Это неопровержимые исторические факты. Многие историки считают, что Наполеон склонен был подписать такое соглашение, но отказался от переговоров с Россией и направил сватов в Австрию только тогда, когда понял, что царю важно лишь скомпрометировать его в глазах польских союзников. Семейный биограф Валевской, однако, иначе освещает причину разрыва: исключительную заслугу в срыве русско-французского соглашения он приписывает своей прабабке. Рассказ графа Орнано, как обычно, переносит нас в область мифов, в которые трудно поверить. Снова мы становимся свидетелями драматического разговора между князем Юзефом Понятовским и его «политической посланницей».
Понятовский информирует Валевскую о тайных переговорах, проводимых в Петербурге Коленкуром, и умоляет ее, чтобы она незамедлительно отправилась в Париж и повлияла на Наполеона, который должен отказаться от опасных матримониальных планов. Мария без колебаний принимает на себя эту миссию и, не взирая на плохое состояние здоровья, отправляется в дальний путь. «Об этом решении ей не пришлось жалеть, – заключает Орнано, соглашение Коленкура было расторгнуто, а император проявил большое внимание к своей сладостной подруге».
Не будем пускаться в бесплодные догадки, действительно ли Валевская сыграла какую-то роль в срыве бракосочетания императора французов с великой княжной, одно можно считать верным: браку Наполеона с австрийской эрцгерцогиней она помешать не смогла; узнала она об этом из газет уже в Валевицах, незадолго до произведения на свет наполеонида. Нетрудно представить, что она вынуждена была пережить.
Многомесячные торжества, которыми Франция отметила императорскую женитьбу, вынудили «польскую супругу Наполеона» продлить свое валевицкое говение. Только поздней осенью 1810 года она решилась покинуть родину и перебраться в Париж, на сей раз уже на постоянное жительство. Обстоятельства этого отъезда отметил в своих воспоминаниях Александр Валевский: «Спустя шесть месяцев после моего появления на свет нелады между матерью и ее мужем, всегда болезненные для детей, послужили причиной, что мать оставила Польшу вместе со мной и моим старшим пятилетним братом и переехала в Париж. Здесь я должен добавить, что нелады эти никого не удивляли, так как было известно, что мою мать в шестнадцать лет принудили выйти за шестидесятилетнего старца. Материальные соображения и, видимо, самолюбие были единственной причиной этого брака. Несмотря на различие в характерах, отец мой, видимо, смог оценить необычайные достоинства матери, со временем признанные всем миром, если при разводе отдал ей половину своего состояния».
Поездку во Францию Валевская совершала с родственниками. Кроме двоих детей, ее сопровождали еще трое взрослых: две племянницы старого камергера – Теодора Яблоновская и Тереза Бежиньская и Теодор Марцин Лончиньский, недавно поступивший на французскую службу и назначенный в чине капитан-адъютанта в штаб генерала Дюрока.
Дата производства Теодора Марцина (7 сентября 1809 года – вершинный пункт венской идиллии Марии и Наполеона) и его назначение к Дюроку, которому император официально поручил опеку над фавориткой, не оставляет никаких сомнений в том, что военная карьера младшего Лончиньского тесно связана с карьерой сестры. Теодор Марцин занял при Марии место опекуна, оставленное Бенедиктом Юзефом, и выполнял эти функции уже до конца. В отличие от старшего брата он не проявлял особых политических притязаний и, судя по имеющимся документам, не доставлял сестре особых хлопот. Александр Валевский, который после смерти матери воспитывался у дяди Теодора, дает ему в воспоминаниях следующую оценку: «Это был человек очень добрый к родным, друзьям и вообще к людям равным себе, но необычайно строгий к подчиненным и крестьянам. Он не только подвергал их телесным наказаниям, но даже и бил собственноручно. Отнюдь не хочу его оправдывать, но присовокуплю только, что за малыми исключениями, все помещики в Польше так же обращались со своими подданными, что меня, воспитанного вне Польши, возмущало до глубины души. Дяде Лончиньскому, человеку необычно дотошному и скрупулезному в расходах, я многим обязан именно в этом, мне не раз в жизни пригодились его принципы добросовестного ведения дел».
Заключительные слова этой характеристики дают основания сделать вывод, что Теодор Марцин был вполне подходящим опекуном для Валевской, особенно в парижский период. Его «дотошность», скрупулезность в расходах и «добросовестность в ведении дел» были в это время куда больше нужны Марии, чем политические притязания старшего брата. С политикой ей в Париже приходилось иметь мало дела, а вот с деньгами – очень много.
Наполеон, как бы желая вознаградить Валевскую за разочарование в области чувств и матримониальных видов, устроил ее в Париже чисто по-императорски. Это подчеркивают все мемуаристы и биографы. По повелению своего властителя, гофмаршал Дюрок снял для нее чудесный особняк на улице Монморанси. Наполеон якобы лично позаботился о соответствующей обстановке в этом доме. Не забыл он и о других нуждах Валевской. «Каждое утро император присылает узнать о ее распоряжениях, – пишет Массой. – К ее услугам ложи во всех театрах, раскрыты двери всех музеев. Корвисару поручена забота о ее здоровье. Дюроку специально поручено удовлетворять ее желания, он должен обеспечить ей наиболее удобное и приятное материальное существование. Император платит ей ежемесячно пенсион в 10000 франков».
Станислав Васылевский в очерке о Валевской выражает опасение, хватало ли пенсиона, выплачиваемого Наполеоном, на оплату ее парижских расходов. Но опасение это явно неоправданно. Пенсион фаворитки в переводе на нынешнюю валюту составлял почти 200000 новых франков в год, а по тем масштабам сумма эта была лишь вчетверо меньшей той, которую принесла Наполеону в приданое эрцгерцогиня Мария-Луиза, и в шестьдесят раз больше баронской ренты, которую назначили Яну Леону Иполиту Козетульскому за Сомосьерру и Баграм.
Среди привилегий, дарованных императором Валевской, Массой называет и доступ во все музеи. Современному читателю это может показаться смешным. Но нужно помнить, что парижские музеи являлись предметом особой любви Наполеона и право доступа в некоторые из них действительно считалось высокой привилегией. Валевская же не только пользовалась этой привилегией, но еще и позволяла себе видеть в драгоценных музейных экспонатах предметы для всяких развлечений.
«В Спа молодой англичанин М. С. позволил себе дурную шутку с княгиней Яблоновской, – читаем в очерке Массона. – Вернувшись, княгиня приглашает его сопровождать ее и мадам Валевскую при посещении Музея артиллерии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61