Левая рука в матерчатой хозяйственной перчатке лежала на руле, в правой он сжимал пистолет. Голова человека, похожая на зрелый одуванчик, была опрокинута на залитую кровью грудь. Во лбу, пропаханном бороздами морщин, чернело пулевое отверстие. По переносице, огибая крылья носа, пробиваясь через седые усы, еще медленно текла густая кровь.
– Поехали отсюда! – сказала Инга и нетерпеливо стукнула кулаком по панели.
Не заставляя девушку повторять, я резко взял старт и быстро набрал скорость. Инга подняла стекло и включила кондиционер, хотя в салоне было совсем не душно. Я нашел на дециметровом канале Токкату ре минор Баха. Инга опустила солнцезащитный щиток, в который были вмонтированы светильник и зеркало, и стала красить губы бледно-розовой помадой. Я насвистывал под фонограмму органа Домского собора. «Ниссан» с легкостью взлетал на горки, а затем проваливался на спусках, вынуждая на мгновение останавливать дыхание. Инга, глядя на себя в зеркальце, завинтила помаду и кинула ее в сумочку.
– Нет, не то! Надо что-то повеселее… Ты не станешь возражать, если я сейчас приглашу тебя в ресторан?
Я косился на нее, глядя, как она меняет цвет губ с бледного на ярко-красный, а потом накладывает на веки густые фиолетовые тени вечернего макияжа. В живых осталось двое, думал я, невольно удивляясь тому, как легко женщина может изменить свою внешность. Осталось всего двое от той своры, которая хотела, чтобы я поделился золотом. Эта свора пожирает сама себя.
Глава 32
Инга держалась за правую сторону руля, а я за левую. Мы рулили оба.
– Ско`ко живу, – объясняла мне Инга, – ни разу… не видела `ких м`чат`х пффф…
У девушки что-то случилось с дикцией, и я не совсем хорошо понимал ее слова.
– Чего ты не видела? – уточнил я.
– Ты меня любишь? – перешла на другую тему Инга и слепила из губ клубничку. – Тогда целуй!
– Ты куда рулишь! – крикнул я. – На столб!
– Ну и фиг с ним! – решила Инга, но руль отпустила и подняла с пола не допитую в ресторане бутылку шампанского.
Я отобрал бутылку в тот момент, когда Инга выдернула пробку и уже прицелилась губами к горлышку.
– Хватит пить!
– Жалко, да?
Хорошо, что мы были на машине. В таком состоянии я не донес бы Ингу до дома, и нам пришлось бы дожидаться утра на пляже. В голове у меня шумело, глаза слипались от усталости. Инга притулилась к моему плечу и, икая, стала вздрагивать.
– Ты поможешь мне раздеться? – пробормотала она. – И под душиком помоешь, ага?
Я подъехал к воротам гаража. Они были раскрыты настежь.
– Все-таки я выгоню его! – сказал я, въезжая в черное нутро гаража.
– Кого его? – спросила Инга, приподнимая голову и дурными глазами глядя вокруг.
– Доходягу.
– Кто это такой?! – требовательно спросила она. – Па-ччч-ему не знаю?!
– Мой рабочий. Выходи и перестань орать, а то разбудишь всех соседей.
Инга стала вылезать из машины, зацепилась каблуком о порожек и растянулась на полу гаража.
– Послушай! – недовольно произнесла она, поднимаясь на ноги. – Что ты здесь понаставил?.. Пройти спокойно нельзя! Чуть не упала.
Я закрыл ворота гаража, взял Ингу под руку и вывел через дверь во внутренний дворик. Ресторан и моя щедрость совершенно неожиданно подкинули проблему. Я вел шатающуюся Ингу и уже не был уверен, что она сможет адекватно воспринять то, что я для нее приготовил. А если дать ей выспаться, не вызовет ли у нее подозрение тот факт, что я так долго не поднимал тревоги?
Но Инга, к моему удивлению, еще была способна соображать и заметила то, что не всякая трезвая женщина заметит.
– А почему калитка открыта? – спросила она. – Кто здесь болтался в наше отсутствие? А? По рогам ему!
Я остановился как вкопанный. Ингу немного занесло, и она обняла пружинистый кипарис.
– Чертовщина какая-то, – пробормотал я. – Ключи от калитки есть только у меня.
– Ну! – подтвердила Инга, отталкивая от себя кипарис. – А я о чем говорю!
Она хотела взять меня под руку, но я кинулся вперед, плечом распахнул чугунную дверь настежь и, словно наткнувшись на препятствие, застыл перед дверями в бар. Потом словно какая-то сила кинула меня на колени. Со сдавленным стоном я ударил кулаками по краю аккуратной ямки посреди цветника, будто начал неистово молиться, схватил землю в пригоршни и швырнул ее в лицо Инге. Девушка, как привидение, неслышно приближалась ко мне. Я еще никогда в жизни не видел, чтобы человек мог так быстро протрезветь.
– Что?! – едва слышно произнесла она.
– Ничего!! – крикнул я, вскочил на ноги и стал неистово топтать цветы, потом прислонился к стеклянной стене и сделал вид, что зарыдал.
Инга взяла меня за плечи и повернула к себе. Ее и без того бледное лицо в свете луны казалось зеленым.
– Ты мне можешь объяснить? – тихо сказала она. Я почувствовал, что каждое слово дается ей с трудом. – Что произошло? Чего ты психуешь?
– Сейчас ты будешь психовать, – с мстительной угрозой произнес я, убирая руки Инги со своих плеч. – Здесь, в этом цветнике, я закопал свое золото. И вот… осталась только ямка.
Казалось, что до Инги не сразу дошел смысл моих слов. Она нахмурила брови, рассматривая мое лицо так, словно на нем проявились следы какой-то тяжелой болезни, и вдруг изо всей силы ударила меня по щеке.
– Мерзавец! Негодяй! – крикнула она, отвернулась и пошла по двору, откидывая ногой пластиковые стулья.
Нет, вы только посмотрите на нее, подумал я, потирая пылающую огнем щеку.
Инга дошла до бетонной стены, уперлась в нее лбом и негромко засмеялась. Потом взяла себя в руки, замолчала, вытерла ладонями щеки и вернулась ко мне.
– Извини, – произнесла она, избегая смотреть мне в глаза. – Но это самое ужасное: человеку дают надежду, а потом отнимают ее… Для таких случаев заводят огромного сторожевого пса. Я подарю тебе щенка ротвейлера или мастифа. Хотя… хотя собака тебе уже ни к чему.
Она потянула на себя стеклянную дверь бара, раскрутила над головой сумочку и закинула ее за спину.
– Шляпа ты, Кирилл! – сказала она неожиданно повеселевшим голосом. – Кто ж золото в землю зарывает?
– Я. И еще, кажется, Буратино.
– Вот потому-то жизнь вас и наказала.
* * *
Нет, жизнь наказала меня за другое: я нарушил свое правило – после полуночи не пить, и утром страдал от головной боли и жажды. Вдобавок телефонный звонок курлыкал на редкость противно, отчего мне казалось, что кто-то сверлит мне череп мощным бошевским перфоратором.
– Ну? – раздраженно спросил я, приложив трубку к уху, которое после нежной ладони Инги несколько увеличилось в размере.
– Это я, – прозвучал молодой мужской голос.
– Попова свинья, – ответил я в рифму. – Представляться надо!
Какой же я бываю противный, когда неважно себя чувствую!
– Это Володя… Ну, короче, автослесарь. Из «Rodeo-motors».
– А-а!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Поехали отсюда! – сказала Инга и нетерпеливо стукнула кулаком по панели.
Не заставляя девушку повторять, я резко взял старт и быстро набрал скорость. Инга подняла стекло и включила кондиционер, хотя в салоне было совсем не душно. Я нашел на дециметровом канале Токкату ре минор Баха. Инга опустила солнцезащитный щиток, в который были вмонтированы светильник и зеркало, и стала красить губы бледно-розовой помадой. Я насвистывал под фонограмму органа Домского собора. «Ниссан» с легкостью взлетал на горки, а затем проваливался на спусках, вынуждая на мгновение останавливать дыхание. Инга, глядя на себя в зеркальце, завинтила помаду и кинула ее в сумочку.
– Нет, не то! Надо что-то повеселее… Ты не станешь возражать, если я сейчас приглашу тебя в ресторан?
Я косился на нее, глядя, как она меняет цвет губ с бледного на ярко-красный, а потом накладывает на веки густые фиолетовые тени вечернего макияжа. В живых осталось двое, думал я, невольно удивляясь тому, как легко женщина может изменить свою внешность. Осталось всего двое от той своры, которая хотела, чтобы я поделился золотом. Эта свора пожирает сама себя.
Глава 32
Инга держалась за правую сторону руля, а я за левую. Мы рулили оба.
– Ско`ко живу, – объясняла мне Инга, – ни разу… не видела `ких м`чат`х пффф…
У девушки что-то случилось с дикцией, и я не совсем хорошо понимал ее слова.
– Чего ты не видела? – уточнил я.
– Ты меня любишь? – перешла на другую тему Инга и слепила из губ клубничку. – Тогда целуй!
– Ты куда рулишь! – крикнул я. – На столб!
– Ну и фиг с ним! – решила Инга, но руль отпустила и подняла с пола не допитую в ресторане бутылку шампанского.
Я отобрал бутылку в тот момент, когда Инга выдернула пробку и уже прицелилась губами к горлышку.
– Хватит пить!
– Жалко, да?
Хорошо, что мы были на машине. В таком состоянии я не донес бы Ингу до дома, и нам пришлось бы дожидаться утра на пляже. В голове у меня шумело, глаза слипались от усталости. Инга притулилась к моему плечу и, икая, стала вздрагивать.
– Ты поможешь мне раздеться? – пробормотала она. – И под душиком помоешь, ага?
Я подъехал к воротам гаража. Они были раскрыты настежь.
– Все-таки я выгоню его! – сказал я, въезжая в черное нутро гаража.
– Кого его? – спросила Инга, приподнимая голову и дурными глазами глядя вокруг.
– Доходягу.
– Кто это такой?! – требовательно спросила она. – Па-ччч-ему не знаю?!
– Мой рабочий. Выходи и перестань орать, а то разбудишь всех соседей.
Инга стала вылезать из машины, зацепилась каблуком о порожек и растянулась на полу гаража.
– Послушай! – недовольно произнесла она, поднимаясь на ноги. – Что ты здесь понаставил?.. Пройти спокойно нельзя! Чуть не упала.
Я закрыл ворота гаража, взял Ингу под руку и вывел через дверь во внутренний дворик. Ресторан и моя щедрость совершенно неожиданно подкинули проблему. Я вел шатающуюся Ингу и уже не был уверен, что она сможет адекватно воспринять то, что я для нее приготовил. А если дать ей выспаться, не вызовет ли у нее подозрение тот факт, что я так долго не поднимал тревоги?
Но Инга, к моему удивлению, еще была способна соображать и заметила то, что не всякая трезвая женщина заметит.
– А почему калитка открыта? – спросила она. – Кто здесь болтался в наше отсутствие? А? По рогам ему!
Я остановился как вкопанный. Ингу немного занесло, и она обняла пружинистый кипарис.
– Чертовщина какая-то, – пробормотал я. – Ключи от калитки есть только у меня.
– Ну! – подтвердила Инга, отталкивая от себя кипарис. – А я о чем говорю!
Она хотела взять меня под руку, но я кинулся вперед, плечом распахнул чугунную дверь настежь и, словно наткнувшись на препятствие, застыл перед дверями в бар. Потом словно какая-то сила кинула меня на колени. Со сдавленным стоном я ударил кулаками по краю аккуратной ямки посреди цветника, будто начал неистово молиться, схватил землю в пригоршни и швырнул ее в лицо Инге. Девушка, как привидение, неслышно приближалась ко мне. Я еще никогда в жизни не видел, чтобы человек мог так быстро протрезветь.
– Что?! – едва слышно произнесла она.
– Ничего!! – крикнул я, вскочил на ноги и стал неистово топтать цветы, потом прислонился к стеклянной стене и сделал вид, что зарыдал.
Инга взяла меня за плечи и повернула к себе. Ее и без того бледное лицо в свете луны казалось зеленым.
– Ты мне можешь объяснить? – тихо сказала она. Я почувствовал, что каждое слово дается ей с трудом. – Что произошло? Чего ты психуешь?
– Сейчас ты будешь психовать, – с мстительной угрозой произнес я, убирая руки Инги со своих плеч. – Здесь, в этом цветнике, я закопал свое золото. И вот… осталась только ямка.
Казалось, что до Инги не сразу дошел смысл моих слов. Она нахмурила брови, рассматривая мое лицо так, словно на нем проявились следы какой-то тяжелой болезни, и вдруг изо всей силы ударила меня по щеке.
– Мерзавец! Негодяй! – крикнула она, отвернулась и пошла по двору, откидывая ногой пластиковые стулья.
Нет, вы только посмотрите на нее, подумал я, потирая пылающую огнем щеку.
Инга дошла до бетонной стены, уперлась в нее лбом и негромко засмеялась. Потом взяла себя в руки, замолчала, вытерла ладонями щеки и вернулась ко мне.
– Извини, – произнесла она, избегая смотреть мне в глаза. – Но это самое ужасное: человеку дают надежду, а потом отнимают ее… Для таких случаев заводят огромного сторожевого пса. Я подарю тебе щенка ротвейлера или мастифа. Хотя… хотя собака тебе уже ни к чему.
Она потянула на себя стеклянную дверь бара, раскрутила над головой сумочку и закинула ее за спину.
– Шляпа ты, Кирилл! – сказала она неожиданно повеселевшим голосом. – Кто ж золото в землю зарывает?
– Я. И еще, кажется, Буратино.
– Вот потому-то жизнь вас и наказала.
* * *
Нет, жизнь наказала меня за другое: я нарушил свое правило – после полуночи не пить, и утром страдал от головной боли и жажды. Вдобавок телефонный звонок курлыкал на редкость противно, отчего мне казалось, что кто-то сверлит мне череп мощным бошевским перфоратором.
– Ну? – раздраженно спросил я, приложив трубку к уху, которое после нежной ладони Инги несколько увеличилось в размере.
– Это я, – прозвучал молодой мужской голос.
– Попова свинья, – ответил я в рифму. – Представляться надо!
Какой же я бываю противный, когда неважно себя чувствую!
– Это Володя… Ну, короче, автослесарь. Из «Rodeo-motors».
– А-а!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63