиан) поселили здесь, в этом незанятом доме.
— Боюсь, слишком поздно что-либо менять, — сказал он. — Но мы постараемся не мешать вам и, конечно же, будем хорошо оплачивать занимаемую площадь.
— Ах, как мило с вашей стороны! — не выдержав, закричала Крис. — Она повернулась к марсианину, который был на полтора фута выше; золотистые волосы разметались по худеньким плечам. — Откуда такая учтивость, после того как вы сожгли наши дома, перебили половину человечества и превратили нашу планету в руины? Мне почему-то показалось, что вы посмели считать себя великодушным!
— Крис, — одернул я ее. — Прошу тебя, Крис, не надо.
— Боюсь, леди, вы слишком устали, — бесстрастно произнес Реджелин и повернулся ко мне. — Я хотел бы предупредить рас, мистер Арнфельд, что, хотя в намерения Архона не входит чрезмерное вмешательство в личную жизнь землян, мы будем пресекать любую попытку саботажа или противодействия нашим решениям.
— Сила на вашей стороне, — согласился я. — Можете отшлепать нас мокрыми розгами.
На его темном лице промелькнуло выражение печали.
— Мне хотелось бы стать другом, — сказал он. — Мы оба космонавты. Помимо всего другого, я сражался на Юноне и Второй орбите. Как и вам, мне пришлось пережить потерю многих близких друзей. Но война закончилась! Неужели нельзя забыть старые дрязги?
— Нельзя, — ответил я.
— Как хотите, мистер Арнфельд.
Он поклонился, гордо выпрямился во весь рост и ушел.
Марсиане оказались деликатными жильцами. Они освободили занимаемые помещения и перешли в северное крыло дома, где имелось несколько комнат, которые солдаты оборудовали под кабинеты и общие спальни. За исключением времени, отведенного для еды, они старались не заходить на нашу половину. У ворот и возле северной двери всегда находились часовые, которые медленно шагали взад и вперед. Время от времени на юрких реактивных скутерах прибывали службисты, которые докладывали о чем-то Реджелину. И даже они не создавали большого шума. Марсиане часто сидели в саду или прогуливались в роще, но, завидев нас, с поклоном уходили прочь. Мы никогда не отвечали на их приветствия.
Во многих отношениях они проявили себя довольно заботливыми жильцами. Марсиане договорились об аренде моей земли с теми соседями, которые ее возделывали. Солдаты установили передвижную электростанцию, и мы пользовались электричеством без ограничений. Они нашли людей, которые помогали нам вести хозяйство. Мы разместили эту пожилую пару по фамилии Гус в коттедже для прислуги за особняком. Наши постояльцы щедро оплачивали аренду помещений и оказывали поддержку в финансовых делах. Короче, я ничего против них не имел, за исключением того, что они были марсианами — завоевателями Земли.
Чуть позже возникло несколько неловких ситуаций, связанных с временем для еды. Военный этикет требовал, чтобы Реджелин пользовался столовой, в то время как его подчиненные ели в большой кухне. После двух-трех унылых совместных обедов, проведенных в гробовом молчании с обеих сторон, мы заключили тактичное соглашение: Реджелин ел на час раньше нас. С тех пор мы с ним почти не встречались.
Иногда я даже жалел марсиан. Оторванные от семьи, вдали от родного дома, они день за днем переживали ад земных условий. Я представляю, с каким трудом им приходилось терпеть отяжелевшее тело, атмосферное давление, жару, влажность, ослепительный солнечный свет и крикливую зелень на каждом шагу.
— Несмотря на все это, мы оказались бы в худшем положении при оккупации Марса, — сказал я как-то Крис.
Она нахмурилась. Между изогнутых бровей появились маленькие складки, которые я уже успел полюбить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Тем не менее я ненавидел этого типа в безупречной черной форме, с посеребренным воротником и орденом Двойного Полумесяца на груди.
Он бесстрастно ждал объяснений, высокомерно рассматривая мой запылившийся китель. Прозрачные третьи веки предохраняли глаза от ослепительного блеска заходящего солнца; это придавало ему подслеповатый и немного отстраненный вид.
Я собрал все свое достоинство боевого офицера и решительно представился:
— Меня зовут Дэвид Марк Арнфельд. Я бывший командир межпланетных сил Объединенных Наций. Эти земли и дом по закону принадлежат мне. Могу ли узнать причину вашего появления в моем доме, севни?
Он смотрел на меня еще какое-то время. Очевидно, мой средний рост, плотное телосложение и грубоватое, покрытое морщинами лицо не подходили, по его мнению, военному аристократу. И все же он поклонился мне.
— Я признаю ваши права на собственность, сэр, — ответил он. — В гостиной висит ваш портрет; и я иногда задавал себе вопрос, вернетесь вы когда-нибудь сюда или нет.
Он говорил по-английски очень хорошо, но слишком отрывисто и витиевато для жителя Земли. Марсианский ваннзару настолько резок, что половина слов произносится в ультразвуковом диапазоне, поэтому люди не могут говорить на нем.
— Разрешите представиться. Я севни Реджелин дзу Корутан, окружной наблюдатель Архата планеты Марс.
Лицо офицера напоминало деревянную маску, а вопросительный взгляд устремился на Крис, которая с вызовом разглядывала его высокую фигуру.
— Эта юная леди моя гостья, — холодно произнес я. Мне очень хотелось добавить: «В отличие от вас», но он и так понял, что я имел в виду.
— Прошу вас, проходите, — сказал он, и на его лице появилась странная улыбка. — Впрочем, вероятно, мне следует ждать, когда вы пригласите меня в дом.
Резким приказом он отослал охрану, и мы вошли в прохладный полумрак.
Все осталось таким, как прежде, — полированные полы из твердого дерева, золотистые дубовые панели, блеск зеркал и серебра, старые книги, картины и мебель. Все стояло на своих местах. Мне захотелось зарыдать. Но вместо этого я повернулся к Реджелину и потребовал объяснений; слова прозвучали по-детски нагло и задиристо.
Он вежливо ответил на мои вопросы. Большая часть оккупационных войск на Земле располагалась в гарнизонах, но некоторые офицеры выполняли на планете роль наблюдателей и окружных администраторов. В ведении Реджелина находилась вся область Новой Англии. Чтобы не стеснять людей, его вместе с охраной и помощниками (всего десять марсиан) поселили здесь, в этом незанятом доме.
— Боюсь, слишком поздно что-либо менять, — сказал он. — Но мы постараемся не мешать вам и, конечно же, будем хорошо оплачивать занимаемую площадь.
— Ах, как мило с вашей стороны! — не выдержав, закричала Крис. — Она повернулась к марсианину, который был на полтора фута выше; золотистые волосы разметались по худеньким плечам. — Откуда такая учтивость, после того как вы сожгли наши дома, перебили половину человечества и превратили нашу планету в руины? Мне почему-то показалось, что вы посмели считать себя великодушным!
— Крис, — одернул я ее. — Прошу тебя, Крис, не надо.
— Боюсь, леди, вы слишком устали, — бесстрастно произнес Реджелин и повернулся ко мне. — Я хотел бы предупредить рас, мистер Арнфельд, что, хотя в намерения Архона не входит чрезмерное вмешательство в личную жизнь землян, мы будем пресекать любую попытку саботажа или противодействия нашим решениям.
— Сила на вашей стороне, — согласился я. — Можете отшлепать нас мокрыми розгами.
На его темном лице промелькнуло выражение печали.
— Мне хотелось бы стать другом, — сказал он. — Мы оба космонавты. Помимо всего другого, я сражался на Юноне и Второй орбите. Как и вам, мне пришлось пережить потерю многих близких друзей. Но война закончилась! Неужели нельзя забыть старые дрязги?
— Нельзя, — ответил я.
— Как хотите, мистер Арнфельд.
Он поклонился, гордо выпрямился во весь рост и ушел.
Марсиане оказались деликатными жильцами. Они освободили занимаемые помещения и перешли в северное крыло дома, где имелось несколько комнат, которые солдаты оборудовали под кабинеты и общие спальни. За исключением времени, отведенного для еды, они старались не заходить на нашу половину. У ворот и возле северной двери всегда находились часовые, которые медленно шагали взад и вперед. Время от времени на юрких реактивных скутерах прибывали службисты, которые докладывали о чем-то Реджелину. И даже они не создавали большого шума. Марсиане часто сидели в саду или прогуливались в роще, но, завидев нас, с поклоном уходили прочь. Мы никогда не отвечали на их приветствия.
Во многих отношениях они проявили себя довольно заботливыми жильцами. Марсиане договорились об аренде моей земли с теми соседями, которые ее возделывали. Солдаты установили передвижную электростанцию, и мы пользовались электричеством без ограничений. Они нашли людей, которые помогали нам вести хозяйство. Мы разместили эту пожилую пару по фамилии Гус в коттедже для прислуги за особняком. Наши постояльцы щедро оплачивали аренду помещений и оказывали поддержку в финансовых делах. Короче, я ничего против них не имел, за исключением того, что они были марсианами — завоевателями Земли.
Чуть позже возникло несколько неловких ситуаций, связанных с временем для еды. Военный этикет требовал, чтобы Реджелин пользовался столовой, в то время как его подчиненные ели в большой кухне. После двух-трех унылых совместных обедов, проведенных в гробовом молчании с обеих сторон, мы заключили тактичное соглашение: Реджелин ел на час раньше нас. С тех пор мы с ним почти не встречались.
Иногда я даже жалел марсиан. Оторванные от семьи, вдали от родного дома, они день за днем переживали ад земных условий. Я представляю, с каким трудом им приходилось терпеть отяжелевшее тело, атмосферное давление, жару, влажность, ослепительный солнечный свет и крикливую зелень на каждом шагу.
— Несмотря на все это, мы оказались бы в худшем положении при оккупации Марса, — сказал я как-то Крис.
Она нахмурилась. Между изогнутых бровей появились маленькие складки, которые я уже успел полюбить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34