Ее мучило не только то, что Сэм умер, но и то, что она допустила, что он умер несчастным. Действительно, ей не хватило активности на эту связь. Ее вымотало напряжение всех сил из-за обмана и укрывательства в этих пустых домах. В ее душу закрался другой страх: она опасалась, что Сэм слишком сильно влюбился в нее. Если бы и она питала к нему большую любовь, он бы решился оставить Дотти. Но Эмма знала, что тогда бы возникла ситуация не из приятных, которая была бы неуправляемой, наступил такой момент, когда она не стала особенно сильно держаться за Де-Мойн. Они с Сэмом извлекли из своих отношений самое лучшее, и Кирни – естественный выход из создавшейся ситуации.
Умри он в своей постели или от несчастного случая, она не убивалась бы так сильно, но он не понимал ни своей жизни, ни любви. В свои пятьдесят с лишним лет он считал себя большим дураком. Но со временем веселость улетучилась из этой шутки, если она вообще была в ней.
Больше всего ее мучила мысль, что он умер на площадке для гольфа. Возможно, он не так понял ее последнюю фразу. У него отсутствовало чутье на иронию. Может быть, он серьезно подумал, что ей хочется, чтобы он получше научился играть в гольф, или решил, что на прощанье она над ним посмеялась.
В таком случае жестокое разочарование, постигшее его, было уже чересчур. Она жевала салфетки и в кошмарных снах ей снилось, как его крупное тело волокут с площадки для гольфа. Флэп и дети не понимали ее. Флэп представить себе не мог, что произошло, он сказал мальчикам, что она так себя ведет из-за беременности. К счастью, сам он мог уйти из дома, сославшись на факультет, а это означало, что дел у него невпроворот. Ему не надо было возвращаться домой, и он редко это делал. Томми держался своей верхней койки и коллекции минералов. Тедди отчаянно старался, чтобы мама пришла в себя. Он обнимал ее, демонстрировал все свои фокусы, шутил, играл в карты, все прибирал и мыл, вешал на место свою одежду и даже как-то предложил сделать завтрак. Эмма не смогла перед ним устоять. Она встала, встряхнулась и помогла ему готовить. Но потом, совершенно потеряв самообладание, она рассказала обо всем своей матери.
Аврора выслушала ее серьезно.
– Эмма, у меня для тебя есть лишь одно утешение. Я только хочу тебе напомнить, что мужчины редко прислушиваются к словам женщин. Даже когда тебе кажется, что они вроде бы слушают, это на самом деле не так. Убеждена, что бедного мистера Бернса занимали вещи поважнее твоего последнего замечания.
– Жаль, что я в этом не уверена, – сказала Эмма.
– А я не сомневаюсь, – сказала Аврора. – Тебе повезло, если ты хоть раз в жизни встретила мужчину, который проявлял к тебе истинное внимание.
– А ты такого встретила?
– Не приходилось. А если бы это случилось сейчас, то он, скорее всего, уже оглох бы от старости.
– Мне хотелось бы, чтобы ты приехала рожать сюда, – добавила она. – Мы бы с Рози некоторое время позаботились и о тебе, и о младенце. Штат Небраска – неподходящее место для рождения ребенка. Мне казалось, что ты решила больше не рожать. Передумала?
– Не знаю, – ответила Эмма, – и не хочу об этом думать.
Иногда случалось, что что-то задуманное ею выглядело почти безумием. Дома дела складывались не лучшим образом, и она постоянно думала о разводе в то время, как увеличивался ее живот. Быть беременной от человека, с которым она утратила всякую связь, казалась ей абсурдом. Когда-нибудь она станет разведенной дамой с тремя детьми, а не двумя.
Но потом у нее родилась девочка Милэни, маленькое существо, счастливое в своей непосредственности, и Эмме сразу же подумалось, что дочка создана, чтобы всем стало лучше.
Эмма запретила всем называть ее Мелли. С самого начала ее называли Милэни, и она была так обаятельна, что очаровывала всех, кто ее знал. Через шесть месяцев Эмма поняла, что заново воссоздала свою мать. Эта мысль привела ее к осознанию того – и в определенном смысле это было малоутешительным осознанием, – что жизнь сыграла с ней еще одну большую шутку, всякий раз задвигая ее подальше от рампы на заднюю часть сцены, сначала это была мать, теперь дочь. У Милэни даже были роскошные белокурые кудри, столь великолепные, что на них, казалось, собиралась половина света в комнате. С другой стороны, такая шутка природы казалась забавной, когда бабушка с внучкой, встретившись, пытались переиграть друг друга в веселости и своеволии.
Чудесное свойство Милэни заключалось в том, что, по крайней мере, в первые годы своей жизни, она приносила счастье Тедди. Эмма объяснила это себе так: это было единственное, что она как мать могла сделать для него, единственное средство вернуть любовь в их дом. Некоторое время оно действовало великолепно. Даже Флэп не мог устоять перед Милэни, год или два он чаще приходил домой, чтобы испытать очарование своей дочери. Томми ничего не говорил о Милэни, но проявлял к ней покровительственную заинтересованность, защищая ее, он резко нападал на тех, кто мог причинить ей вред – таковым обычно оказывался Тедди, чья вина могла состоять хотя бы в том, что он оставался с ней дольше, чем все остальные.
Наблюдая за этой парой, Милэни и Тедди, Эмма чувствовала себя вознагражденной за что-то. Как важно, чтобы твои дети любили друг друга столь совершенной любовью. Милэни с Тедди были как влюбленные – постоянно находились друг у друга в объятиях. Милэни, казалось, жила на коленях у Тедди: только научившись ковылять, она протоптала прямую линию к его кровати, куда первым делом направлялась, проснувшись утром, а Тедди и впрямь вел себя как разлученный влюбленный, потому что его истинная привязанность иногда казалась ему порочной. Он относился к ней как к своей девушке, которой было всего два года, и если не сжимал ее в пылких объятиях, не говорил предмету своей любви колкостей, не приставал к ней, то прятал ее игрушки и доводил ее, пугая, до крайней степени страха и обиды. Но всегда, после того как Милэни разражалась слезами, они мирились, просили прощения и заканчивали день на двухэтажной кровати чтением интересных сказок.
Милэни часто читала или, вернее, рассказывала, гордясь тем, что, как ей казалось, умеет читать. Лишь только научившись говорить, она стала вырывать у людей из рук книги, заявляя, что умеет читать. При этом она настойчиво кивала, желая, чтобы с ней согласились. Тедди позволял ей думать, что она на самом деле умеет читать, остальные же почему-то отказывали ей в этом. Он часами слушал, как она рассказывает по своим книжкам с картинками, в то время как остальные члены семьи пытались проверить эту хвастунишку, некоторое время читая ее книжку. Милэни возмущалась, ее возмущали люди, которых она видела счастливо сидящими за чтением книг, но без картинок, и поэтому она чувствовала себя отверженной или вынужденной смириться с их продолжительным нелепым притворством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Умри он в своей постели или от несчастного случая, она не убивалась бы так сильно, но он не понимал ни своей жизни, ни любви. В свои пятьдесят с лишним лет он считал себя большим дураком. Но со временем веселость улетучилась из этой шутки, если она вообще была в ней.
Больше всего ее мучила мысль, что он умер на площадке для гольфа. Возможно, он не так понял ее последнюю фразу. У него отсутствовало чутье на иронию. Может быть, он серьезно подумал, что ей хочется, чтобы он получше научился играть в гольф, или решил, что на прощанье она над ним посмеялась.
В таком случае жестокое разочарование, постигшее его, было уже чересчур. Она жевала салфетки и в кошмарных снах ей снилось, как его крупное тело волокут с площадки для гольфа. Флэп и дети не понимали ее. Флэп представить себе не мог, что произошло, он сказал мальчикам, что она так себя ведет из-за беременности. К счастью, сам он мог уйти из дома, сославшись на факультет, а это означало, что дел у него невпроворот. Ему не надо было возвращаться домой, и он редко это делал. Томми держался своей верхней койки и коллекции минералов. Тедди отчаянно старался, чтобы мама пришла в себя. Он обнимал ее, демонстрировал все свои фокусы, шутил, играл в карты, все прибирал и мыл, вешал на место свою одежду и даже как-то предложил сделать завтрак. Эмма не смогла перед ним устоять. Она встала, встряхнулась и помогла ему готовить. Но потом, совершенно потеряв самообладание, она рассказала обо всем своей матери.
Аврора выслушала ее серьезно.
– Эмма, у меня для тебя есть лишь одно утешение. Я только хочу тебе напомнить, что мужчины редко прислушиваются к словам женщин. Даже когда тебе кажется, что они вроде бы слушают, это на самом деле не так. Убеждена, что бедного мистера Бернса занимали вещи поважнее твоего последнего замечания.
– Жаль, что я в этом не уверена, – сказала Эмма.
– А я не сомневаюсь, – сказала Аврора. – Тебе повезло, если ты хоть раз в жизни встретила мужчину, который проявлял к тебе истинное внимание.
– А ты такого встретила?
– Не приходилось. А если бы это случилось сейчас, то он, скорее всего, уже оглох бы от старости.
– Мне хотелось бы, чтобы ты приехала рожать сюда, – добавила она. – Мы бы с Рози некоторое время позаботились и о тебе, и о младенце. Штат Небраска – неподходящее место для рождения ребенка. Мне казалось, что ты решила больше не рожать. Передумала?
– Не знаю, – ответила Эмма, – и не хочу об этом думать.
Иногда случалось, что что-то задуманное ею выглядело почти безумием. Дома дела складывались не лучшим образом, и она постоянно думала о разводе в то время, как увеличивался ее живот. Быть беременной от человека, с которым она утратила всякую связь, казалась ей абсурдом. Когда-нибудь она станет разведенной дамой с тремя детьми, а не двумя.
Но потом у нее родилась девочка Милэни, маленькое существо, счастливое в своей непосредственности, и Эмме сразу же подумалось, что дочка создана, чтобы всем стало лучше.
Эмма запретила всем называть ее Мелли. С самого начала ее называли Милэни, и она была так обаятельна, что очаровывала всех, кто ее знал. Через шесть месяцев Эмма поняла, что заново воссоздала свою мать. Эта мысль привела ее к осознанию того – и в определенном смысле это было малоутешительным осознанием, – что жизнь сыграла с ней еще одну большую шутку, всякий раз задвигая ее подальше от рампы на заднюю часть сцены, сначала это была мать, теперь дочь. У Милэни даже были роскошные белокурые кудри, столь великолепные, что на них, казалось, собиралась половина света в комнате. С другой стороны, такая шутка природы казалась забавной, когда бабушка с внучкой, встретившись, пытались переиграть друг друга в веселости и своеволии.
Чудесное свойство Милэни заключалось в том, что, по крайней мере, в первые годы своей жизни, она приносила счастье Тедди. Эмма объяснила это себе так: это было единственное, что она как мать могла сделать для него, единственное средство вернуть любовь в их дом. Некоторое время оно действовало великолепно. Даже Флэп не мог устоять перед Милэни, год или два он чаще приходил домой, чтобы испытать очарование своей дочери. Томми ничего не говорил о Милэни, но проявлял к ней покровительственную заинтересованность, защищая ее, он резко нападал на тех, кто мог причинить ей вред – таковым обычно оказывался Тедди, чья вина могла состоять хотя бы в том, что он оставался с ней дольше, чем все остальные.
Наблюдая за этой парой, Милэни и Тедди, Эмма чувствовала себя вознагражденной за что-то. Как важно, чтобы твои дети любили друг друга столь совершенной любовью. Милэни с Тедди были как влюбленные – постоянно находились друг у друга в объятиях. Милэни, казалось, жила на коленях у Тедди: только научившись ковылять, она протоптала прямую линию к его кровати, куда первым делом направлялась, проснувшись утром, а Тедди и впрямь вел себя как разлученный влюбленный, потому что его истинная привязанность иногда казалась ему порочной. Он относился к ней как к своей девушке, которой было всего два года, и если не сжимал ее в пылких объятиях, не говорил предмету своей любви колкостей, не приставал к ней, то прятал ее игрушки и доводил ее, пугая, до крайней степени страха и обиды. Но всегда, после того как Милэни разражалась слезами, они мирились, просили прощения и заканчивали день на двухэтажной кровати чтением интересных сказок.
Милэни часто читала или, вернее, рассказывала, гордясь тем, что, как ей казалось, умеет читать. Лишь только научившись говорить, она стала вырывать у людей из рук книги, заявляя, что умеет читать. При этом она настойчиво кивала, желая, чтобы с ней согласились. Тедди позволял ей думать, что она на самом деле умеет читать, остальные же почему-то отказывали ей в этом. Он часами слушал, как она рассказывает по своим книжкам с картинками, в то время как остальные члены семьи пытались проверить эту хвастунишку, некоторое время читая ее книжку. Милэни возмущалась, ее возмущали люди, которых она видела счастливо сидящими за чтением книг, но без картинок, и поэтому она чувствовала себя отверженной или вынужденной смириться с их продолжительным нелепым притворством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115