Он проявил такт и не стал пожимать нам руки, но в знак уважения, в лучших традициях их военной аристократии, отдал низкий поклон, согнув в талии длинное семифутовое тело.
— Вы тут за старшего, командор? — обратился он ко мне. Марсианин говорил на португальском лучше многих из нас. Основным языком Земли считался бразильский диалект, но так уж случилось, что на астероиде в основном подобрались британцы и североамериканцы, и мы несколько лет пользовались только английским.
— Временно исполняю обязанности, севни, — ответил я официальным тоном. — Капитан Робертс… нездоров.
Конечно, я знал, что Старик валяется в постели и, прижав бутылку к груди, размазывает по лицу пьяные слезы. В последние дни он сдал окончательно, но мне не хотелось предавать это гласности.
— Приношу извинения за задержку вашей демобилизации, — сказал марсианин. — Сами, наверное, понимаете, сколько на нас теперь навалилось работы. Сначала корабли выгрузят нашу команду, а затем доставят вас на землю. Мы отправим всех людей в Кито, где вам выдадут билеты в те крупные города, которые находятся недалеко от ваших домов.
— Вы очень добры, — произнес я.
— Спасибо.
Марсианин взмахнул тощей рукой, и я снова удивился, но на этот раз не шести пальцам с дополнительным суставом и не гладкой коричневой коже, которые придавали руке марсианина странный нечеловеческий вид. Меня удивили его необычные квадратные ногти.
— Довольно битв и сражений! — воскликнул он. — Настало время объединить наши народы узами дружбы.
«Дружбы? — со злостью подумал я. — И это после того, что вы сделали с Землей?»
А потом нас погрузили на корабли и отправили в долгий путь к родному дому. Большую часть времени мы провели на орбите, и я регулярно заставлял людей выполнять физические упражнения. После нескольких лет жизни при низкой гравитации астероида и многих недель полета в открытом космосе мы отвыкли от земного притяжения. Думаю, я привел парней в хорошую форму. Естественно, мы недоедали, но по-прежнему оставались крепкими и подвижными, загорев под жгучим космическим солнцем.
Офицеры и экипаж корабля были марсианами, они держались на своей стороне, и мы их почти не видели. Полет прошел без происшествий, а на заключительном этапе я начал замечать у себя и у других какой-то душевный подъем. Пусть нам довелось хлебнуть горя и унижения, но мы возвращались домой! И снова на свет появились старые, затертые фотографии, истрепанные и перепачканные письма, ставшие тоньше папиросной бумаги; снова кто-то спорил, звучали воспоминания, раздавались голоса и даже песни. Ребята договаривались о ежегодных встречах, и, несмотря на горечь, я начинал понимать, что-прошлое хранит немало стоящих моментов, которые, возможно, будут ожидать нас и в будущем.
Мы вышли на земную орбиту. Я часами мог стоять у обзорных экранов, глядя, как голубая и прекрасная родная планета вращается на фоне далеких звезд. Война не оставила отметин на ее безмятежном лике — да и как же иначе? Люди и марсиане слишком малы в сравнении с необъятным пространством и временем.
Космические паромы в несколько заходов переправили нас в Кито. Город жестоко пострадал от массированных бомбардировок. Он превратился в огромные руины, заваленные обломками скал и костями мертвецов, но радиоактивность к этому времени уменьшилась, а горы по-прежнему казались такими же красивыми, какими я запомнил их в юности. Люди построили новый космодром и окружили его множеством бараков и хижин, надеясь, что небольшой поселок когда-нибудь станет возрожденным городом. Я не падал на колени и не целовал землю, как это делали многие, но мои мышцы напряглись под мощным прессом ее притяжения. Я глубоко вдохнул чистый терпкий воздух, на глазах у меня появились слезы.
Нас встретили офицеры связи, и я провел пару дней в хлопотах, расформировывая наше подразделение. Парни получали билеты домой и небольшое жалованье с надбавкой на покрытие инфляции, которая уже вонзила зубы в угасавшую экономику. Нам выдали продовольственные карточки в соответствии с зонами обитания и отпечатанные брошюры с перечнем новых законов, главным из которых являлось беспрекословное подчинение оккупационным властям. Каждому из нас вручили документы О. демобилизации и в связи с дефицитом одежды разрешили носить форму без знаков отличия. Я долго смотрел на снятую с кителя крылатую звезду, прежде чем завернуть ее в платок и спрятать в карман.
Меня провожал помощник коменданта округа — приятный человек по фамилии Гонзалес.
— Почему бы вам не остаться на какое-то время у нас? — предложил он. — Я не советую вам уезжать в Нью-Йорк. Ведь он фактически уничтожен. И жить там будет очень трудно.
— А где теперь легко? — уныло усмехнулся я.
— Воистину так. Нас отбросили на уровень примитивной экономики, которая просто не в состоянии поддерживать большие массы народа. — Его лицо скривилось в гримасе. — Вам повезло, что вы прилетели почти через год после окончания войны. А скольких унесли прошлые зима и весна… о-хо-хо!
— Голод?
— И чума. Марсиане почти ничем не могли помочь, хотя, должен признать, они пытались сделать это. Но миллионы погибли и продолжают погибать.
Он мрачно взглянул на поле. Наш «глобус» и «оливковая ветвь» по-прежнему развевались на ветру, но знамя с двойным полумесяцем Марса трепетало на самом высоком флагштоке.
— Это конец нашей независимости, — прошептал Гонзалес. — Отныне мы просто скоты.
— Нет, мы вернем себе свободу, — ответил я. — Дайте нам двадцать лет, чтобы оправиться. Мы добудем оружие и тогда… — Он вздрогнул.
— Мне кажется, я скорее смирюсь с властью марсиан, чем с фашизмом, который повлечет за собой наше возрождение, — сказал Гонзалес. — И знаете, командор, они не дадут нам ни одного шанса. Вскоре мы потеряем всю промышленность и превратимся в жалких провинциалов. Они веками будут держать нас в этом состоянии — да вы и сами знаете характер марсиан. Они не мстят, но очень осторожны и дальновидны.
Я впервые задумался об этой драконовской мере. Наша популяция должна уменьшиться наполовину, прежде чем людям удастся вернуться к агрокультурной экономике. А затем начнутся нескончаемые века поруганной цивилизации — века крестьян, ремесленников, рыбаков, лесорубов и горняков; в лучшем случае избранных будут назначать на должности мелких чиновников марсианской империи. Люди навсегда окажутся прикованными к Земле, их свяжут по рукам невежеством, а наука, индустрия и полеты к звездам останутся на долю Марса.
Впрочем, на их месте я сделал бы то же самое! Уже по своей природе мы имели столько преимуществ, что без труда могли уничтожить всю их планету, — да если бы в Генеральном штабе думали мозгами, мы одолели бы Марс за какие-нибудь пять лет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Вы тут за старшего, командор? — обратился он ко мне. Марсианин говорил на португальском лучше многих из нас. Основным языком Земли считался бразильский диалект, но так уж случилось, что на астероиде в основном подобрались британцы и североамериканцы, и мы несколько лет пользовались только английским.
— Временно исполняю обязанности, севни, — ответил я официальным тоном. — Капитан Робертс… нездоров.
Конечно, я знал, что Старик валяется в постели и, прижав бутылку к груди, размазывает по лицу пьяные слезы. В последние дни он сдал окончательно, но мне не хотелось предавать это гласности.
— Приношу извинения за задержку вашей демобилизации, — сказал марсианин. — Сами, наверное, понимаете, сколько на нас теперь навалилось работы. Сначала корабли выгрузят нашу команду, а затем доставят вас на землю. Мы отправим всех людей в Кито, где вам выдадут билеты в те крупные города, которые находятся недалеко от ваших домов.
— Вы очень добры, — произнес я.
— Спасибо.
Марсианин взмахнул тощей рукой, и я снова удивился, но на этот раз не шести пальцам с дополнительным суставом и не гладкой коричневой коже, которые придавали руке марсианина странный нечеловеческий вид. Меня удивили его необычные квадратные ногти.
— Довольно битв и сражений! — воскликнул он. — Настало время объединить наши народы узами дружбы.
«Дружбы? — со злостью подумал я. — И это после того, что вы сделали с Землей?»
А потом нас погрузили на корабли и отправили в долгий путь к родному дому. Большую часть времени мы провели на орбите, и я регулярно заставлял людей выполнять физические упражнения. После нескольких лет жизни при низкой гравитации астероида и многих недель полета в открытом космосе мы отвыкли от земного притяжения. Думаю, я привел парней в хорошую форму. Естественно, мы недоедали, но по-прежнему оставались крепкими и подвижными, загорев под жгучим космическим солнцем.
Офицеры и экипаж корабля были марсианами, они держались на своей стороне, и мы их почти не видели. Полет прошел без происшествий, а на заключительном этапе я начал замечать у себя и у других какой-то душевный подъем. Пусть нам довелось хлебнуть горя и унижения, но мы возвращались домой! И снова на свет появились старые, затертые фотографии, истрепанные и перепачканные письма, ставшие тоньше папиросной бумаги; снова кто-то спорил, звучали воспоминания, раздавались голоса и даже песни. Ребята договаривались о ежегодных встречах, и, несмотря на горечь, я начинал понимать, что-прошлое хранит немало стоящих моментов, которые, возможно, будут ожидать нас и в будущем.
Мы вышли на земную орбиту. Я часами мог стоять у обзорных экранов, глядя, как голубая и прекрасная родная планета вращается на фоне далеких звезд. Война не оставила отметин на ее безмятежном лике — да и как же иначе? Люди и марсиане слишком малы в сравнении с необъятным пространством и временем.
Космические паромы в несколько заходов переправили нас в Кито. Город жестоко пострадал от массированных бомбардировок. Он превратился в огромные руины, заваленные обломками скал и костями мертвецов, но радиоактивность к этому времени уменьшилась, а горы по-прежнему казались такими же красивыми, какими я запомнил их в юности. Люди построили новый космодром и окружили его множеством бараков и хижин, надеясь, что небольшой поселок когда-нибудь станет возрожденным городом. Я не падал на колени и не целовал землю, как это делали многие, но мои мышцы напряглись под мощным прессом ее притяжения. Я глубоко вдохнул чистый терпкий воздух, на глазах у меня появились слезы.
Нас встретили офицеры связи, и я провел пару дней в хлопотах, расформировывая наше подразделение. Парни получали билеты домой и небольшое жалованье с надбавкой на покрытие инфляции, которая уже вонзила зубы в угасавшую экономику. Нам выдали продовольственные карточки в соответствии с зонами обитания и отпечатанные брошюры с перечнем новых законов, главным из которых являлось беспрекословное подчинение оккупационным властям. Каждому из нас вручили документы О. демобилизации и в связи с дефицитом одежды разрешили носить форму без знаков отличия. Я долго смотрел на снятую с кителя крылатую звезду, прежде чем завернуть ее в платок и спрятать в карман.
Меня провожал помощник коменданта округа — приятный человек по фамилии Гонзалес.
— Почему бы вам не остаться на какое-то время у нас? — предложил он. — Я не советую вам уезжать в Нью-Йорк. Ведь он фактически уничтожен. И жить там будет очень трудно.
— А где теперь легко? — уныло усмехнулся я.
— Воистину так. Нас отбросили на уровень примитивной экономики, которая просто не в состоянии поддерживать большие массы народа. — Его лицо скривилось в гримасе. — Вам повезло, что вы прилетели почти через год после окончания войны. А скольких унесли прошлые зима и весна… о-хо-хо!
— Голод?
— И чума. Марсиане почти ничем не могли помочь, хотя, должен признать, они пытались сделать это. Но миллионы погибли и продолжают погибать.
Он мрачно взглянул на поле. Наш «глобус» и «оливковая ветвь» по-прежнему развевались на ветру, но знамя с двойным полумесяцем Марса трепетало на самом высоком флагштоке.
— Это конец нашей независимости, — прошептал Гонзалес. — Отныне мы просто скоты.
— Нет, мы вернем себе свободу, — ответил я. — Дайте нам двадцать лет, чтобы оправиться. Мы добудем оружие и тогда… — Он вздрогнул.
— Мне кажется, я скорее смирюсь с властью марсиан, чем с фашизмом, который повлечет за собой наше возрождение, — сказал Гонзалес. — И знаете, командор, они не дадут нам ни одного шанса. Вскоре мы потеряем всю промышленность и превратимся в жалких провинциалов. Они веками будут держать нас в этом состоянии — да вы и сами знаете характер марсиан. Они не мстят, но очень осторожны и дальновидны.
Я впервые задумался об этой драконовской мере. Наша популяция должна уменьшиться наполовину, прежде чем людям удастся вернуться к агрокультурной экономике. А затем начнутся нескончаемые века поруганной цивилизации — века крестьян, ремесленников, рыбаков, лесорубов и горняков; в лучшем случае избранных будут назначать на должности мелких чиновников марсианской империи. Люди навсегда окажутся прикованными к Земле, их свяжут по рукам невежеством, а наука, индустрия и полеты к звездам останутся на долю Марса.
Впрочем, на их месте я сделал бы то же самое! Уже по своей природе мы имели столько преимуществ, что без труда могли уничтожить всю их планету, — да если бы в Генеральном штабе думали мозгами, мы одолели бы Марс за какие-нибудь пять лет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34