– Я использую каждую возможность, чтобы поговорить об искусстве. А сейчас передо мной сидит красивая женщина и что еще можно желать? – Он наклонился к ней и взял ее за руку.
Челси удивилась такому повороту беседы.
– Вы очень торопливы. – Она отдернула свою руку. – Я всего лишь предложила вам посмотреть свои работы. Ничего больше.
– Вы не поняли меня, – быстро произнес Жан-Поль. – Я не имел в виду ничего плохого. Это все потому, что у меня так мало времени здесь. Я чувствую, что должен спрессовать в один день несколько дней и ночей.
– Я хотела быть уверенной, что мы поняли друг друга, – дружелюбно улыбнулась Челси.
– Я бы сказал, что мы в совершенстве поняли друг друга. Вы женщина, а я мужчина. Никого из нас не ждут дома, и вечер еще только начинается. Челси, что вы делаете в такую летнюю ночь?
– Мы пьем кофе и пытаемся избежать неприятностей. Вы и летняя ночь могут стать опасным коктейлем.
– Я? – Казалось, он был рад услышать о себе такое. – Мне хотелось бы стать опасным для вас.
Челси едва заметно усмехнулась, она знала, что даже если бы и не была разведена, то все равно возбуждала бы Жан-Поля.
– Как любила говорить моя бабушка: все ваше внутри вас.
– Что это значит? Иногда мне трудно понять английскую речь.
– Я имела в виду, что вы можете обворожить даже птичку, сидящую на дереве. У вас есть талант.
– Я снова чувствую себя неловко. Значит, вы нашли меня обворожительным?
– Да.
– Так почему вы отталкиваете меня?
– Потому, что вы уезжаете в воскресенье, а я не хочу быть покинутой мужчиной, который был здесь всего неделю.
– Почему вы думаете, что в воскресенье я уеду навсегда?
Он с интересом ждал ответа.
– Потому, что вы сами сказали, у вас запланирован семинар в Нэшвиле. А это не так уж и близко от Далласа.
– Да, но самолеты летают туда и обратно. И я смогу вернуться.
Челси пожала плечами:
– Ваш ответ несколько меня озадачил.
– А что особенного в том, чтобы слетать из Нэшвила в Даллас? Если я могу лететь отсюда туда, то я могу лететь и обратно.
– Да, но для чего?
Он придвинулся ближе:
– Не для чего, а для кого. Похоже, в Далласе у Меня появился тот, кого я, боюсь, не смогу оставить. Тот, кто сильно заинтересовал меня.
– Я не верю вам. – Челси опустила глаза.
– Почему?
– Потому, что вы Жан-Поль Арманд. Вы знаменитость.
Он засмеялся:
– А разве известные люди в вашей стране не влюбляются? Вот в это действительно трудно поверить.
– Вы не влюблены в меня.
– Нет? Как вы можете разглядеть, что творится у меня на сердце?
– Это происходит несколько иначе. Люди не могут так быстро полюбить. Мы даже не знаем друг друга.
– Как прозаично! У вас, случайно, нет родственников французов?
Челси улыбнулась:
– Действительно, во мне течет и французская кровь.
– Приятная неожиданность! Мы где-то как-то соотечественники и, значит, найдем общий язык… Как долго вы живете одна? – осторожно спросил он.
– Такое впечатление, что вечность. Хотя юридически развод оформлен только на прошлой неделе. Мы были женаты двенадцать лет, но почти все это время я чувствовала себя одинокой.
– Это грех со стороны вашего бывшего мужа! – воскликнул Жан-Поль. – Ни один мужчина не должен так поступать. Вы не жили вместе?
– Нет, мы жили вместе, но это не спасало от одиночества.
– Вы говорите, как настоящая француженка. Я знаю, что значит жить с кем-то и чувствовать себя одиноким.
– Наверное, это самый худший вид одиночества: когда в доме есть кто-то, а ты, тем не менее, одна. – Челси снова попробовала кофе.
– Он жестоко обращался с вами?
Она вздрогнула. Жан-Поль, похоже, знал, как вы вести ее из равновесия.
– Я бы не хотела говорить о прошлом.
– Значит, он вас бил. Ни одна женщина не хочет говорить об этом. У вас не было братьев, которые могли бы защитить вас?
– Я единственный ребенок у своих родителей.
– Еще один грех. Ваши родители, увидев, какая вы красивая, должны были подарить вам брата, который бы защищал вас. – Он улыбнулся. – Простите мне мою дерзость, но я бы заботился о вас, если бы мы жили вместе. И это не пустые слова.
– Вы давно разведены?
– Вечность. Больше года. – Челси, наконец, рассмеялась. – Вам не нужно быть снова одинокой, имея такой смех. Услышав его, сами ангелы спустятся к вам и составят компанию.
– Ангелы плохие собеседники, – смеясь, заметила она.
Жан-Поль задумался и затем сказал:
– Я думаю, что мне придется найти самолет, который доставит меня снова в Даллас, мне не хватит трех дней, чтобы хорошо вас узнать.
Жан-Поль был очарователен, и было очевидно, что ему нравится ухаживать за женщинами. Несмотря на это и на его плохой английский, Челси нравилось то, что этот мужчина готов был лететь из Нэшвила в Даллас только ради встречи с ней. Она поймала себя на мысли, что думает о его отъезде.
На следующий день он проводил ее после занятий домой. Челси нервничала, глядя, как Жан-Поль медленно ходил от картины к картине, внимательно рассматривая их.
Когда он, наконец, посмотрел все ее работы, то молча подошел к первой из них и долго стоял, задумавшись.
– Они ужасны? – спросила Челси, не дождавшись комментария. – О чем вы думаете?
Он посмотрел на нее так, словно не помнил, что она ждет его вердикта.
– Они неплохие.
Челси расслабилась:
– Вы заставили меня волноваться.
– Они не великолепны, но и не плохи.
Она нахмурилась:
– А что не так в моих работах? Конечно, я не Микеланджело, но мне подумалось, что вы будете более благосклонны.
– Мир уже имеет одного Микеланджело. И ему не нужен другой. К тому же сегодня Микеланджело вряд ли продал бы свои картины: вкусы меняются.
– Да, конечно. – Челси ловила каждое слово художника.
– Не хватает сердца, – по-прежнему рассматривая картину, сказал он. – В них нет души.
Челси покачала головой, не соглашаясь с ним.
– Как вы можете это говорить? Я писала «Интерлюдию» в момент большого эмоционального возбуждения. Я выплакала все свои работы! Как вы можете говорить, что в них нет души?
– Когда ты смотришь на свою картину, то вспоминаешь, что в твоей жизни происходило в тот момент. Но меня-то там не было! И мне твоя картина ни о чем не говорит. – Он подошел ближе. – Игра красок смотрится довольно хорошо, но примерно так же это будет смотреться и на ожерелье, и на ткани. Эти краски не вызывают во мне никаких эмоций.
– Извини меня, Жан-Поль, но ты не прав. У всех моих друзей возникали эмоции.
Он улыбнулся и покачал головой.
– Они все твои друзья. Возможно, они переживали вместе с тобой. Они видели, как ты писала картину, и помнят то время. Это не искусство. Это дневник событий.
Челси недовольно посмотрела на свои картины:
– Но что же мне делать? Как оживить картины?
Жан-Поль рассмеялся и положил руку ей на плечо.
– Загадка веков! Этому невозможно научить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Челси удивилась такому повороту беседы.
– Вы очень торопливы. – Она отдернула свою руку. – Я всего лишь предложила вам посмотреть свои работы. Ничего больше.
– Вы не поняли меня, – быстро произнес Жан-Поль. – Я не имел в виду ничего плохого. Это все потому, что у меня так мало времени здесь. Я чувствую, что должен спрессовать в один день несколько дней и ночей.
– Я хотела быть уверенной, что мы поняли друг друга, – дружелюбно улыбнулась Челси.
– Я бы сказал, что мы в совершенстве поняли друг друга. Вы женщина, а я мужчина. Никого из нас не ждут дома, и вечер еще только начинается. Челси, что вы делаете в такую летнюю ночь?
– Мы пьем кофе и пытаемся избежать неприятностей. Вы и летняя ночь могут стать опасным коктейлем.
– Я? – Казалось, он был рад услышать о себе такое. – Мне хотелось бы стать опасным для вас.
Челси едва заметно усмехнулась, она знала, что даже если бы и не была разведена, то все равно возбуждала бы Жан-Поля.
– Как любила говорить моя бабушка: все ваше внутри вас.
– Что это значит? Иногда мне трудно понять английскую речь.
– Я имела в виду, что вы можете обворожить даже птичку, сидящую на дереве. У вас есть талант.
– Я снова чувствую себя неловко. Значит, вы нашли меня обворожительным?
– Да.
– Так почему вы отталкиваете меня?
– Потому, что вы уезжаете в воскресенье, а я не хочу быть покинутой мужчиной, который был здесь всего неделю.
– Почему вы думаете, что в воскресенье я уеду навсегда?
Он с интересом ждал ответа.
– Потому, что вы сами сказали, у вас запланирован семинар в Нэшвиле. А это не так уж и близко от Далласа.
– Да, но самолеты летают туда и обратно. И я смогу вернуться.
Челси пожала плечами:
– Ваш ответ несколько меня озадачил.
– А что особенного в том, чтобы слетать из Нэшвила в Даллас? Если я могу лететь отсюда туда, то я могу лететь и обратно.
– Да, но для чего?
Он придвинулся ближе:
– Не для чего, а для кого. Похоже, в Далласе у Меня появился тот, кого я, боюсь, не смогу оставить. Тот, кто сильно заинтересовал меня.
– Я не верю вам. – Челси опустила глаза.
– Почему?
– Потому, что вы Жан-Поль Арманд. Вы знаменитость.
Он засмеялся:
– А разве известные люди в вашей стране не влюбляются? Вот в это действительно трудно поверить.
– Вы не влюблены в меня.
– Нет? Как вы можете разглядеть, что творится у меня на сердце?
– Это происходит несколько иначе. Люди не могут так быстро полюбить. Мы даже не знаем друг друга.
– Как прозаично! У вас, случайно, нет родственников французов?
Челси улыбнулась:
– Действительно, во мне течет и французская кровь.
– Приятная неожиданность! Мы где-то как-то соотечественники и, значит, найдем общий язык… Как долго вы живете одна? – осторожно спросил он.
– Такое впечатление, что вечность. Хотя юридически развод оформлен только на прошлой неделе. Мы были женаты двенадцать лет, но почти все это время я чувствовала себя одинокой.
– Это грех со стороны вашего бывшего мужа! – воскликнул Жан-Поль. – Ни один мужчина не должен так поступать. Вы не жили вместе?
– Нет, мы жили вместе, но это не спасало от одиночества.
– Вы говорите, как настоящая француженка. Я знаю, что значит жить с кем-то и чувствовать себя одиноким.
– Наверное, это самый худший вид одиночества: когда в доме есть кто-то, а ты, тем не менее, одна. – Челси снова попробовала кофе.
– Он жестоко обращался с вами?
Она вздрогнула. Жан-Поль, похоже, знал, как вы вести ее из равновесия.
– Я бы не хотела говорить о прошлом.
– Значит, он вас бил. Ни одна женщина не хочет говорить об этом. У вас не было братьев, которые могли бы защитить вас?
– Я единственный ребенок у своих родителей.
– Еще один грех. Ваши родители, увидев, какая вы красивая, должны были подарить вам брата, который бы защищал вас. – Он улыбнулся. – Простите мне мою дерзость, но я бы заботился о вас, если бы мы жили вместе. И это не пустые слова.
– Вы давно разведены?
– Вечность. Больше года. – Челси, наконец, рассмеялась. – Вам не нужно быть снова одинокой, имея такой смех. Услышав его, сами ангелы спустятся к вам и составят компанию.
– Ангелы плохие собеседники, – смеясь, заметила она.
Жан-Поль задумался и затем сказал:
– Я думаю, что мне придется найти самолет, который доставит меня снова в Даллас, мне не хватит трех дней, чтобы хорошо вас узнать.
Жан-Поль был очарователен, и было очевидно, что ему нравится ухаживать за женщинами. Несмотря на это и на его плохой английский, Челси нравилось то, что этот мужчина готов был лететь из Нэшвила в Даллас только ради встречи с ней. Она поймала себя на мысли, что думает о его отъезде.
На следующий день он проводил ее после занятий домой. Челси нервничала, глядя, как Жан-Поль медленно ходил от картины к картине, внимательно рассматривая их.
Когда он, наконец, посмотрел все ее работы, то молча подошел к первой из них и долго стоял, задумавшись.
– Они ужасны? – спросила Челси, не дождавшись комментария. – О чем вы думаете?
Он посмотрел на нее так, словно не помнил, что она ждет его вердикта.
– Они неплохие.
Челси расслабилась:
– Вы заставили меня волноваться.
– Они не великолепны, но и не плохи.
Она нахмурилась:
– А что не так в моих работах? Конечно, я не Микеланджело, но мне подумалось, что вы будете более благосклонны.
– Мир уже имеет одного Микеланджело. И ему не нужен другой. К тому же сегодня Микеланджело вряд ли продал бы свои картины: вкусы меняются.
– Да, конечно. – Челси ловила каждое слово художника.
– Не хватает сердца, – по-прежнему рассматривая картину, сказал он. – В них нет души.
Челси покачала головой, не соглашаясь с ним.
– Как вы можете это говорить? Я писала «Интерлюдию» в момент большого эмоционального возбуждения. Я выплакала все свои работы! Как вы можете говорить, что в них нет души?
– Когда ты смотришь на свою картину, то вспоминаешь, что в твоей жизни происходило в тот момент. Но меня-то там не было! И мне твоя картина ни о чем не говорит. – Он подошел ближе. – Игра красок смотрится довольно хорошо, но примерно так же это будет смотреться и на ожерелье, и на ткани. Эти краски не вызывают во мне никаких эмоций.
– Извини меня, Жан-Поль, но ты не прав. У всех моих друзей возникали эмоции.
Он улыбнулся и покачал головой.
– Они все твои друзья. Возможно, они переживали вместе с тобой. Они видели, как ты писала картину, и помнят то время. Это не искусство. Это дневник событий.
Челси недовольно посмотрела на свои картины:
– Но что же мне делать? Как оживить картины?
Жан-Поль рассмеялся и положил руку ей на плечо.
– Загадка веков! Этому невозможно научить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110