В значении этого взгляда ошибиться было невозможно, он горел затаенной яростью. Не решаясь перечить сыну и невестке, старик, вероятно, желал таким образом запугать юношу и прогнать, чтобы он своим присутствием, нечистым своим дыханием и близостью не осквернял его внучку. Но Станислав, терпя эту муку, не бросал уроков.
Л однажды вечером, когда, попрощавшись с Сарой, он шел к себе, в дверях кто-то внезапно схватил его за шиворот и резко вытолкнул за порог — обернувшись, он увидел нависшую над ним жуткую голову старика, которая тотчас исчезла в темноте.
Но и это еще не отпугнуло Станислава, он только рассмеялся и ничего никому не сказал — жить-то ведь надо, надо все сносить, даже пипки неистового старика, ненавидящего «гоя».
Несколько дней спустя, поздней ночью, когда Станислав, задумавшись, сидел в своей каморке, вдруг отворились хлипкие двери, и на пороге появился, опираясь на палку, Абрам.
Видимо, он прокрался сюда, никем не замеченный,— без башмаков, в одних чулках, так что шагов не было слышно, в старом кафтане и ермолке, даже не сняв «зи-зим», в которых молился.
Станислав едва не закричал при виде этой неподвижной, стоящей в дверях фигуры, бледной и грозной, как привидение. Абрам долго стоял молча и смотрел на него ненавидящими глазами, наконец старик пошевельнулся, сделал несколько шагов, опять остановился, опершись на палку, и заговорил дрожащим, надтреснутым голосом.
— Чего тебе здесь надо? Что ты тут делаешь под нашим кровом? Уходи к своим! Уходи к своим!
Стась не сразу нашелся что ответить, так был он ошеломлен; после недолгой паузы он сказал:
— Завтра уйду... Да, я уйду, но все в доме будут знать про твою выходку...
Старик, не слушая его ответа, продолжал говорить отрывистыми фразами, теребя седую бороду.
— Что ты учишь с Сарой? Не Хумеш, не Тору, не Танах, нет, ты учишь ее «а вода зара» 2, вере «акумов» 3... Стыд и срам! Они хотят хасидов 4 в своем доме превратить в «мымеров, мышуметов» 5. Дурачье, дурачье, им мало нашей «дасс» 6! В науке, которую «клиппес» 7 сотворили, они ищут добра, какого в ней нет, из огня хотят воды зачерпнуть! Зачем ты пришел сюда, сын «акумов»? День, в который ты переступил наш порог, «йом эт» 8 для тебя и для нас. Говорю тебе, возьми посох свой, обуй сандалии и уходи, пока жив, и не оборачивай голову свою и глаза свои, чтобы не возвратиться и не умереть.
Старик говорил со все возрастающим гневом, вставляя древнееврейские слова, которыми от постоянного чтения Талмуда была полна его голова, он дергался всем телом и корчился, а под конец перешел на невнятное бормотанье, в звуках которого Станиславу чудились страшные проклятья. Юноша стоял, не зная, что делать, как ответить, а Абрам все осыпал его вопросами и бранью.
— Ты же сюда пришел не «шысгайер» 9, не признать Завет — нет, с ядом и порчей в сердце пришел ты под наш кров, чтобы старые мои уста проклинали дни твои, чтобы влить в грудь старика желчь и гнев. Ужели ты думаешь, что голос какого бы то ни было человека, идущий от сердца, звучит напрасно и не доходит до престола Того, чье имя не дозволено произносить устам человеческим? Ужели ты думаешь, что, хотя бы ничья рука тебя не тронула, ты не можешь быть испепелен взором, уничтожен ненавистью и убит проклятьем? Уходи, говорю тебе — уходи покорно, накрыв голову свою, и краем плаща сотри следы
1 Хумеш, Тора, Танах — Библия, Пятикнижие, Пророки (древнеевр.).
2 чужой вере (древнеевр.).
3 идолопоклонников (древнеевр.).
4 благочестивых (древнеевр.).
5 выкрестов, ренегатов (древнеевр.).
6 религии (древнеевр.).
7 демоны (древнеевр.).
8 день несчастья (древнеевр.).
9 принять иудаизм (древнеевр.).
ног твоих за собою, чтобы не нашли тебя мысли мои и посланцы Того, кто мстит за детей Израиля. Уходи и не оскверняй нас! Уходи!
Тут на чердаке раздался какой-то далекий шум, но Абрам его не слышал.
Шарского била дрожь, он не знал, как прекратить эту сцену, и не видел ей конца, но вдруг в дверях появился Давид и громко, укоризненно окликнул отца:
— Абрам! Абрам!
Старик оглянулся с явным испугом, будто захваченный врасплох преступник, весь затрясся и повернулся к сыну, который начал спокойно, но смело что-то толковать ему на еврейском языке. После каких-то его слов ярость Абрама стихла, он, по крайней мере внешне, успокоился, опустил голову, прикрыл глаза и, что-то бормоча, безропотно удалился. Сын не последовал за ним — заметно смущенный, он вытер пот со лба, сел на стул и, протянув руку Станиславу, сказал с печальной усмешкой:
— Ах простите, пан Станислав, за такую неприятность! Больше это не повторится. Старик,— тут он показал на свою голову,— немного выжил из ума, он, бывает, и к нам притащится с такими вот речами. Что поделаешь! Надо терпеть, это же отец... Но вы, пан Станислав, не сердитесь?
— Я не сержусь,— ответил Станислав,— хуже того, я боюсь.
— Чего? Беспомощного старика? — с натянутой улыбкой спросил Давид.— Ручаюсь вам, он сюда больше не придет... Только прошу, очень прошу, никому об этом не говорить.
— Я-то никому не скажу, но, может быть, все же лучше мне съехать от вас и не раздражать его своим присутствием? — тихо спросил юноша.
Давид погладил свою бородку.
— Я и мои жена очень вами довольны, пан Станислав,— задумчиво проговорил он,— мы не хотели бы вас лишиться... Я даже давно подумываю, чем бы вас отблагодарить, чем бы помочь. И я этим займусь. Зачем же вам бежать, перебираться, ведь я ручаюсь, что это не повторится.
И купец, вежливее, чем когда-либо, поклонившись и пожав студенту руку, поспешно вышел.
Эта сцена, возможно, оказала бы на Шарского более сильное действие, не последуй тотчас за нею другое событие. В каморку Стася ввалился Щерба.
Лицо Павла сияло, лучилось и уже издали оповещало о хорошей новости; подымаясь по лестнице, он напевал веселую песенку и еще на пороге закричал:
— Радуйся! Радуйся!
— А, это что-то новенькое! — удивился Шарский.— С чего бы это мне радоваться?
— Я принес добрую весть, случайно услышал и подумал, что она тебя должна обрадовать.
— Богом заклинаю, что случилось?
— Твой родственник Адам Шарский приехал в Вильно с женой и дочерью.
— Когда? — вскочив на ноги, воскликнул Станислав.
— Сказали, что уже с неделю.
— Как так? Они здесь уже неделю и не проведали меня, никого не прислали, не поинтересовались, что со мной? — огорченно промолвил Станислав.— Что это означает?
— Да ничего не означает,— спокойно возразил Щер-ба.— Дело обычное: приехали в город, нет времени, некого послать, не до того... В общем, ты должен сам пойти к ним, не дожидаясь, сегодня или завтра... Живут они в доме Подбейпятки.
Однако эта добрая весть не доставила Станиславу такой радости, какой ожидал Щерба,— неделя равнодушного молчания была для бедняги тяжким ударом и предвестьем того, что и тут его ожидало сердечное разочарование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38