Он снова разозлился.
– Потому что это смешно! Я всего лишь пациент, и вы никогда не ответите на мою любовь! – он выскочил из кабинета и с такой силой хлопнул дверью, что картинки, висящие на стенах, перекосились.
У меня пересохло в горле, и я выпила несколько глотков воды, чтобы успокоиться.
На следующий сеанс он явился с таким видом, словно ничего не произошло. Он спокойно улегся на кушетку и сказал:
– Мы с Мегги отлично провели выходные. Ее родители уже стали относиться ко мне как к члену семьи. Ее мать – настоящая красавица, и я нравлюсь ей. В субботу мы с мистером Маком играли в гольф, а все воскресение провели на ранчо. У них огромное поместье. Гараж на пять машин, а с горы виден весь город. – Затем он добавил вполголоса: – Я кое-что украл на ранчо.
Наконец-то он признался, что что-то украл! Сначала я послушаю, что он украл на ранчо, а затем выведаю, что крал у меня.
– Я просто не смог удержаться, – продолжал он глухо. – Мы жарили мясо на лужайке возле бассейна, и миссис Мак попросила меня сходить на кухню и принести банку с маринованными овощами. Я побежал в дом, включил свет в кладовой и вошел внутрь.
Он рассказывал, то и дело запинаясь и останавливаясь.
– Не могу передать, как странно то, что я пережил. Там было огромное количество всяких стеклянных банок – консервов. Соки, груши, яблоки, варенье, небольшие луковицы – такое изобилие всего! Макароны, крупы, печенье, шоколад, соки. К стенам у них подвешены пучки всевозможных засушенных трав. Там стоял пряно-сладкий запах.
Вдруг он громко всхлипнул. Я сидела молча, чтобы дать ему возможность попытаться сдержать слезы. Он расчесал пальцами волосы, оставив взъерошенные вихры.
– Я бы все отдал, чтобы снова стать маленьким мальчиком, чтобы это была моя кладовая, и мать послала меня туда за какими-нибудь продуктами. Почему у меня никогда не было такого? Мегги выросла во всем этом. Может быть, и вы тоже! Почему меня судьба лишила этого?
Он сложил руки на поясе и повернулся сначала влево, а потом вправо. Временами его голос делался злым, но быстро смягчался.
– Я трогал руками банки, читал, что написано на этикетках, вдыхал запахи, но затем испугался, что кто-нибудь войдет и увидит меня. Я понял, что должен прихватить что-то с собой. Я не сомневаюсь, что они дали бы мне все, чего бы я ни пожелал. Но мне хотелось, чтобы они об этом не узнали. Мой выбор пал на сущую безделицу. На пакетик сушеных бобов. Они были прекрасны – бобы и фасоль самых разнообразных цветов в одном целлофановом пакетике. Он и стоит-то наверное не больше двух долларов. Но он был такой чудесный. Я взял маринованные овощи, а заодно сунул в спортивную сумку пакетик с бобами и вышел.
– А почему вас смутило то, что она может узнать о вашем желании?
– Я хочу так много, что это пугает и смущает меня. Думаю, это испугало бы любого, кто заметит во мне такое.
Он был прав. Даже меня это пугало.
– Ник, а вы когда-нибудь брали что-нибудь в моем кабинете?
– Да. Всякие мелочи. Иногда даже какой-нибудь мусор.
О, Боже! Что же я бросала в мусорное ведро? Черновики карт других пациентов? Использованную губную помаду? И почему я не использовала машину для уничтожения бумаг?
– А что вы потом делали со всем этим?
– Я хранил эти вещи, как воспоминание о вас.
Я представила себе склад у него в доме, с куклами-троллями и моей старой губной помадой.
– А вы все еще испытываете потребность делать то же самое?
– Нет, – ответил он. – Я больше не хочу ничего у вас красть. Я хочу, чтобы вы отдали мне себя.
Это было еще хуже. «Как далеко он способен зайти, чтобы добиться своего?» – подумала я.
32
Однажды Умберто вернулся домой поздно вечером с ужина, который я была вынуждена пропустить. Из-за того, что я тратила столько времени на Ника, у меня почти не оставалось времени для другой работы.
Умберто покачал головой.
– Ты все еще занята? – затем он развязал галстук, бросил пиджак на стул и плюхнулся на диван, разбросав аккуратно разложенные мной страницы различных документов.
– Осторожно! – буркнула я.
– Извини.
Я громко вздохнула и переложила бумаги на пол. Он щелкнул языком.
– Зачем ты так изводишь себя?
Я продолжала расскладывать бумаги. Разве Умберто поймет, что значит всецело отдаваться работе, как это делал мой отец, чтобы скопить достаточно денег и купить наконец магазин?
– Я хочу добиться финансовой стабильности и независимости. И я не хочу это объяснять.
– Но тебе придется объяснять это полусотне пациентов! – Он отправился в спальню, чтобы переодеться, а я осталась корпеть над своими бумагами. Через пять минут он вернулся в том же, в чем и пришел.
– Мне было бы неловко присутствовать на следующей вечеринке одному. Все говорят, что у меня роковая женщина.
– Почему я должна бросать работу ради развлечений? Ты сам ни за что так не поступил бы!
Он покачал головой.
– Разве ты сама не понимаешь?
– Объясни мне, – я начинала злиться.
– Ты не можешь работать столько, сколько ты работала, следить за домом и собакой, общаться с друзьями и при этом иметь еще время для меня. Может быть, других твоих мужчин это и устраивало, но меня нет!
После этих слов я уже не была уверена в своей правоте, не была уверена в мотивации столь усердного труда, и мне не хотелось лишаться шанса выйти замуж и обзавестись семьей. Я представила себя пожилой женщиной, которая сидит в пустом доме и готовится к лекциям. На глазах навернулись слезы.
– Я люблю тебя, и это меня пугает, – призналась я. Умберто сел рядом и поднял мне пальцем подбородок.
– Но разве ты не замечаешь, что сама вычеркиваешь меня из своей жизни?
Я оставила свои бумаги.
– Не позволяй мне так обращаться с тобой. – Я плакала и чувствовала себя совсем маленькой.
Пыл, с которым он занимался со мной любовью в эту ночь, ошеломил меня. Он вдыхал меня, закапывался в моем теле. Он сделал меня бездыханной. Голова моя была пуста. Я полностью потеряла ориентацию в пространстве. Кто же он такой, что может обладать мной с такой полнотой?
Я еще несколько дней чувствовала его ладони на своей шее, его зубы, кусающие мочки моих ушей, его пальцы, сдавливающие мои ягодицы. Иногда, отправляясь на обед, я не могла думать ни о чем, кроме его ладоней, сжимающих мои груди. Мне казалось, что я вот-вот сорвусь куда-то в пропасть.
Как-то раз я пришла домой с полными сумками. Когда я открыла входную дверь, из дома выскочил Франк и бросился через улицу. Я быстро поставила сумки и побежала за ним во двор мистера Сливики.
Когда я перебежала на другую сторону, мистер Сливики стоял на дорожке возле своего дома и похлопывал Франка по бокам.
– Не хотите ли выпить что-нибудь? – спросил он. Он говорил с сильным акцентом.
В женских тапочках и розовом халате он показался мне довольно смешным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
– Потому что это смешно! Я всего лишь пациент, и вы никогда не ответите на мою любовь! – он выскочил из кабинета и с такой силой хлопнул дверью, что картинки, висящие на стенах, перекосились.
У меня пересохло в горле, и я выпила несколько глотков воды, чтобы успокоиться.
На следующий сеанс он явился с таким видом, словно ничего не произошло. Он спокойно улегся на кушетку и сказал:
– Мы с Мегги отлично провели выходные. Ее родители уже стали относиться ко мне как к члену семьи. Ее мать – настоящая красавица, и я нравлюсь ей. В субботу мы с мистером Маком играли в гольф, а все воскресение провели на ранчо. У них огромное поместье. Гараж на пять машин, а с горы виден весь город. – Затем он добавил вполголоса: – Я кое-что украл на ранчо.
Наконец-то он признался, что что-то украл! Сначала я послушаю, что он украл на ранчо, а затем выведаю, что крал у меня.
– Я просто не смог удержаться, – продолжал он глухо. – Мы жарили мясо на лужайке возле бассейна, и миссис Мак попросила меня сходить на кухню и принести банку с маринованными овощами. Я побежал в дом, включил свет в кладовой и вошел внутрь.
Он рассказывал, то и дело запинаясь и останавливаясь.
– Не могу передать, как странно то, что я пережил. Там было огромное количество всяких стеклянных банок – консервов. Соки, груши, яблоки, варенье, небольшие луковицы – такое изобилие всего! Макароны, крупы, печенье, шоколад, соки. К стенам у них подвешены пучки всевозможных засушенных трав. Там стоял пряно-сладкий запах.
Вдруг он громко всхлипнул. Я сидела молча, чтобы дать ему возможность попытаться сдержать слезы. Он расчесал пальцами волосы, оставив взъерошенные вихры.
– Я бы все отдал, чтобы снова стать маленьким мальчиком, чтобы это была моя кладовая, и мать послала меня туда за какими-нибудь продуктами. Почему у меня никогда не было такого? Мегги выросла во всем этом. Может быть, и вы тоже! Почему меня судьба лишила этого?
Он сложил руки на поясе и повернулся сначала влево, а потом вправо. Временами его голос делался злым, но быстро смягчался.
– Я трогал руками банки, читал, что написано на этикетках, вдыхал запахи, но затем испугался, что кто-нибудь войдет и увидит меня. Я понял, что должен прихватить что-то с собой. Я не сомневаюсь, что они дали бы мне все, чего бы я ни пожелал. Но мне хотелось, чтобы они об этом не узнали. Мой выбор пал на сущую безделицу. На пакетик сушеных бобов. Они были прекрасны – бобы и фасоль самых разнообразных цветов в одном целлофановом пакетике. Он и стоит-то наверное не больше двух долларов. Но он был такой чудесный. Я взял маринованные овощи, а заодно сунул в спортивную сумку пакетик с бобами и вышел.
– А почему вас смутило то, что она может узнать о вашем желании?
– Я хочу так много, что это пугает и смущает меня. Думаю, это испугало бы любого, кто заметит во мне такое.
Он был прав. Даже меня это пугало.
– Ник, а вы когда-нибудь брали что-нибудь в моем кабинете?
– Да. Всякие мелочи. Иногда даже какой-нибудь мусор.
О, Боже! Что же я бросала в мусорное ведро? Черновики карт других пациентов? Использованную губную помаду? И почему я не использовала машину для уничтожения бумаг?
– А что вы потом делали со всем этим?
– Я хранил эти вещи, как воспоминание о вас.
Я представила себе склад у него в доме, с куклами-троллями и моей старой губной помадой.
– А вы все еще испытываете потребность делать то же самое?
– Нет, – ответил он. – Я больше не хочу ничего у вас красть. Я хочу, чтобы вы отдали мне себя.
Это было еще хуже. «Как далеко он способен зайти, чтобы добиться своего?» – подумала я.
32
Однажды Умберто вернулся домой поздно вечером с ужина, который я была вынуждена пропустить. Из-за того, что я тратила столько времени на Ника, у меня почти не оставалось времени для другой работы.
Умберто покачал головой.
– Ты все еще занята? – затем он развязал галстук, бросил пиджак на стул и плюхнулся на диван, разбросав аккуратно разложенные мной страницы различных документов.
– Осторожно! – буркнула я.
– Извини.
Я громко вздохнула и переложила бумаги на пол. Он щелкнул языком.
– Зачем ты так изводишь себя?
Я продолжала расскладывать бумаги. Разве Умберто поймет, что значит всецело отдаваться работе, как это делал мой отец, чтобы скопить достаточно денег и купить наконец магазин?
– Я хочу добиться финансовой стабильности и независимости. И я не хочу это объяснять.
– Но тебе придется объяснять это полусотне пациентов! – Он отправился в спальню, чтобы переодеться, а я осталась корпеть над своими бумагами. Через пять минут он вернулся в том же, в чем и пришел.
– Мне было бы неловко присутствовать на следующей вечеринке одному. Все говорят, что у меня роковая женщина.
– Почему я должна бросать работу ради развлечений? Ты сам ни за что так не поступил бы!
Он покачал головой.
– Разве ты сама не понимаешь?
– Объясни мне, – я начинала злиться.
– Ты не можешь работать столько, сколько ты работала, следить за домом и собакой, общаться с друзьями и при этом иметь еще время для меня. Может быть, других твоих мужчин это и устраивало, но меня нет!
После этих слов я уже не была уверена в своей правоте, не была уверена в мотивации столь усердного труда, и мне не хотелось лишаться шанса выйти замуж и обзавестись семьей. Я представила себя пожилой женщиной, которая сидит в пустом доме и готовится к лекциям. На глазах навернулись слезы.
– Я люблю тебя, и это меня пугает, – призналась я. Умберто сел рядом и поднял мне пальцем подбородок.
– Но разве ты не замечаешь, что сама вычеркиваешь меня из своей жизни?
Я оставила свои бумаги.
– Не позволяй мне так обращаться с тобой. – Я плакала и чувствовала себя совсем маленькой.
Пыл, с которым он занимался со мной любовью в эту ночь, ошеломил меня. Он вдыхал меня, закапывался в моем теле. Он сделал меня бездыханной. Голова моя была пуста. Я полностью потеряла ориентацию в пространстве. Кто же он такой, что может обладать мной с такой полнотой?
Я еще несколько дней чувствовала его ладони на своей шее, его зубы, кусающие мочки моих ушей, его пальцы, сдавливающие мои ягодицы. Иногда, отправляясь на обед, я не могла думать ни о чем, кроме его ладоней, сжимающих мои груди. Мне казалось, что я вот-вот сорвусь куда-то в пропасть.
Как-то раз я пришла домой с полными сумками. Когда я открыла входную дверь, из дома выскочил Франк и бросился через улицу. Я быстро поставила сумки и побежала за ним во двор мистера Сливики.
Когда я перебежала на другую сторону, мистер Сливики стоял на дорожке возле своего дома и похлопывал Франка по бокам.
– Не хотите ли выпить что-нибудь? – спросил он. Он говорил с сильным акцентом.
В женских тапочках и розовом халате он показался мне довольно смешным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96