Вскоре после этого телефонного разговора Джулия получила приглашение на вернисаж и решила сходить, чтобы немного развеяться. Она заехала к своему парикмахеру, сделала прическу и даже купила для такого случая новое платье. Гермес предложил составить ей компанию, но она отказалась: ей хотелось побыть одной.
Скользя рассеянным взглядом по картинам, Джулия вошла в небольшой зальчик, где был выставлен один-единственный портрет. Джулия остановилась, разглядывая хрупкую женщину, сидящую у распахнутого в сад окна. Ее черты были нежны и вместе с тем говорили о силе характера, взгляд мечтален и одновременно проницателен. Особую прелесть этой картине придавало сочетание женственных линий фигуры с пламенеющими красками цветущих за окном роз. Эти розы, заглядывающие в окно из сада, напоминали летний закат.
Джулию охватили воспоминания. Она увидела дедушкин сад и просторы полей за оградой, самого дедушку Убальдо и с трудом удержала подступившие к горлу рыдания.
– Как поживаете, синьора де Бласко? – раздался у нее за спиной мужской голос, и она, обернувшись, увидела Франко Вассалли.
Вспышка фоторепортера запечатлела их в эту секунду: оба улыбаются вежливыми, чуть смущенными улыбками.
– Прелесть, правда? – сказал Вассалли, разглядывая портрет.
– Нет, это слово не годится, – возразила Джулия. – Портрет очень грустный, при взгляде на него щемит сердце.
– Не думал, что когда-нибудь увижу его снова. – Вассалли поднес к губам ее руку.
– Почему?
– Он был выставлен в витрине антикварной лавки, и, когда я спустя несколько дней решил купить его, портрета уже не было.
– Картины покупают и продают, – заметила Джулия. – Спасибо, что владельцы не держат их взаперти, а дают возможность нам, смертным, ими любоваться. Это самое главное.
– Почему этот портрет наводит на вас грусть? – с любопытством спросил Вассалли.
– Очень личные и очень давние воспоминания.
Они вышли из палаццо Реале на вечернюю площадь и медленно двинулись по брусчатой мостовой в сопровождении Волка.
– Мне этот портрет напоминает маму. – Вассалли вернулся к прерванной теме. – Она могла бы быть великолепной моделью для Больдини.
– Как она? Что вам о ней известно? – спросила Джулия.
– Мне прислали ее фотографии. Знаете, эти моментальные фотографии, сделанные «Полароидом»? Выглядит она спокойной. Чутье подсказывает мне, что с ней все в порядке. Мать всегда мужественно переносила удары судьбы, она сильная женщина. Я не перестаю ее восхищаться.
Джулия почувствовала нежность и любовь в его голосе.
– Да, надо быть очень мужественной, чтобы не сломаться под ударами судьбы, – думая о своем, задумчиво сказала Джулия.
– Или наивной, как дитя, – добавил Вассалли. – Ничего не помнить.
– Как бы я хотела ничего не помнить! – неожиданно для самой себя вырвалось у Джулии.
Вассали удивленно остановился.
– Скажите, какая вы, Джулия де Бласко? – тихо спросил он.
– Ранимая, неуверенная в себе, колючая. И наверное, самое главное, мне трудно уживаться с самой собой. Я не нравлюсь себе, синьор Вассалли.
– Это непростительно, – смеясь, сказал он. – Такая красивая, такая необыкновенная женщина, как вы, не может не нравиться.
Они свернули на виа делле Оре, которая в этот вечерний час была почти пуста. Звук их шагов, усиленный эхом на этой безлюдной узкой улице, вызывал ощущение, будто они остались вдвоем в пустынном городе. Джулия вдруг резко повернулась к своему спутнику и, нахмурив брови, спросила:
– Послушайте, а что вы хотите, кроме прав на мой роман?
Он положил ей руки на плечи и заглянул в глаза своим пронзительным волнующим взглядом.
– Я хочу тебя. – Он притянул ее к себе и поцеловал в губы долгим властным поцелуем.
Джулия забыла в эту минуту и о Гермесе, который ее боготворил, и о ребенке, которого она носила в себе, и о неразрешимых проблемах с Джорджо. Больше всего на свете ей хотелось ответить словами: «Я тебя тоже», но запреты, живущие в ней с детства, были сильнее чувств, и не в ее силах было их нарушить.
– Здесь мы попрощаемся, – твердо сказала она и, остановив такси, поспешно села в машину.
Глава 28
Лео, поджидая Джулию, аккуратно разложил на тарелке нарезанный сыр и выпустил на горячую сковородку два яйца.
– Я и не надеялась, что ты так скоро вернешься, – удивленно сказала Джулия, входя в кухню.
– Когда властелин зовет, подданные бросают свои дела и торопятся на его зов, – торжественно произнес Лео, помешивая ножом яичницу.
– Кто тебе открыл?
– Амбра. Она только что ушла. А Джорджо где?
– Курит в каком-нибудь укромном месте травку, я полагаю, – как о чем-то обыденном, сказала Джулия.
– Курит травку? – непонимающе переспросил Лео.
– Да, курит травку, косит, шмалит, не знаю, как еще это называется.
– Называется что?
– То, что делает наш сын, Лео. Джорджо – заядлый курильщик гашиша, так, во всяком случае, он сам мне заявил.
Лео застыл с ножом в руке.
– Джулия, ради Бога, объясни наконец что происходит? Ты хочешь сказать, что наш Джорджо, которому нет еще и шестнадцати, пристрастился к наркотикам? Может быть, он просто попробовал пару раз, как многие мальчишки в его возрасте?
Лео, всю жизнь с успехом избегавший проблем, невольно старался приуменьшить серьезность происходящего.
– Лео, я знаю, как ты относишься к наркотикам. Я тоже не приемлю эту отраву и готова принимать участие в любых акциях, направленных против «белой смерти», потому что не хочу, чтобы молодежь приучалась к наркотикам. Но сейчас речь не о многих, а об одном – нашем единственном сыне, ты понимаешь разницу?
– Джорджо живет в своем времени. Это поколение считает, что в жизни все надо попробовать на себе. Он попробовал, и точка. Я уверен, что он больше не будет.
– Две точки и открытые кавычки, потому что мальчик, который пробует это, уже автоматически попадает в группу риска.
– Не преувеличивай. В Африке, например, после ужина гостям обязательно предложат покурить гашиш, как у нас – выпить рюмочку граппы.
– Ты не хочешь понять, – Джулия с трудом сдерживалась, – что я сейчас не обсуждаю с тобой мировые проблемы наркомании, я говорю о нашем сыне. Речь идет не о сигарете с марихуаной, пущенной однажды по кругу среди мальчишек, а о привычке. У Джорджо есть мерзкое приспособление, этакий глиняный раструб, называемый чилимом, куда набивается смесь табака с пастой из гашиша, а затем вдыхается в легкие. Он курит эту гадость ежедневно , пойми же ты наконец, у него уже выработалась зависимость !
Теперь Лео понял. Он застыл у плиты, глядя неподвижным, невидящим взглядом на сгоревшую яичницу. Потом выключил газ и обнял Джулию, которая наконец дала волю слезам.
– Успокойся, дружок, – приговаривал он, гладя ее по спине, – прошу тебя, успокойся!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73