Ну, а что мне надо вспомнить,
Если милая вспотела?
Кудри – золото; но если,
Веря стихотворной справке,
Локон я подам меняле,
Выгонят меня из лавки.
Были женщины из мяса
И костей; теперь поэты
Видят розы в них и маки,
Лилии и первоцветы.
Эх, зеленщики-поэты!
Женщинам вы не польстили,
Прелести их воспевая
В этом травянистом стиле.
Нет, с кораллом целоваться
Было б делом невеселым,
Так же, как лобзать гвоздики
Сладостно лишь разве пчелам.
Очи зарятся на деньги,
А уста подарков просят,
И, однако, виршеплеты
Без конца их превозносят.
А ведь есть тихони-бедра,
Есть бессребреницы-ляжки,
Коим не присущи зависть
И спесивые замашки.
Вот кому за бескорыстье
Посвящать должны поэты
Оды, стансы, и канцоны,
И романсы, и сонеты.
А рубинам ненасытным
И сапфирам завидущим
Лишь презренье вместо гимнов
Пусть достанется в грядущем.
Алчные уста, о коих
Приторный несете вздор вы,
Называть бы надлежало
Устьями бездонной прорвы.
Глазки, в коих блещет жадность,
Это язва моровая,
Зубки, рвущие добычу, –
Хищная воронья стая.
Разорительны прически,
Так что волосы – бог с ними –
Даже черные как сажа
Могут зваться золотыми.
Знай, слагая гимны зубкам,
Не вкусишь ты жизни мирной:
Тощей стервой поперхнешься
Или будешь съеден жирной.
Перевод М. Донского
Огородная свадьба

Дон Редис и донья Редька –
Не креолы, не цветные,
Вроде там Цветной Капусты,
Но испанцы коренные –
Поженились. И на свадьбу
Их высокоогородья,
Чьим благодаря щедротам
Кормится простонародье,
Всю свою родню созвали,
Пригласили цвет дворянства,
Тех особ, кому подвластны
Все земельные пространства.
Прикатила донья Тыква,
И дородна, и спесива, –
Оттого, что всех дородней,
И спесива особливо.
А за нею – донья Свекла,
Неопрятная уродка,
Все лицо в буграх и ямах,
Бахрома вокруг подбородка.
Вот дон Лук – торчат нахально
В шляпу воткнутые перья;
Скольких дам до слез довел он,
Обманувши их доверье!
Не замедлила Маслина:
Этой смуглой андалуске
Надо быть без опозданья, –
Без нее ведь нет закуски.
Вот дон Апельсин. Министром
Стал он, двор его возвысил.
Глянешь – гладок, верно, сладок,
А когда раскусишь – кисел.
Вот сварливый и колючий
Дон Каштан; в его владенья
Не проникнешь, не имея
Должного вооруженья.
Вот обсыпанная пудрой
Куртизанка донья Слива:
Смугловата, нагловата,
Но округлости на диво.
Вот капризная и злая
Низкорослая Горчица:
Всякий, кто не вышел ростом,
Свыше меры горячится.
Вот изящная Черешня:
Молодая – скулы сводит,
Но зато, когда созреет,
Тьму поклонников находит.
Вот ее сестрица Вишня:
Покислей, темней оттенок,
Смолоду – в цене, а позже
Продается за бесценок.
Вот обманщица Капуста:
С виду – сдобненькая пышка,
Но под массой белых юбок –
Лишь сухая кочерыжка.
Дыня – образец матроны
Добродетельной и честной:
Вид ее сулит блаженство,
Вкус, увы, довольно пресный.
Вот дон Баклажан – сияет
Лысиной своей лиловой:
В годы юности зеленой
Был он малый непутевый.
Вот дон Огурец: сутулый,
Прыщеватый, малокровный;
Сразу виден в нем идальго
С безупречной родословной.
Вот дон Кабачок. Он бледен,
Давней одержим любовью:
Даст в куски себя разрезать,
Спечь, стушить, – но лишь с Морковью.
Прибыл и двуличный Персик.
Зависть его сердце точит,
Жесткость внутреннюю скрыть он
Бархатной улыбкой хочет.
Дон Лимон толк знает в свадьбах,
Не пропустит ни единой;
Побуждаем тонким вкусом,
Судит-рядит с кислой миной.
Вот карета с доном Хреном,
Очень важною особой;
Дряхлый, скрюченный подагрой,
Жив он горечью да злобой.
Вот хвастун, бретёр дон Перец,
Он – причина слезных жалоб:
Стоит Перцу поперечить –
Вмиг глаза полезут на лоб.
Вот ввалилась донья Брюква.
Все ухватки грубиянки
Обличают в ней утеху
Школяров из Саламанки.
Но достаточно. В злословье
Перешел я грань приличья.
Впрочем, свадьбы, мой читатель,
Так скучны без злоязычья!
Перевод М. Донского
Кошачья сходка

Кровля моего жилища
В прошлую субботу стала
Местом общего собранья
Для котов всего квартала.
По чинам расположились –
Чем почтеннее, тем выше:
Наиболее маститым
Отведен конек был крыши.
Черные стеснились слева,
Белые сомкнулись справа,
Ни мур-мур, ни мяу-мяу
Ни единый из конклава.
Встал, дабы открыть собранье,
Пестрый кот с осанкой гордой,
Загребущими когтями
И величественной мордой.
Но другой на честь такую
Заявил права, – тем паче,
Что он слыл как провозвестник
Философии кошачьей.
«Братья! – вслед за тем раздался
Вопль заморыша-котенка;
Был он тощим, словно шило,
Чуть держалась в нем душонка. –
Братья! Нет ужасней доли,
Чем судьба котенка в школе:
Терпим голод, и побои,
И мучительства. Доколе?»
«Это что! – сказал иссохший,
С перебитою лодыжкой
Инвалид (не поделил он
Колбасу с одним мальчишкой). –
Это что! Вот мой хозяин,
Из ученого сословья,
Исповедует доктрину:
„Голод есть залог здоровья“.
Чем я жив, сам удивляюсь.
Адские терплю я муки,
Поглощая только знанья
И грызя гранит науки».
«Мой черед! – мяукнул пестрый
Кот-пройдоха сиплым басом.
Был он весь в рубцах, поскольку
Краденым питался мясом. –
Вынужден я жить, несчастный,
С лавочником, зверем лютым;
По уши погрязший в плутнях,
Он кота ругает плутом.
И аршином, тем, которым
Всех обмеривает тонко,
Бьет меня он смертным боем,
Если я стяну курчонка.
Пряча когти, мягкой лапкой
Он ведет свои делишки
Покупателю мурлыча,
С ним играет в кошки-мышки.
Ем я досыта, и все же
Я кляну свой жребий жалкий
К каждому куску прибавка –
Дюжина ударов палкой.
Хоть не шелк я и не бархат,
Мерит он меня аршином.
Вы мне верьте – хуже смерти
Жизнь с подобным господином».
Повздыхав, все стали слушать
Следующего собрата.
Речь, манеры выдавали
В нем кота-аристократа.
«Вам поведаю, – он всхлипнул, –
О плачевнейшей судьбине:
Отпрыск знаменитых предков,
Впал в ничтожество я ныне.
Обнищав, от двери к двери
Обхожу я околоток
И свои усы утратил
На лизанье сковородок.
Должен я в чужих помойках
Черпать жизненные блага,
Ибо хоть богат сеньор мой,
Он отъявленнейший скряга.
Голодом моря, однако
Он не пнет и не ударит:
Ведь тогда б он дал мне взбучку,
А давать не может скаред.
Нынче, из-за черствой корки
Разозлясь, он буркнул хмуро:
„Жалко бить: скорняк не купит,
Коль дырявой будет шкура“.
Неужели вас не тронул
Страшной я своей судьбою?»
Он замолк. Тут кот бесхвостый
И с разорванной губою,
Кот, что выдержать способен
Десять поединков кряду,
Кот, что громче всех заводит
Мартовскую серенаду,
Начал речь: «Я буду краток –
Не до слов пустопорожних, –
Сущность дела в том, сеньоры,
Что хозяин мой – пирожник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146