Но я и так знал программу
работ на целый месяц вперед.
Зажглось табло: "Выход разрешаю"... Я нажал кнопку пуска.
И ангар мгновенно, превратился в "подопечную". Вездеход дернулся.
Гусеницы его врезались в "песок". Машина "прошла" метров сто, и я
остановил ее.
В кабине было прохладно. А вот там, за стеклом... Десятидневные по
земным меркам сутки "подопечной"! И вот ведь что интересно: когда
создавали программу нашей седьмой модели, машина никак не хотела понизить
температуру на поверхности "подопечной" ниже +53 градусов по Цельсию.
Солнце поднялось уже высоко и раскалило песок. Программа работ
сегодня не предусматривала выхода наружу, хотя в комбинезоне и кислородной
маске это можно было сделать.
Сейчас я должен был задать программу авторулевому. Но чаще испытатели
сами вели машину. Все-таки какое-то действие, какая-то работа, а
авторулевой только выдавал поправки, если машина чуть сбивалась с курса.
Еще в ангаре я почему-то почувствовал, что мой сегодняшний маршрут не
совпадет с запрограммированным. Это правилами работ разрешалось.
Испытатель волен был импровизировать. Но сегодня здесь было что-то другое.
Ведь Крестьянчиков в вечернюю смену вместо круга шел по прямой,
возвращаясь тем же самым путем. Вольнов в ночную смену сделал сходящуюся
спираль.
И вот ведь что странно... Вольнов сразу же вышел из своего сектора.
Он месил гусеницами вездехода песок в исследованном уже квадрате. Стоп! А
ведь точка схождения спирали совпала с тем местом, где у Крестьянчикова
сначала участился, а на обратном пути замедлился пульс. Но ведь ни тот, ни
другой не заметили ничего странного... Ну, участился пульс у
Крестьянчикова... Да только что из этого следует? Пустяк... А вот зачем
Вольнов покатил туда? Ведь он даже не знал, что в этой точке с
Крестьянчиковым что-то произошло.
Так... Но ведь я-то уже кое-что знаю. Машина, конечно, все обработает
и выдаст результаты. Но только это все будет лишь через восемь часов.
Запланированный сектор может и подождать. А вот эта странная точка...
Посоветоваться я здесь мог только со Строкиным, испытателем второго
вездехода, который находился где-то километрах в двухстах от меня. Я
включил передатчик.
- Курилов Строкину. Намерен исследовать вчерашний квадрат
Крестьянчикова.
- Строкин Курилову. Что там?
- Не знаю. Но Вольнова из ночной смены почему-то понесло туда, хотя
он ничего особенного и не заметил. Как у тебя?
- Я в квадрате по программе. Связь постоянная.
- Хорошо. Только тебе придется что-нибудь рассказывать. "Подопечная"
дает для разговоров слишком мало информации.
- Я буду петь. Мурлыкать то есть. Знаешь, Алексей, когда я здесь, мне
все время приходят в голову джазовые мелодии. И я исполняю, мысленно,
конечно, все партии: трубы, банджо, саксофона, барабана. Усложняю
обработку, создаю вариации. Даже самому нравится. А вот там, у себя в
городе, в институте, такое и в голову не приходит.
- Это потому, что у тебя здесь сенсорный голод. Ощущений не хватает.
Песок. Все один и тот же песок с самого начала и до самого конца... Так я,
Валерий, в квадрате Крестьянчикова.
Строкин в ответ что-то замурлыкал.
Я развернул машину и на предельной скорости повел ее в точку, где у
Крестьянчикова что-то произошло с пульсом. Я-то делал это вполне
сознательно, а вот что повлекло туда Вольнова?
Вездеход шел легко, без натуги, как всегда. Да и местность была
совершенно ровная. Песок. Один песок? Через определенные программой
промежутки времени исследовательский комплекс вездехода автоматически
производил самые разнообразные замеры. Но все это, как я был уверен,
впустую, все для того, чтобы лишь что-то делать, чтобы выполнять
программу, для очистки совести, словом.
Ведь седьмая модель пуста! Только вот такую простенькую планетку и
смог сфантазировать электронный мозг нашего института. Фантазии, что ли,
мало у машины? Или мощности не хватает? Конечно, когда-нибудь смогут
моделировать сложные миры. Когда-нибудь смогут... А сейчас вот приходится
месить гусеницами сыпучий песок. И так до тех пор, пока всем не станет
ясно, что на "подопечной" делать нечего и ее просто-напросто прикроют, как
уже было не раз. Потом смоделируют другую, тоже наверняка пустую. Вначале
будет некоторый интерес, все будут ждать чего-то, надеяться.
И вот ведь на каком чувстве внезапно поймал я себя: мне стало жаль
седьмую модель, у которой до сих пор не было даже названия. Жаль, что за
ненадобностью она будет пылиться в виде программы на бобинах с магнитной
лентой где-нибудь на складе неудачных научных проектов. Жаль... Ну хорошо!
"Подопечная" никому скоро не будет нужна. Исследователям, то есть
операторам, испытателям. Да разве нельзя ее приспособить для каких-нибудь
других целей? Отдать ее ученым, физикам, химикам или биологам. Пусть
строят здесь свои научные центры. А ведь действительно! Физикам-ядерщикам,
например. Соорудят они здесь какой-нибудь сногсшибательный синхрофазотрон
и будут потихонечку сидеть и радоваться. А разные промышленные
производства с вредными отходами? Ведь и их можно вынести вот на такие
смоделированные планетки. Да и мало ли что еще...
А что это за пространственно-временные парадоксы в третьей модели? Да
ведь это, наверное, не ошибка в моделировании, а именно очень сложная
модель с заранее запрограммированными парадоксами! И там, наверное, будут
изучать не саму "подопечную", а строить какой-нибудь Институт Пространства
и Времени.
Четвертый месяц я работаю испытателем, а только сейчас пришел к мысли
о том, что возможности "подопечных" гораздо шире, чем мне это казалось
ранее. Но кто-то наверняка знал это с самого начала.
Я чуть было не запел, но сдержался. Пусть уж лучше мурлычет Строкин.
А ведь работа мгновенно стала интересной. Ай да красавица! Красавица!
Конечно, красавица! А то - "подопечная". С тоски можно умереть!
"Красавица"!
4
Ничто не изменилось в песках. Да и что тут могло измениться? Яркий
свет с неба да желтое море без конца и края.
И вот я уже был примерно в том месте, где сошлась спираль Вольнова,
где то убыстрялся, то замедлялся пульс Крестьянчикова. Координаты я мог
определить с точностью в сто метров, не меньше. Ничего интересного я тут
не заметил. Но ощущение чего-то таинственного, значительного и тревожного
во мне нарастало. Я уже не сомневался, что встречу здесь нечто. Ведь
недаром Крестьянчиков пересек эту точку дважды, Вольнова влекло сюда по
сходящейся спирали, а я мчал напрямик, хотя мне сейчас нужно находиться
совсем в другом квадрате.
1 2 3 4 5 6 7
работ на целый месяц вперед.
Зажглось табло: "Выход разрешаю"... Я нажал кнопку пуска.
И ангар мгновенно, превратился в "подопечную". Вездеход дернулся.
Гусеницы его врезались в "песок". Машина "прошла" метров сто, и я
остановил ее.
В кабине было прохладно. А вот там, за стеклом... Десятидневные по
земным меркам сутки "подопечной"! И вот ведь что интересно: когда
создавали программу нашей седьмой модели, машина никак не хотела понизить
температуру на поверхности "подопечной" ниже +53 градусов по Цельсию.
Солнце поднялось уже высоко и раскалило песок. Программа работ
сегодня не предусматривала выхода наружу, хотя в комбинезоне и кислородной
маске это можно было сделать.
Сейчас я должен был задать программу авторулевому. Но чаще испытатели
сами вели машину. Все-таки какое-то действие, какая-то работа, а
авторулевой только выдавал поправки, если машина чуть сбивалась с курса.
Еще в ангаре я почему-то почувствовал, что мой сегодняшний маршрут не
совпадет с запрограммированным. Это правилами работ разрешалось.
Испытатель волен был импровизировать. Но сегодня здесь было что-то другое.
Ведь Крестьянчиков в вечернюю смену вместо круга шел по прямой,
возвращаясь тем же самым путем. Вольнов в ночную смену сделал сходящуюся
спираль.
И вот ведь что странно... Вольнов сразу же вышел из своего сектора.
Он месил гусеницами вездехода песок в исследованном уже квадрате. Стоп! А
ведь точка схождения спирали совпала с тем местом, где у Крестьянчикова
сначала участился, а на обратном пути замедлился пульс. Но ведь ни тот, ни
другой не заметили ничего странного... Ну, участился пульс у
Крестьянчикова... Да только что из этого следует? Пустяк... А вот зачем
Вольнов покатил туда? Ведь он даже не знал, что в этой точке с
Крестьянчиковым что-то произошло.
Так... Но ведь я-то уже кое-что знаю. Машина, конечно, все обработает
и выдаст результаты. Но только это все будет лишь через восемь часов.
Запланированный сектор может и подождать. А вот эта странная точка...
Посоветоваться я здесь мог только со Строкиным, испытателем второго
вездехода, который находился где-то километрах в двухстах от меня. Я
включил передатчик.
- Курилов Строкину. Намерен исследовать вчерашний квадрат
Крестьянчикова.
- Строкин Курилову. Что там?
- Не знаю. Но Вольнова из ночной смены почему-то понесло туда, хотя
он ничего особенного и не заметил. Как у тебя?
- Я в квадрате по программе. Связь постоянная.
- Хорошо. Только тебе придется что-нибудь рассказывать. "Подопечная"
дает для разговоров слишком мало информации.
- Я буду петь. Мурлыкать то есть. Знаешь, Алексей, когда я здесь, мне
все время приходят в голову джазовые мелодии. И я исполняю, мысленно,
конечно, все партии: трубы, банджо, саксофона, барабана. Усложняю
обработку, создаю вариации. Даже самому нравится. А вот там, у себя в
городе, в институте, такое и в голову не приходит.
- Это потому, что у тебя здесь сенсорный голод. Ощущений не хватает.
Песок. Все один и тот же песок с самого начала и до самого конца... Так я,
Валерий, в квадрате Крестьянчикова.
Строкин в ответ что-то замурлыкал.
Я развернул машину и на предельной скорости повел ее в точку, где у
Крестьянчикова что-то произошло с пульсом. Я-то делал это вполне
сознательно, а вот что повлекло туда Вольнова?
Вездеход шел легко, без натуги, как всегда. Да и местность была
совершенно ровная. Песок. Один песок? Через определенные программой
промежутки времени исследовательский комплекс вездехода автоматически
производил самые разнообразные замеры. Но все это, как я был уверен,
впустую, все для того, чтобы лишь что-то делать, чтобы выполнять
программу, для очистки совести, словом.
Ведь седьмая модель пуста! Только вот такую простенькую планетку и
смог сфантазировать электронный мозг нашего института. Фантазии, что ли,
мало у машины? Или мощности не хватает? Конечно, когда-нибудь смогут
моделировать сложные миры. Когда-нибудь смогут... А сейчас вот приходится
месить гусеницами сыпучий песок. И так до тех пор, пока всем не станет
ясно, что на "подопечной" делать нечего и ее просто-напросто прикроют, как
уже было не раз. Потом смоделируют другую, тоже наверняка пустую. Вначале
будет некоторый интерес, все будут ждать чего-то, надеяться.
И вот ведь на каком чувстве внезапно поймал я себя: мне стало жаль
седьмую модель, у которой до сих пор не было даже названия. Жаль, что за
ненадобностью она будет пылиться в виде программы на бобинах с магнитной
лентой где-нибудь на складе неудачных научных проектов. Жаль... Ну хорошо!
"Подопечная" никому скоро не будет нужна. Исследователям, то есть
операторам, испытателям. Да разве нельзя ее приспособить для каких-нибудь
других целей? Отдать ее ученым, физикам, химикам или биологам. Пусть
строят здесь свои научные центры. А ведь действительно! Физикам-ядерщикам,
например. Соорудят они здесь какой-нибудь сногсшибательный синхрофазотрон
и будут потихонечку сидеть и радоваться. А разные промышленные
производства с вредными отходами? Ведь и их можно вынести вот на такие
смоделированные планетки. Да и мало ли что еще...
А что это за пространственно-временные парадоксы в третьей модели? Да
ведь это, наверное, не ошибка в моделировании, а именно очень сложная
модель с заранее запрограммированными парадоксами! И там, наверное, будут
изучать не саму "подопечную", а строить какой-нибудь Институт Пространства
и Времени.
Четвертый месяц я работаю испытателем, а только сейчас пришел к мысли
о том, что возможности "подопечных" гораздо шире, чем мне это казалось
ранее. Но кто-то наверняка знал это с самого начала.
Я чуть было не запел, но сдержался. Пусть уж лучше мурлычет Строкин.
А ведь работа мгновенно стала интересной. Ай да красавица! Красавица!
Конечно, красавица! А то - "подопечная". С тоски можно умереть!
"Красавица"!
4
Ничто не изменилось в песках. Да и что тут могло измениться? Яркий
свет с неба да желтое море без конца и края.
И вот я уже был примерно в том месте, где сошлась спираль Вольнова,
где то убыстрялся, то замедлялся пульс Крестьянчикова. Координаты я мог
определить с точностью в сто метров, не меньше. Ничего интересного я тут
не заметил. Но ощущение чего-то таинственного, значительного и тревожного
во мне нарастало. Я уже не сомневался, что встречу здесь нечто. Ведь
недаром Крестьянчиков пересек эту точку дважды, Вольнова влекло сюда по
сходящейся спирали, а я мчал напрямик, хотя мне сейчас нужно находиться
совсем в другом квадрате.
1 2 3 4 5 6 7