Ваш коллега обещал мне выписать ее послезавтра, – сказал Андреа.
– Я видел кардиограмму синьоры и только что осмотрел ее саму. У нее тяжелая сердечная недостаточность. Я уже распорядился давать ей через капельницу диуретики и дигиталис.
– Доктор, скажите мне, она страдает?
– Не думаю. Она не жалуется.
– Моя мать никогда не жаловалась, – возразил Андреа. – Если она умирает, зачем ей наложили гипс?
– Чтобы снять боль. Успокойтесь. Мы ее полечим, посмотрим, как она реагирует на терапию, – с этими словами врач откланялся.
Андреа вернулся к постели матери. Остальные пациентки не обращали на них никакого внимания. Рядом с Марией лежала другая старушка с поднятыми вверх ногами на вытяжении: она дремала. Поодаль располагалась девица, замурованная в гипс по самую шею. На голове у нее были наушники, она слушала музыку. Четвертая женщина решала кроссворд.
– Приходил доктор, – сказала Мария, явно придя в себя и сознавая, где находится. – Такой внимательный!
Сегодня утром я вышла забрать свою пенсию, и у меня голова вдруг закружилась. Я упала, а очнулась уже здесь. А где Пенелопа?
– Она уехала на море на несколько дней. Хочешь, я ей позвоню? – предложил Андреа.
Он подумал, что болезнь матери – отличный предлог, чтобы убедить жену вернуться, но тут же устыдился своих мыслей.
– Нет, оставь ее в покое. Она еще со мной намучается, когда я вернусь домой, правда?
Марии очень хотелось услышать, что ее отпустят домой.
– Как только сделают все анализы, – пообещал ей сын.
– Загляни-ка в мою сумку, малыш. Там есть карамельки. Угощайся, – Мария опять заговорила с ним, как с маленьким.
Андреа нашел ее сумку в тумбочке у кровати и принялся перебирать содержимое. Он нашел кошелек с какой-то мелочью, пенсионную книжку, четки в филигранной серебряной шкатулке, удостоверение личности и белый конверт с фотографиями. Андреа начал перебирать их одну за другой. Он вновь увидел полуразрушенный дом, в котором жил до самой смерти отца, старенький «Форд», пару сеттеров, живших во дворе, отца и мать, позирующих перед входом в гостиницу «Лидо» в Венеции, где они проводили медовый месяц. А потом увидел и себя, совсем маленького, на руках у бабушки Стеллы, а рядом Джакомо, которому было уже десять лет, и Джемму, корчившую смешные рожицы в объектив.
– Спой мне что-нибудь, – попросила Мария.
– Что? – смутился он.
– Какую-нибудь арию из тех, что любил твой отец.
И она сама тихонько запела «Холодную ручонку». Андреа наклонил голову и закрыл лицо ладонями, не желая, чтобы мать видела, как он плачет.
ИСТОРИЯ АНДРЕА
1
Пьетро Донелли был великаном двухметрового роста, с широченными плечами и лицом до того красивым, благородным и кротким, что самый проницательный наблюдатель мог бы обмануться на его счет: на самом деле он был груб, порой жесток, хотя умел бывать и нежным. Безо всякой видимой причины он мог за один миг перейти от ребяческой веселости к ярости дикого зверя.
Мария, жена Пьетро, любила его до безумия, терпела необъяснимые перепады его настроения, сносила бешеные вспышки его гнева как стихийное бедствие, а приступы нежности воспринимала как дар небес.
Дети не столько любили, сколько боялись отца. Когда он пытался играть с ними, они отступали и прятались. Андреа ненавидел Пьетро, особенно, когда тот у него на глазах обижал мать. В такие минуты он всей душой желал отцу смерти.
Однажды Пьетро, вернувшись домой с работы, задел ногой колесо велосипеда Марии, споткнулся и упал. Он обрушился на жену с проклятьями и пригрозил, что разобьет ей лицо, если она не будет держаться от него подальше, потом одной рукой подхватил велосипед, как детскую игрушку, и разбил его вдребезги о дерево. Войдя в дом, Пьетро завел проигрыватель, поставил на полную громкость пластинку со своей любимой «Богемой» и вышел во двор, чтобы умыться водой из колодца.
Голый до пояса, руками, похожими на лопаты, он обрушивал пригоршни ледяной воды себе на плечи, на грудь, на спину, а знаменитый Ди Стефано тем временем выводил «Холодную ручонку». Пьетро мылся и подпевал тенору без единой фальшивой ноты.
Фуль и Долли, пара сеттеров, живших во дворе, убежали в поле, не выдержав громкой музыки. Если бы Джемма была дома, она тоже убежала бы вместе с ними. Джемме было ненавистно все то, что любил отец: опера, вино, жареный гусь, охотничье ружье, кожаные сапоги, которые Пьетро не снимал даже в летнюю жару. Джемма, как, впрочем, и Андреа, да и Джакомо тоже, ненавидела своего отца. Только бабушка Стелла, его мать, и Мария, его жена, любили Пьетро. Но и они его боялись, как и все остальные.
– Зачем ты за него вышла? – спрашивала Джемма у матери.
– Он мне нравился. Он был красивый. Он все еще красив, – оправдывалась Мария.
– Но разве ты не видишь, какой он страшный? Косится на тебя, как сумасшедший.
– У него это временами бывает, потом проходит. Он не злой. Он просто чудной, вот и все. Будь он такой, как все, может, я и не вышла бы за него.
– Тогда не надо было рожать от него детей. Почему мы должны его терпеть, если он нравится только тебе одной? Это несправедливо.
– Все будет хорошо, – утешала ее Мария.
Лежа на выжженной солнцем траве, Андреа воображал себя индейцем, прячущимся в кустах с луком и стрелой в руках. Вот индеец выпускает стрелу, она со свистом рассекает воздух и впивается прямо в затылок Пьетро. Он падает на землю как подкошенный. Конец ненависти и страху. Только тишина и покой.
Пьетро вытерся махровой простыней, повернулся и увидел, что его младший сын плачет.
– Эй ты, недоделанный, что с тобой стряслось? Мальчик прикрыл лицо локтем, словно защищаясь от удара. Ему было стыдно за свои недавние фантазии. Пьетро присел на корточки, и Андреа охватил страх. Он начал дрожать.
– У тебя что, зубы болят? – спросил Пьетро, понизив свой зычный голос до шепота.
– Я не хочу, чтобы ты умирал, – сказал Андреа.
– Почему я должен умереть? Я даже не болен, – расхохотался Пьетро. Он вытащил из кармана бумажку в пятьсот лир и сунул ее сыну. – На, сбегай в деревню, купи себе мороженого.
– Спасибо, – сказал Андреа, возвращая деньги, – но я не хочу мороженого.
Он не мог взять деньги у человека, которого минуту назад хотел видеть мертвым. Отец выпрямился и покачал головой.
– Совсем с ума сошел, – сочувственно заметил он, потом повернулся спиной и вошел в дом, продолжая напевать «К счастью, светит луна…».
Дом выходил фасадом на широкий проселок, ведущий в то, что Пьетро называл «деревней». На самом деле деревня давно уже превратилась в небольшой, но довольно зажиточный городок, существовавший за счет производства арматуры. Жили здесь типичные обыватели: дом, работа, отпуск. У самых состоятельных были любовницы в соседнем городе. У их жен – любовники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
– Я видел кардиограмму синьоры и только что осмотрел ее саму. У нее тяжелая сердечная недостаточность. Я уже распорядился давать ей через капельницу диуретики и дигиталис.
– Доктор, скажите мне, она страдает?
– Не думаю. Она не жалуется.
– Моя мать никогда не жаловалась, – возразил Андреа. – Если она умирает, зачем ей наложили гипс?
– Чтобы снять боль. Успокойтесь. Мы ее полечим, посмотрим, как она реагирует на терапию, – с этими словами врач откланялся.
Андреа вернулся к постели матери. Остальные пациентки не обращали на них никакого внимания. Рядом с Марией лежала другая старушка с поднятыми вверх ногами на вытяжении: она дремала. Поодаль располагалась девица, замурованная в гипс по самую шею. На голове у нее были наушники, она слушала музыку. Четвертая женщина решала кроссворд.
– Приходил доктор, – сказала Мария, явно придя в себя и сознавая, где находится. – Такой внимательный!
Сегодня утром я вышла забрать свою пенсию, и у меня голова вдруг закружилась. Я упала, а очнулась уже здесь. А где Пенелопа?
– Она уехала на море на несколько дней. Хочешь, я ей позвоню? – предложил Андреа.
Он подумал, что болезнь матери – отличный предлог, чтобы убедить жену вернуться, но тут же устыдился своих мыслей.
– Нет, оставь ее в покое. Она еще со мной намучается, когда я вернусь домой, правда?
Марии очень хотелось услышать, что ее отпустят домой.
– Как только сделают все анализы, – пообещал ей сын.
– Загляни-ка в мою сумку, малыш. Там есть карамельки. Угощайся, – Мария опять заговорила с ним, как с маленьким.
Андреа нашел ее сумку в тумбочке у кровати и принялся перебирать содержимое. Он нашел кошелек с какой-то мелочью, пенсионную книжку, четки в филигранной серебряной шкатулке, удостоверение личности и белый конверт с фотографиями. Андреа начал перебирать их одну за другой. Он вновь увидел полуразрушенный дом, в котором жил до самой смерти отца, старенький «Форд», пару сеттеров, живших во дворе, отца и мать, позирующих перед входом в гостиницу «Лидо» в Венеции, где они проводили медовый месяц. А потом увидел и себя, совсем маленького, на руках у бабушки Стеллы, а рядом Джакомо, которому было уже десять лет, и Джемму, корчившую смешные рожицы в объектив.
– Спой мне что-нибудь, – попросила Мария.
– Что? – смутился он.
– Какую-нибудь арию из тех, что любил твой отец.
И она сама тихонько запела «Холодную ручонку». Андреа наклонил голову и закрыл лицо ладонями, не желая, чтобы мать видела, как он плачет.
ИСТОРИЯ АНДРЕА
1
Пьетро Донелли был великаном двухметрового роста, с широченными плечами и лицом до того красивым, благородным и кротким, что самый проницательный наблюдатель мог бы обмануться на его счет: на самом деле он был груб, порой жесток, хотя умел бывать и нежным. Безо всякой видимой причины он мог за один миг перейти от ребяческой веселости к ярости дикого зверя.
Мария, жена Пьетро, любила его до безумия, терпела необъяснимые перепады его настроения, сносила бешеные вспышки его гнева как стихийное бедствие, а приступы нежности воспринимала как дар небес.
Дети не столько любили, сколько боялись отца. Когда он пытался играть с ними, они отступали и прятались. Андреа ненавидел Пьетро, особенно, когда тот у него на глазах обижал мать. В такие минуты он всей душой желал отцу смерти.
Однажды Пьетро, вернувшись домой с работы, задел ногой колесо велосипеда Марии, споткнулся и упал. Он обрушился на жену с проклятьями и пригрозил, что разобьет ей лицо, если она не будет держаться от него подальше, потом одной рукой подхватил велосипед, как детскую игрушку, и разбил его вдребезги о дерево. Войдя в дом, Пьетро завел проигрыватель, поставил на полную громкость пластинку со своей любимой «Богемой» и вышел во двор, чтобы умыться водой из колодца.
Голый до пояса, руками, похожими на лопаты, он обрушивал пригоршни ледяной воды себе на плечи, на грудь, на спину, а знаменитый Ди Стефано тем временем выводил «Холодную ручонку». Пьетро мылся и подпевал тенору без единой фальшивой ноты.
Фуль и Долли, пара сеттеров, живших во дворе, убежали в поле, не выдержав громкой музыки. Если бы Джемма была дома, она тоже убежала бы вместе с ними. Джемме было ненавистно все то, что любил отец: опера, вино, жареный гусь, охотничье ружье, кожаные сапоги, которые Пьетро не снимал даже в летнюю жару. Джемма, как, впрочем, и Андреа, да и Джакомо тоже, ненавидела своего отца. Только бабушка Стелла, его мать, и Мария, его жена, любили Пьетро. Но и они его боялись, как и все остальные.
– Зачем ты за него вышла? – спрашивала Джемма у матери.
– Он мне нравился. Он был красивый. Он все еще красив, – оправдывалась Мария.
– Но разве ты не видишь, какой он страшный? Косится на тебя, как сумасшедший.
– У него это временами бывает, потом проходит. Он не злой. Он просто чудной, вот и все. Будь он такой, как все, может, я и не вышла бы за него.
– Тогда не надо было рожать от него детей. Почему мы должны его терпеть, если он нравится только тебе одной? Это несправедливо.
– Все будет хорошо, – утешала ее Мария.
Лежа на выжженной солнцем траве, Андреа воображал себя индейцем, прячущимся в кустах с луком и стрелой в руках. Вот индеец выпускает стрелу, она со свистом рассекает воздух и впивается прямо в затылок Пьетро. Он падает на землю как подкошенный. Конец ненависти и страху. Только тишина и покой.
Пьетро вытерся махровой простыней, повернулся и увидел, что его младший сын плачет.
– Эй ты, недоделанный, что с тобой стряслось? Мальчик прикрыл лицо локтем, словно защищаясь от удара. Ему было стыдно за свои недавние фантазии. Пьетро присел на корточки, и Андреа охватил страх. Он начал дрожать.
– У тебя что, зубы болят? – спросил Пьетро, понизив свой зычный голос до шепота.
– Я не хочу, чтобы ты умирал, – сказал Андреа.
– Почему я должен умереть? Я даже не болен, – расхохотался Пьетро. Он вытащил из кармана бумажку в пятьсот лир и сунул ее сыну. – На, сбегай в деревню, купи себе мороженого.
– Спасибо, – сказал Андреа, возвращая деньги, – но я не хочу мороженого.
Он не мог взять деньги у человека, которого минуту назад хотел видеть мертвым. Отец выпрямился и покачал головой.
– Совсем с ума сошел, – сочувственно заметил он, потом повернулся спиной и вошел в дом, продолжая напевать «К счастью, светит луна…».
Дом выходил фасадом на широкий проселок, ведущий в то, что Пьетро называл «деревней». На самом деле деревня давно уже превратилась в небольшой, но довольно зажиточный городок, существовавший за счет производства арматуры. Жили здесь типичные обыватели: дом, работа, отпуск. У самых состоятельных были любовницы в соседнем городе. У их жен – любовники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96