Но главное, безотказные они. Что хочешь делай.
– Сам-то пробовал?
– А ты думал!.. Как-то с приятелем… поймали дикую. Этих и грохнуть можно, если надоест.
Дальше я не стал его слушать, меня заинтересовало странное растение. Понюхал – девясил. Он и с виду похож на самого себя, но листики почему-то сиреневые с тыльной стороны.
– Корни нужны. Железкой… Секирой своей ковырни, – сказал я.
И ромашки пошли… Правда, ромашка ли это: величиной с чайное блюдце, лепестки мясистые. У самого леса виднелись заросли чистотела. Набрали чистотела. Чего-то еще, очень похожего на зверобой.
За спиной хрустнула ветка и послышался шепот. Обернувшись, я увидел гнома с корзиной грибов. Он стоял опершись на суковатую палку. Рядом с ним – Амир.
Затрещали кусты – мой телохранитель бежал не разбирая дороги в сторону города.
– А тебе перья больше идут, – сказал эльф. – Сейчас ты похож на ммотиа. – Он шагнул ко мне и замахнулся золотистой тросточкой: – Чучело!
– Ммотиа – это чернокожие гномы. Они живут в Африке, в рудниках, – пояснил гном, протягивая мне корзину: – Возьми. Яков передал. Переложи грибы в свою сумку. Отваришь и дашь Хогерту, чтоб лесной народ мог читать его мысли. И голова у него болеть не будет.
– Грибы от головной боли? – удивился я, но гнома и след простыл.
– И все-таки в перьях тебе лучше, – сказал эльф, стукнул меня легонько тросточкой по руке и как сквозь землю провалился.
Едва я перешагнул валявшуюся в проеме калитку, как мой телохранитель схватил меня за руку и чуть не плача стал умолять не рассказывать никому о его позорном бегстве.
– Жить хочется, – пожаловался он. – Хогерт шкуру спустит.
Послышался писк котенка.
– Мявкают, – насторожился мой спутник.
На другой стороне площадки появился человек. Он махнул нам рукой, приглашая подойти к нему. Мы бегом преодолели разделяющее нас пространство.
– Один из гостей сбежал, вротех. Так что придется вам правую сторону держать под прицелом: вон за той кучей падайте. Мявкайте, если первыми увидите. У него жратва в сумке.
– Понятно, – кивнул сопровождавший меня мужик и показал острием секиры на кучу мусора. – А если сбежит?
– Мявкни, вротех, я ж сказал! Пятьдесят метров – ваша зона.
Мы устроились так, чтобы видеть внешнюю сторону забора. День становился жарким.
– Пиру – так зовут меня здесь. Может, слыхал?
– Странное имя. – Мне не хотелось разговаривать. Клонило в сон.
– Перед тем как сюда попасть, года два тому назад, мы самолет угнали. В газетах наши фотографии печатали… Так вот, это я стюардессу и остальных грохнул. Не читал?.. Жизнь была!.. Чего молчишь? Про себя бы рассказал… Непонятный ты.
Сказал, что хотел бы подремать, что давно не сплю, больше двух суток уже. Но Пиру довольно грубо ткнул меня в ребра рукоятью секиры:
– Выспишься еще… Там шевельнулось что-то. – Он показал пальцем вдоль забора и близоруко прищурился.
Я проследил за его взглядом, но ничего подозрительного не увидел. Пиру стукнул меня кулаком по плечу:
– Сказано: не спать. Пойди глянь, что там стрекочет.
– Где «там»? – раздраженно спросил я, опять следя за его взглядом. – Нет никого – пусто. До самого леса. Хотя… человек идет. У него в руках сумка.
Пиру, выпучив глаза, напрягся. Поудобнее взялся за секиру.
– Идут к проему, где мы были недавно.
Пиру мяукнул. Но это было больше похоже на крик кастрируемого поросенка, чем на голос кошки. Однако на его сигнал выскочил человек. Подбежал к нам. Что-то шепнул на ухо Пиру. И они побежали наперерез человеку с сумкой в руках, который, перепрыгнув калитку и пробежав десятка два метров, нырнул в какой-то лаз, замаскированный куском рубероида. Следом за ним Пиру и тот, кто в свою речь вставляет странное слово «вротех». Подойдя к месту их исчезновения, я услыхал глухой шум. Куча ржавого металла в нескольких метрах от меня, поднимая бурую пыль, провалилась в землю. Уши уловили крик о помощи, а может, стон или даже вопль. Видимо, преследователи погибли. Немного поразмыслив, решил идти к Хогерту. Без особого труда отыскал нужный двор, вошел.
Двигался осторожно – болели ободранные колени.
Не знаю, что подтолкнуло, но я решил остановиться перед самым выходом в коридор. Нагнулся, ощупал руками доски и сел свесив ноги. Уперся носками ботинок во что-то скользкое. Немного отдохнув, я отыскал укромное место под настилом и затаился. Глубоко внизу хлюпало, когда из-под моих ног сыпалась грязь. Хотелось есть. Да и попить неплохо бы. Но я решил дожидаться ночи. Зачем?.. Этого я пока не знал. В моем убежище было сухо. Подо мной широкая доска, за спиной кирпичная теплая стена…
Проспал я не менее пяти часов, когда услышал скрип отворившейся где-то над головой двери.
Сквозь доски настила виднелось пламя свечи. Вероятно, она была в руках стоящего у двери человека. Он постоял немного, шагнул… вновь скрип двери. Я приник к щели над головой, но дверь захлопнулась, и стало темно. Немного выждав, я выбрался из своего укрытия. Прислушавшись, отворил дверь и увидел мелькавший впереди свет.
Прижимаясь к стене галереи, последовал за громко топающими людьми. «Уж не мерцы ли?» – подумал я. Но отбросил эту мысль. Какая разница, кто там, если во мне пробудился азарт охотника? Мне сейчас казалось, подглядывать в замочную скважину можно и даже нужно, если хочешь что-то понять в чужой жизни, способной повлиять на твою собственную. Прочь приличия! Коридор закончился разболтанной, качающейся лестницей, ведущей вниз. Потом был опять коридор, и более устойчивая лестница, и дверь на каждой площадке. Шедшие впереди по одному исчезали за этими дверями. Вот наконец и направляющий задул свечу и исчез за очередной. Я постоял немного и решил спуститься ниже. Одолев два пролета, оказался в подвале. Пошел на тусклый свет, видневшийся далеко впереди. Глаза привыкли к полумраку и уже различали змеящиеся в желобах кабели, сантехнические трубы, выкрашенные черной краской. Почудилось, слышу звяканье цепи и приглушенный разговор… Точно: сквозь гул работающих двигателей слышен говор людей. Удвоив осторожность, двинулся вперед, но уже не рискнул идти по прямой, уходящей за пятно света теплой трубе, а шагнул под вентиляционные воздуховоды по левой стороне стены. Здесь пришлось нагнуть голову и выставить вперед руки. Но зато меня трудно было увидеть разговаривающим и звякающим цепью – они находились по правую сторону, в нише; свет исходил оттуда. Воздуховод, под которым я шагал, в нескольких метрах от меня изгибался и уходил книзу. Надо или затаиться, или выйти на свет.
Звякнули цепи. Смех… и шаги. Я выбрался из-под воздуховода и еле сдержался, чтоб не чихнуть. Пыль, забившаяся в ноздри, была едкой и пахла человеческими испражнениями. В освещенной электрической лампой нише, около разобранной задвижки, разбросан инструмент:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– Сам-то пробовал?
– А ты думал!.. Как-то с приятелем… поймали дикую. Этих и грохнуть можно, если надоест.
Дальше я не стал его слушать, меня заинтересовало странное растение. Понюхал – девясил. Он и с виду похож на самого себя, но листики почему-то сиреневые с тыльной стороны.
– Корни нужны. Железкой… Секирой своей ковырни, – сказал я.
И ромашки пошли… Правда, ромашка ли это: величиной с чайное блюдце, лепестки мясистые. У самого леса виднелись заросли чистотела. Набрали чистотела. Чего-то еще, очень похожего на зверобой.
За спиной хрустнула ветка и послышался шепот. Обернувшись, я увидел гнома с корзиной грибов. Он стоял опершись на суковатую палку. Рядом с ним – Амир.
Затрещали кусты – мой телохранитель бежал не разбирая дороги в сторону города.
– А тебе перья больше идут, – сказал эльф. – Сейчас ты похож на ммотиа. – Он шагнул ко мне и замахнулся золотистой тросточкой: – Чучело!
– Ммотиа – это чернокожие гномы. Они живут в Африке, в рудниках, – пояснил гном, протягивая мне корзину: – Возьми. Яков передал. Переложи грибы в свою сумку. Отваришь и дашь Хогерту, чтоб лесной народ мог читать его мысли. И голова у него болеть не будет.
– Грибы от головной боли? – удивился я, но гнома и след простыл.
– И все-таки в перьях тебе лучше, – сказал эльф, стукнул меня легонько тросточкой по руке и как сквозь землю провалился.
Едва я перешагнул валявшуюся в проеме калитку, как мой телохранитель схватил меня за руку и чуть не плача стал умолять не рассказывать никому о его позорном бегстве.
– Жить хочется, – пожаловался он. – Хогерт шкуру спустит.
Послышался писк котенка.
– Мявкают, – насторожился мой спутник.
На другой стороне площадки появился человек. Он махнул нам рукой, приглашая подойти к нему. Мы бегом преодолели разделяющее нас пространство.
– Один из гостей сбежал, вротех. Так что придется вам правую сторону держать под прицелом: вон за той кучей падайте. Мявкайте, если первыми увидите. У него жратва в сумке.
– Понятно, – кивнул сопровождавший меня мужик и показал острием секиры на кучу мусора. – А если сбежит?
– Мявкни, вротех, я ж сказал! Пятьдесят метров – ваша зона.
Мы устроились так, чтобы видеть внешнюю сторону забора. День становился жарким.
– Пиру – так зовут меня здесь. Может, слыхал?
– Странное имя. – Мне не хотелось разговаривать. Клонило в сон.
– Перед тем как сюда попасть, года два тому назад, мы самолет угнали. В газетах наши фотографии печатали… Так вот, это я стюардессу и остальных грохнул. Не читал?.. Жизнь была!.. Чего молчишь? Про себя бы рассказал… Непонятный ты.
Сказал, что хотел бы подремать, что давно не сплю, больше двух суток уже. Но Пиру довольно грубо ткнул меня в ребра рукоятью секиры:
– Выспишься еще… Там шевельнулось что-то. – Он показал пальцем вдоль забора и близоруко прищурился.
Я проследил за его взглядом, но ничего подозрительного не увидел. Пиру стукнул меня кулаком по плечу:
– Сказано: не спать. Пойди глянь, что там стрекочет.
– Где «там»? – раздраженно спросил я, опять следя за его взглядом. – Нет никого – пусто. До самого леса. Хотя… человек идет. У него в руках сумка.
Пиру, выпучив глаза, напрягся. Поудобнее взялся за секиру.
– Идут к проему, где мы были недавно.
Пиру мяукнул. Но это было больше похоже на крик кастрируемого поросенка, чем на голос кошки. Однако на его сигнал выскочил человек. Подбежал к нам. Что-то шепнул на ухо Пиру. И они побежали наперерез человеку с сумкой в руках, который, перепрыгнув калитку и пробежав десятка два метров, нырнул в какой-то лаз, замаскированный куском рубероида. Следом за ним Пиру и тот, кто в свою речь вставляет странное слово «вротех». Подойдя к месту их исчезновения, я услыхал глухой шум. Куча ржавого металла в нескольких метрах от меня, поднимая бурую пыль, провалилась в землю. Уши уловили крик о помощи, а может, стон или даже вопль. Видимо, преследователи погибли. Немного поразмыслив, решил идти к Хогерту. Без особого труда отыскал нужный двор, вошел.
Двигался осторожно – болели ободранные колени.
Не знаю, что подтолкнуло, но я решил остановиться перед самым выходом в коридор. Нагнулся, ощупал руками доски и сел свесив ноги. Уперся носками ботинок во что-то скользкое. Немного отдохнув, я отыскал укромное место под настилом и затаился. Глубоко внизу хлюпало, когда из-под моих ног сыпалась грязь. Хотелось есть. Да и попить неплохо бы. Но я решил дожидаться ночи. Зачем?.. Этого я пока не знал. В моем убежище было сухо. Подо мной широкая доска, за спиной кирпичная теплая стена…
Проспал я не менее пяти часов, когда услышал скрип отворившейся где-то над головой двери.
Сквозь доски настила виднелось пламя свечи. Вероятно, она была в руках стоящего у двери человека. Он постоял немного, шагнул… вновь скрип двери. Я приник к щели над головой, но дверь захлопнулась, и стало темно. Немного выждав, я выбрался из своего укрытия. Прислушавшись, отворил дверь и увидел мелькавший впереди свет.
Прижимаясь к стене галереи, последовал за громко топающими людьми. «Уж не мерцы ли?» – подумал я. Но отбросил эту мысль. Какая разница, кто там, если во мне пробудился азарт охотника? Мне сейчас казалось, подглядывать в замочную скважину можно и даже нужно, если хочешь что-то понять в чужой жизни, способной повлиять на твою собственную. Прочь приличия! Коридор закончился разболтанной, качающейся лестницей, ведущей вниз. Потом был опять коридор, и более устойчивая лестница, и дверь на каждой площадке. Шедшие впереди по одному исчезали за этими дверями. Вот наконец и направляющий задул свечу и исчез за очередной. Я постоял немного и решил спуститься ниже. Одолев два пролета, оказался в подвале. Пошел на тусклый свет, видневшийся далеко впереди. Глаза привыкли к полумраку и уже различали змеящиеся в желобах кабели, сантехнические трубы, выкрашенные черной краской. Почудилось, слышу звяканье цепи и приглушенный разговор… Точно: сквозь гул работающих двигателей слышен говор людей. Удвоив осторожность, двинулся вперед, но уже не рискнул идти по прямой, уходящей за пятно света теплой трубе, а шагнул под вентиляционные воздуховоды по левой стороне стены. Здесь пришлось нагнуть голову и выставить вперед руки. Но зато меня трудно было увидеть разговаривающим и звякающим цепью – они находились по правую сторону, в нише; свет исходил оттуда. Воздуховод, под которым я шагал, в нескольких метрах от меня изгибался и уходил книзу. Надо или затаиться, или выйти на свет.
Звякнули цепи. Смех… и шаги. Я выбрался из-под воздуховода и еле сдержался, чтоб не чихнуть. Пыль, забившаяся в ноздри, была едкой и пахла человеческими испражнениями. В освещенной электрической лампой нише, около разобранной задвижки, разбросан инструмент:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60